Искатели каучука - Эллис Эдвард Сильвестр - Страница 15

• Предыдущая
• 15/36
• Следующая

— Это интересное место, — заметил Ардара, покуривая трубку вместе с Джеком Блокли на палубе. — Я много раз бывал здесь. Народ тут очень гостеприимный и рад посетителям. Я ходил молиться в церковь и видел там прекрасную плиту на одной стороне. Это пожертвовал Марциус, ученый мореплаватель и дворянин, которого послал в Бразилию Максимилиан, король Баварский, пятьдесят лет тому назад. Он спасся почти от верной смерти, когда плыл по реке в ужасную бурю, и вот в благодарность за свое чудесное спасение поставил в 1846 году эту плиту в церковь.

— Он поступил, как настоящий дворянин, — сказал Джек. — А то большинство людей дают всевозможные обеты, пока находятся в опасности, но после скоро забывают о них, как только небо над ними проясняется!

— Но этот Марциус, рыцарь, оказался не таким неблагодарным, как другие, и я очень рад этому. И не только плиту он пожертвовал, а и позолоченную статую распятого Спасителя, в человеческий рост величиной. Он стоит на кресте из дерева. На плите есть и объяснение, по какому случаю поставлена здесь статуя и крест.

— Что, в городе нет никаких волнений?

— В нем спокойно, насколько это только возможно. Тут есть полиция, на обязанности которой лежит наблюдать за порядком, и которая докладывает обо всем шефу полиции в Пара: есть и шерифы, и констебли, и правильно устроенный суд.

— Какова индейская часть города?

— Она лежит вон там, где огни отражаются в воде. Население ее мирное и добродушное, и я никогда не слыхал, чтобы оно устраивало смуты, да если бы это и случилось, то власти наверное подавили бы волнения. Индейцы бедны, и жалкие домишки их ничего не стоят в сравнении с другими.

— Откуда пришли сюда эти индейцы?

— Никто не знает этого наверное, но я думаю, что это иезуитские миссионеры первые собрали в эту местность индейцев — потомков тех, которые пришли с дальнего севера, вероятно, из Венесуэлы. Их было много, и они отличались силой, наводившей страх на прочих индейцев.

— Двести лет тому назад миссионеры переселили их на это место; столько же лет и той старой крепости, развалины которой вы видели. В 1750 году здесь было несколько сотен индейцев, и начали приезжать португальские торговцы. Они стали разводить плантации какао и кофе, а спустя четыре года город получил свое настоящее имя.

— Меня просто поражает, как много знаете вы о вашей стране и ее народе! — сказал восхищенный Джек.

— Пока я был дома, я много читал, но не больше, чем тысячи других людей. Я полагаю, что всякий человек обязан знать историю своей страны. Этот город Сантарем пережил тоже и тяжелые времена. Так, в 1773 году мундурукские индейцы тучами устремились на деревни и поселки и разграбили их все, кроме Сантарема. Здесь была отчаянная битва, продолжавшаяся несколько дней, но в конце концов горожане отстояли свой город и прогнали неприятелей. Вскоре после того наступили мирные времена, и туземцы сделались лучшими друзьями белых.

— Я думаю, белым было не трудно справиться с ними?

— Не очень-то. В 1835 году было крупное возмущение. Сантарем взбунтовался, но мундуруские индейцы присоединились к мирной половине граждан и прогнали бунтовщиков. Они представляют теперь как бы железную стену между поселенцами и дикими индейцами, которые в противном случае делали бы нападения на плантации, не будь здесь мундуруков. Когда я в последний раз был в Сантареме, туда явился один из мундурукских вождей, весь татуированный и разукрашенный перьями. И с ним обошлись точно с принцем, так как всем известно, что он такой же верный друг города, какими были и его предки.

Так разговаривали Ардара и простодушный Джек, пока не стало поздно, и они не улеглись спать.

Утро, в которое маленький пароход «Исследователь» плыл по темным, прозрачным водам Тапайос, было такое прекрасное, какого мальчики еще не видали с тех пор, как оставили Макону. На небе не было ни облачка, и нежный ветерок, вызываемый движением парохода, облегчал слишком удушливый жар.

— Если только погода не переменится, — сказал Гарри, с сомнением глядя на голубое небо, — то нельзя желать ничего лучшего!

— Я не думаю, чтобы сегодня был дождь, — заметил Ардара, внимательно всматривавшийся в течение нескольких минут в небо. — Но что касается погоды в этих широтах, то про нее можно только сказать, что она отличается удивительной переменчивостью, так что никогда нельзя ничего предвидеть в этом отношении заранее!

По мере того, как пароход двигался вперед, река то расширялась, то снова суживалась. К югу лежали туманные холмы Диамантины и Панамы, вырисовываясь на лазури неба. Утесы из белой глины, песчаное прибрежье и скалы чередовались по обеим сторонам в то время, как пароход прокладывал себе путь по реке Тапайос к таинственным лесам, которые, казалось, собирались преградить дорогу смелым исследователям.

Они прошли широкую реку, вливавшую в Тапайос такие же желтые волны, как и в Амазонке. Эта река, известная под именем Фуро-де-Арапихуна (Furo-de-Araphuna), спускается с севера и представляет на самом деле рукав настоящей реки, простираясь между нею и Тапайос и принося с собой так много осадка, что из него образовалась уже порядочная насыпь, далеко вдающаяся в проток реки.

— Мы будем плыть всю ночь? — спросил Нед Ливингстон, направляясь в ту часть парохода, где Ардара и Джек Блокли курили трубки, точно два брата.

— Нет, — был ответ, — капитан Спрогель мог бы безопасно плыть и ночью, так как река глубока и широка и останется такой еще на значительном протяжении, но, при самых лучших условиях, ночью представляется больше опасностей. Нам нечего торопиться. Пройдут, быть может, месяцы прежде, чем мы вернемся в пару, и нам выгоднее выбирать медленный, но верный путь.

Таким образом простая осторожность заставляла капитана Спрогеля не плыть в течение ночи, и если бы он поступал иначе, то его нельзя было бы оправдать.

— Если хотите, — сказал Ардара, — то мы сойдем на берег и расположимся там на ночь лагерем, вместо того, чтобы оставаться на пароходе.

Мальчики были в восторге от этого предложения, так как, хотя у них было отличное помещение на пароходе, им нравилась всякая перемена, да и в перспективе провести ночь на берегу было слишком много романтической прелести. Виды, открывавшиеся в течение дня, представляли мало разнообразия. Леса по правую и левую сторону сменялись иногда лесистыми холмами, низинами и песчаными береговыми отмелями, но не было ничего, что бы поражало взор.

Капитан Спрогель направил пароход к берегу и бросил якорь, намереваясь остаться здесь до следующего утра. Было еще довольно раннее послеобеденное время, и вся компания наших путешественников выкупалась в прохладных водах Тапайос. При этом все весело дурачились и проделывали всевозможные штуки друг с другом. Матрос, родившийся в Патагонии, Ардара и Джек Блокли оказались лучшими знатоками по части плаванья, хотя Гарри Норвуд отличался особенной ловкостью, поворачиваясь с такой быстротой, что его не могли догнать. Затем, после раннего ужина, занялись устройством лагеря, который поспел еще до наступления сумерек. Мальчики и Ардара собирались спать на берегу, между тем, как Джек и остальные предпочитали свои удобные койки на пароходе.

— Нам надо повесить свои гамаки между деревьями! — сказал Ардара.

— Зачем?

— Чтобы предохранить себя от всяких животных, хотя и мало вероятия, что они будут беспокоить нас ночью!

Гамаки повесили на деревья у самой воды. Они были на высоте двадцати футов от земли — достаточно высоко, чтобы до них не могли добраться дикие звери. Костер ярко горел весь вечер, пока мальчики не почувствовали себя усталыми и не полезли со всеми предосторожностями в свои импровизированные постели.

У Гарри и Неда даже немного закружилась голова, когда они взглянули из своих гамаков на костер, горевший далеко внизу под ними. Казалось, одного неосторожного движения достаточно было, чтобы упасть с такой страшной высоты и убиться до смерти. Но, обсуждая положение дел со всех сторон, они кончили тем, что крепко заснули.

• Предыдущая
• 15/36
• Следующая