Лунный парк - Эллис Брет Истон - Страница 18
- Предыдущая
- 18/80
- Следующая
– Откуда мне знать? Твой студент? Один из легиона твоих фанатов? Тебе-то что?
– Забудь.
Я заглох и минуту-другую думал о своем.
– А ты выяснила, что произошло в комнате Сары? – спросил я мягким голосом. – Потому что, Джейн, я подумал, может, это она сама натворила? – Я помолчал для большей выразительности. – Она говорит, что виновата игрушечная птица – эта штуковина Терби, которую я купил еще летом, и, знаешь, это вызывает определенное беспокойство. Кроме того, где была Марта, когда случилось так называемое нападение? Мне кажется, это…
Джейн волчком развернулась:
– А почему ты закрываешь глаза на то, что это мог сделать кто-то из твоих бухих обуревших студентов?
– У моих студентов вчера были занятия поинтереснее, чем рыться в комнате нашей до…
– Ну да, трахаться в душе, например, – я их знать не знаю, – или нюхать кокс с кухонной стойки. – Она, не отрываясь, смотрела на меня, руки по швам.
Затянувшуюся паузу я подкрепил возмущенным:
– Кто-то добрался вчера до кухни?!?
– Да, кто-то употреблял на нашей кухне наркотики, Брет. – Эту реплику она произнесла своим фирменным озабоченным тоном.
– Дорогая, может, кто-то и употреблял наркотики, однако я не сомневаюсь, что делалось это тихо-спокойно, с соблюдением правил приличия. – Я беспомощно запнулся.
– И ты тоже употреблял, я знаю.
Она поперхнулась, сарказм испарился; она снова отвернулась от меня и опустила голову. Я заметил, что рука ее сжалась в кулак, и услышал прерывистое дыхание, которое предшествует слезам.
– Ты хотела сказать, что я раньше употреблял, – мягко произнес я. – Все это в прошлом, ты же знаешь. – Пауза. – Я же на ногах!
– Ну да, – пробурчала она, – еле держишься.
– Да смотри же, я сижу, потягиваю сок, просматриваю газеты.
Она вдруг взяла себя в руки.
– Ладно, забудь. Довольно.
– А зачем это ты звонишь жене Джея и спрашиваешь…
– Мне бы не пришлось звонить Хелен, если б ты не взялся за старое, – почти крикнула она, и в голосе ее слышалось страдание. Она остановилась и несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. – Я не могу сейчас об этом говорить. Давай не будем.
– Резонно, – промямлил я и снова уткнулся в газеты.
Я попытался сделать большой глоток, но сок перелился через край; я сдался и поспешил трясущейся рукой поставить стакан обратно на стол.
Выведенная из себя моим будничным тоном, Джейн снова резко повернулась ко мне.
– Это противозаконно, Брет. И от того, что делалось это в нашем доме…
– Это частный дом! – заголосил я.
– …Легальным это не становится.
– Ну, технически это нелегально, но…
Она ждала, что я закончу предложение, но я предпочел этого не делать.
– Джейн, я вчера не употреблял никаких наркотиков.
– Ложь! – сорвалась она. – Ты врешь мне, и я не знаю, что с этим делать.
Призраку стоило огромных усилий подняться и притрусить к Джейн. Призрак обнял ее, повис на ней, и она не отстранилась. Ее трясло, между всхлипываниями трепетали неровные вздохи.
– Может, просто будешь мне верить… и… – Я повернул ее к себе лицом и умоляюще посмотрел на нее грустным и томящимся взглядом. – Просто любить меня?
В кухне снова повисла тишина. Джейн бросилась в мои объятия и сжала так, что мне едва хватало воздуха. Я бросил взгляд на пса. Виктор пялился на меня. «Как ты мне осточертел, – думал он, – ничтожество». Я смотрел на него, а он, потеряв интерес, лизнул лапу и отвернулся. Ему было противно смотреть на меня, и он знал, что я это знаю. И его это радовало. Это-то меня и бесило: пес знает, что я знаю, что он меня ненавидит, и получает от этого удовольствие. Когда я снова взглянул на Джейн, она смотрела на меня с такой надеждой, что выражение ее лица граничило с безумием. Мне захотелось отстраниться.
Но тут Джейн мягко оттолкнула меня и сказала бесхитростно:
– В воскресенье мы идем к Алленам на ужин.
Никак было не отвертеться.
– Звучит… – я глотнул воздуха, – многообещающе.
Когда она ушла за Робби, в моем желудке произошло извержение, и, оставив коктейль на столе, я поспешно рванул к ближайшему туалету и едва успел сесть на унитаз, как хлынул стремительный поток диареи. Тяжело дыша, я дотянулся до последнего номера «Обоев» и пролистнул его, пока опорожнялся мой желудок. Я уставился на ванну в полу, а потом в окошко на просыпающуюся Эльсинор-лейн и увидел, как по дорожке, все еще усеянной тыквами, от нашего дома к соседнему идет мальчик, понял, что это Эштон Аллен, и в какой-то момент он прошел так близко от окна, что я смог разглядеть даже надпись на его футболке – «СМОТРИ В ОБА, МОГУ И ФОКУС ОТМОЧИТЬ», – а потом на подоконник сел воробей, и я отвернулся.
Вскоре всю ванную обволок характерный для последствий пьяной ночи аромат – экскременты и алкоголь, замешанные в такую гнусную вонь, что покинул уборную я почти так же поспешно, как прибыл.
Когда я приковылял на кухню, Джейн разливала кипяток по керамическим плошкам, а Робби подошел к столу, отхлебнул из моего стакана и, скорчив рожу, сказал:
– Мам, этот сок какой-то странный. А «тропиканы» не осталось?
– Робби, сынок, я не хочу, чтоб ты пил «тропикану», – отвечала Джейн. – Марта сделала тебе свежий сок. Там, возле раковины.
– Так и этот свежевыжатый, – промямлил он.
Я так и стоял в дверях, пока Робби не оставил мой стакан и не направился к соковыжималке. (Несвежевыжатый сок был под строгим запретом, поскольку портил зубы и способствовал появлению лишнего веса.) Когда я подходил к столу, Робби, обернувшись, увидел меня и бросил едва различимый оценивающий взгляд, после чего как ни в чем не бывало пошел дальше собирать свой рюкзак. Робби как будто до сих пор не привык к моему присутствию, впрочем, мне с ним тоже сложно было ужиться. Мы опасались друг друга, оба были начеку, и хотя наладить связь, сблизить нас должен был именно я, его нежелание – громкое и навязчивое, как гимн, – практически невозможно было преодолеть. Переиграть его тоже казалось задачей неосуществимой. Я окончательно потерял его – его глаза, направленные в пол всякий раз, когда я входил в комнату, напоминали мне об этом печальном факте. Тем не менее меня до сих пор возмущало то обстоятельство, что у него – не у меня – не хватило мужества сделать первый шаг.
– Здорово, приятель, – бросил я, присаживаясь за стол и допивая «отвертку», которая прошла с трудом, и я зажмурился, пока алкогольное тепло не заструилось в организме и веки мои не распахнулись самопроизвольно.
Робби что-то пробурчал в ответ. Этого было достаточно. Уроки начинались в 8:15 и заканчивались в 3:15, а различные внеклассные занятия часто оттягивали возвращение детей до 5:15, так что обычно у меня бывало до девяти часов спокойствия. Но тут я вспомнил, что вечером будет детский праздник и что к полудню мне нужно быть в колледже (день консультаций, но по большей части – предлог для встречи с Эйми Лайт), после чего у меня назначен визит к аналитику, доктору Ким, и по ходу этих суровых испытаний желудку предстояло переварить много ксанакса, а мне – улучить момент и прикорнуть. Вошла экономка и что-то сказала Джейн по-испански.
Та ответила, завязался разговор, из которого я не понял ничего. Потом Роза активно закивала и вышла из кухни.
По случаю Хэллоуина в школу можно было идти без формы, и Робби оделся в футболку с надписью «НЕ ПЕРЕЖИВАЙ? КТО? Я?» и рабочие штаны на несколько размеров больше – все его вещи были сильно на вырост, мешковатые, с заметными ярлыками. Пара роликовых коньков висела через плечо, и он рассказывал Джейн, как скачал что-то с сайта «Баффи – истребительницы вампиров», и все пытался засунуть футбольный мяч в новый рюкзак «Таргус» – каркасный, с клапаном вперехлест, «допустимая» нагрузка двадцать пять фунтов («Найк био-кей-эн-экс» вызывал боли в позвоночнике, сообщил Роббин терапевт). В руках он держал журнал «Гейм-про», чтобы почитать по дороге в школу, он слегка нервничал из-за предстоящего устного опроса по теме «Образование водопадов». Пока я листал газеты, Робби пожаловался, что ночью, уже после вечеринки, ему слышались какие-то звуки. Но откуда они доносились, он точно сказать не мог, то ли с чердака, то ли с крыши, но больше всего – от стен дома. Кроме того, кто-то скребся в его дверь, а проснувшись утром, он заметил, что вся мебель в его комнате переставлена, вдобавок на двери у порога обнаружились три-четыре глубокие царапины (которых он, конечно же, не делал), а когда он взялся за дверную ручку, она была влажная. «Ее кто-то как будто обслюнявил», – закончил он, и его передернуло.
- Предыдущая
- 18/80
- Следующая
