Мастер силы - Жвалевский Андрей Валентинович - Страница 9

• Предыдущая
• 9/42
• Следующая

Как и всякий служилый и холостой человек, Леденцов ценил в рабочей неделе пятничный вечер и субботнее утро. В пятницу вечером осознаешь, что впереди два замечательных бездельных дня. Утром в субботу праздного времени остаётся чуть меньше, зато голова свободна и можно валяться в постели хоть до обеда. Семейному, да ещё и обременённому потомством мужчине подобное удаётся редко. С другой стороны…

Емельян Павлович не стал додумывать мысль до конца, вскочил с дивана и, чтобы взбодриться, проделал несколько физических упражнений. Не слишком, впрочем, утомительных: помахал руками да покрутил головой. Телефон требовательно мигал лампочкой автоответчика. Леденцов и без прослушивания догадывался, чей голос услышит, но всё-таки нажал на “Play”.

— Леденец, — это действительно была Катенька, — ты где пропадаешь? Что это за дела? Тебя что, опять в тюрьму забрали? Перезвони мне срочно!

Емельян Павлович направился на кухню, раздумывая о своих отношениях с этим милым, но бестолковым существом. Год назад он взял Катерину на место секретаря, но быстро понял, что его симпатия к ней зашкаливает за рамки приличия. Как благородный человек, он тут же договорился с одним своим должником и перевёл Катю в отдел маркетинга при местном станкостроительном заводе. Только после этого она стала для него Катенькой и объектом неплатонических ухаживаний. В отделе маркетинга собрались такие же, как она, улыбчивые смешливые создания (все равно на заводе никто толком не представлял, что это за маркетинг и из чего его делают). Так что рабочее время Катенька проводила весело, а большую часть нерабочего — с Емельяном Павловичем. Она таскала его по распродажам и гастролям столичных театров, чем немного утомляла.

И вот неделю назад они поругались. Это была обычная для них беспричинная ссора, после которой Леденцов обязан был три дня подряд обрывать телефон и обивать порог, ещё день — выпрашивать прощение, вскоре получать его в обмен на что-нибудь из одежды или дорогих побрякушек.

На сей раз сценарий был скомкан, потому что работы навалилось выше чердака: маячил отличный подряд на автоматизацию налогового управления. Кроме собственно денег, это сулило прочные и полезные связи… Словом, некогда Леденцову было обрывать и обивать. Он работал. Катенька дулась, сколько могла, но после налёта на офис всё-таки позвонила. Поговорили они не слишком нежно — на сей раз голова Емельяна Павловича была забита потусторонней чепухой от господина Портнова. Катя прозрачно намекнула (то есть заявила прямо), что пятничный вечер — последняя возможность искупить вину. Однако пятничный вечер Леденцов провёл в компании лингвиста-алкоголика, странного типа с гражданской выправкой и жуликоватого Сани.

Вспомнив Саню, Емельян Павлович улыбнулся и снял сосиски с плиты. Александр Леоновский, как выяснилось, был частым — и нежеланным — гостем в городских игорных домах. Он мастерски играл в покер, ни разу не попавшись на шулерстве. Дважды его били проигравшиеся в дым посетители казино, три раза — неустановленные хулиганы, а в последний год никто из завсегдатаев не садился с ним за стол.

— И не стыдно вам хвастаться? — вздыхал Иван Иванович, прерывая поток откровений словоохотливого Сани.

— А что такого? Я все по-честному делаю, тузов в рукава не прячу, с помощниками не перемигиваюсь, в чужие карты не лезу…

— Зато в чужие головы лезете!

Помнится, тогда Леденцов удивился:

— И что, вы прямо во время игры партнёров за руки хватаете?

— Зачем?

— Ну, чтобы мысли прочитать.

— За руки — это необязательно. Я и так могу. Только без физического контакта тяжелее.

“А я, дурень, — подумал Емельян Павлович, — ладошку у него выдёргивал, решил, что мысли спрячу!”

Тем временем подошли макароны, и Леденцов сел завтракать. На звонок Катеньки он решил не отвечать. Судя по всему, их отношения перешли в завершающую стадию. Немного жаль было эту маленькую, вечно взлохмаченную девочку-белочку. Емельян Павлович был в её жизни первым более-менее удачным романом. Предыдущие рыцари на белых конях обеспечили Кате череду злобных воспоминаний и два аборта.

— Ничего, — сказал себе Леденцов, — теперь у неё есть и положительный опыт. Приманит кого помоложе.

Самого Емельяна Павловича Катенька заарканила классическим женским методом — “отвали, козёл!”. Конечно, таких вульгарных выражений она не произносила, но вела себя в точном соответствии с этим девизом. Именно в период ухаживания Леденцов привык просить прощения за неизвестные ему провинности, часами говорить глупости по телефону и покупать цветы оптом.

А теперь все это следовало потихоньку сворачивать. В противном случае дело закончилось бы никому не нужной свадьбой, неизбежной супружеской ложью, загулами молодой жены и беспочвенными скандалами. Двенадцать лет разницы в шкаф не засунешь. Словом, противный случай — он противный и есть.

“И вообще, — подумал Емельян Павлович, — надо навестить нашего текстолога”. Подумал — и понял, что уже успел соскучиться по завораживающему действу, которое поглотило весь вчерашний вечер.

Тогда он не мог уяснить, что должен делать. Иван Иванович раз за разом повторял: “Захотите, чтобы Сергей Владиленович выпил водки” — и Леденцов старался захотеть. Но Саня, контролирующий процесс, только сокрушённо качал головой. Видимо, желание у Емельяна Павловича получалось неискреннее.

— Хорошо, — сказал Портнов, — попробуем по-другому. Можете ничего не хотеть. Вместо этого представьте, как наш гость хватает бутылку и выпивает её.

— Сколько можно над человеком издеваться, — вздохнул Тридцать Три, но его реплику проигнорировали.

Леденцов сосредоточился и представил: вот маленький человечек протягивает руку, отработанным движением срывает пробку, подносит “чекушку” ко рту… В это время звякнул телефон. Иван Иванович отвлёкся на секунду, и бомжующий лингвист стремительно завладел вожделенной бутылкой. Движение его было молниеносно, как полет стрелы. А ещё оно напомнило кинофильм, который Леденцову показывали в детстве на уроках биологии: лягушка охотится на мошек. Портнов с боем вернул бутылку на место.

— Уже лучше, — сказал он, — только силу не рассчитали. Надо нежнее.

— Нежнее? — уточнил Емельян Павлович. — Думать о водке с нежностью?

— Именно. Скажите, вы не почувствовали некоторого сопротивления?

— Чёрт его знает. Кажется, что-то было. Что-то упругое.

— Отлично. Это и есть эффект “отбойника”. Попробуйте надавить на него, но чуть-чуть. Без фанатизма.

Леденцов пробовал ещё раз десять, но рассчитывать силы так и не научился. Чувствуя сопротивление, он слишком резко усиливал давление (слишком ярко все представлял) и каждый раз текстолог получал шанс схватить бутылку. Однажды от случайного толчка она опрокинулась и покатилась к нему по столу.

— Но-но! — прикрикнул Саня. — Без телекинезу мне тут!

Тридцать Три вздохнул протяжно и с присвистом.

— Отпустили бы вы меня, граждане, — сказал он голосом профессионального страдальца. — Я бы уж сам как-нибудь…

Часам к семи Иван Иванович решил, что на сегодня достаточно, и самолично вручил сосуд с огненной водой измученному подопытному лингвисту.

Емельян Павлович понял, что вымотался. Он пытался задавать Портнову вопросы общего характера, но тот остановил его коротким жестом руки:

— Как только вы немного натренируетесь, половина вопросов отпадёт. Остальное расскажу. Честное слово. Многое станет ясно уже завтра.

“Завтра наступило, — подумал Леденцов, допивая кофе, — пора прояснять многое”…

…Катенька после несостоявшейся встречи в пятницу остервенела окончательно. Она обзвонила все известные ей телефоны Палыча и всех его знакомых. Она оставила ему истеричное послание на автоответчике. Последнее было совершенно недопустимо, но Катенька из состояния остервенения уже перешла в стадию растерянности, долго там не задержалась и направилась прямиком в отчаяние.

Она даже сбегала в офис “Мулитана”, обнаружила на его двери все те же бумажки с печатями и запаниковала. После этого Катенька могла только сидеть дома, гипнотизировать телефон и повторять, как заевшая граммофонная пластинка:

• Предыдущая
• 9/42
• Следующая