Лед Бомбея - Форбс Лесли - Страница 36
- Предыдущая
- 36/117
- Следующая
– Мне нравятся развалины.
– Развалинами любуются, как правило, только туристы.
– И археологи. – Подумав, я пришла к выводу, что с моей стороны это было далеко не самое тактичное замечание. – По правде говоря, мистер Чопра, я ваша большая поклонница с пятнадцати лет, – поспешила я исправить свою оплошность, – и с восторгом вспоминаю, как вы играли поэта в фильме моего свояка.
– Почему же вы с самого начала не сказали об этом, моя милая девушка? Поклонники – такая редкость для меня теперь. Ну, в таком случае приезжайте завтра ко мне на ленч после бассейна. Хотя боюсь, что я вас сильно разочарую.
Когда я выходила из отеля, служитель подал мне факс от независимой телекомпании, для которой в прошлом я часто делала передачи. В нем говорилось, что полученная мной информация относительно коррупции в киномире Бомбея представляется им достаточно перспективным материалом, работу над которым стоит продолжить. Но они-то, конечно, не знали, что главный подозреваемый на данный момент – мой свояк.
Бани «Брич-Кэнди» находились на улице Бхулабхаи-Дезаи в километре к северу от Висячих садов.
– Сады разбиты над резервуарами, из которых воду получает весь Бомбей, – сообщил мне Томас. – Люди шутят, что стервятники вырывают куски мяса из трупов с расположенного неподалеку кладбища парсов и бросают их в эти водные источники. Сады разбиты здесь в 1881 году, и в них есть примечательные живые изгороди, подстриженные в форме различных животных.
– Сейчас семь тридцать утра, Томас, и я не готова к прогулке по регулярным паркам.
Единственное, о чем я могла думать в ту минуту, была приближавшаяся встреча с сестрой. Как сообщить ей о том, что, возможно, ее муж виновен в серьезном преступлении. Ожидание встречи вызывало во мне тягостные чувства, которые на этот раз трудно было объяснить погодой, так как недавно тяжесть в атмосфере разрядил короткий, но сильный ливень. Над Брич-Кэнди – одним из небольших заливчиков, в которые во время приливов устремлялись потоки воды, затопляя на своем пути низины и превращая городские возвышенности в семь островов, – облака выглядели так, словно придворный парикмахер Людовика XIV встал ни свет ни заря и начал причесывать и завивать атмосферные пары в немыслимые букли, пуфы и грандиозные прически а-ля Помпадур.
Брич-Кэнди осушили, заполнили, как утверждали некоторые циники, городским мусором и дерьмом. Его имя носило теперь здание, построенное в 20-е годы и к нашему времени сильно обветшавшее. Оно чем-то напоминало зал ожидания старых аэропортов, теперь служащий неким подобием клуба для посетителей бассейна. Служитель у входа сообщил мне, что иностранцам запрещено посещение этого заведения без паспорта. Услышав, что я оставила свой в отеле, он пожал плечами и вернулся к чтению книжки Вудхауса о Дживсе.
– Извините, – сказал он, заметив, что я заглядываю в его книгу через плечо, – вы не скажете, кто такой Ницше? – Он указал на следующий отрывок: «Когда-то я был помолвлен с его дочерью Гонорией, жутким движущимся музейным экспонатом, обожавшим читать Ницше...»
– Немецкий философ. Очень уважаемый нацистами. Воспевал сверхчеловека, который, по его мнению, должен был править миром, отвергнув традиционную мораль. Смерть Бога и все такое прочее. Умер от сифилиса, если не ошибаюсь. Мораль: не делай поспешных выводов о Боге.
– Спасибо, мадам. Как жаль, что эти комментарии не включены в текст.
– Вам нравится Вудхаус?
– Мистер Вудхаус очень популярен в Индии. Его книги полезны для совершенствования нашего английского.
– Это многое объясняет, – заметила я. – А теперь мне можно войти?
– О нет, мадам. Я не могу нарушить инструкцию.
К счастью, моя сестра с мужем опоздали всего на двадцать пять минут, то есть, по бомбейским стандартам, пришли даже слишком рано.
Миранду оказалось нетрудно узнать, несмотря на годы, прошедшие с нашей последней встречи. Ее лицо, обрамленное длинными, до плеч, черными волосами, было очень похоже на мое собственное, только смуглее, цвета молочного шоколада. Создавалось впечатление, что художник, создававший первую сестру, решил сделать ее копию, но из более мягкой и темной глины.
– Роз! – воскликнула она, направляясь ко мне характерной покачивающейся походкой беременных женщин.
Она попыталась обнять меня и захихикала, когда это ей не удалось из-за большого живота.
– Просто классно, что мы снова встретились! И я так рада, что этот страшноватый инцидент в пещерах не имел для тебя серьезных последствий.
Я напряглась. Что это, пошлая аффектация или взрослые женщины в наше время действительно начали употреблять слова типа «классно» и «страшноватый»? Я сделала шаг назад, чтобы получше рассмотреть ее, пытаясь под внешностью элегантной матроны обнаружить ту сестру, которую я когда-то знала. Мне бы хотелось побыть с Мирандой наедине, вспомнить без посторонних то общее, что нас когда-то объединяло, но за спиной сестры стоял высокий мужчина, чья стрижка ежиком отливала серебристым глянцем, как у дорогого столового прибора, – Проспер Шарма, мгновенно узнаваемый по множеству старых фотографий.
В свои пятьдесят четыре года Проспер выглядел не больше чем на тридцать пять: гладкая кожа, спортивное сложение. На нем была идеально чистая светло-голубая холщовая пижама в традиционном индийском стиле, глядя на которую я тут же вспомнила о пятнах от яичного желтка на собственной рубашке. Когда же Шарма снял солнечные очки, я увидела его восхитительные, глубоко посаженные глаза орехового цвета. Их обрамляли мягкие брови, столь тонко очерченные, что возникало впечатление некой искусственности и грима.
Правда, в Проспере все производило такое впечатление. Во всем, от голоса до рукопожатия, он был холоден и изыскан, словно принадлежал к какому-то иному миру, совершенно отличному от нашего. Он одарил меня одной из своих самых теплых улыбок и произнес несколько светских фраз, которым надлежало продемонстрировать меру его воспитанности. Мне трудно было соперничать с этим неподражаемым шармом, при том, что улыбался Шарма почему-то только нижней половиной лица, хотя улыбка у него была очаровательная, мальчишеская.
Казалось, в данный момент он просто играет свою очередную роль – свояка, очаровывающего родственницу. При этом Проспер пристально следил за всем происходящим, точно оценивая производимое им воздействие. Почувствовав, что еще чего-то не хватает и я не окончательно покорена его обаянием, он добавил еще несколько изящных комплиментов, так он поступил бы с актрисой, капризничающей на съемочной площадке.
Возможно, я к нему несправедлива. Этот человек известен мне только по его славе. Когда-то он ставил великие картины – десять, возможно, двадцать лет назад, – но и поныне он продолжает рядиться в одежды былой славы. Человек, который, возможно, убил свою первую жену до того, как женился на моей сестре.
– Идешь купаться в драгоценностях, – сказала я, касаясь крупных камней в серьгах Миранды. – У тебя, наверное, есть и другие, много лучше.
Я хотела сказать что-то более теплое, родственное, но поняла, что не смогу ничего выговорить, пока на меня смотрят пристальные глаза Проспера.
Миранда покраснела.
– Проспер подарил мне их на прошлой неделе. С тех пор я их не снимала. Но я пришла просто понаблюдать. Я стала слишком толстой для плавания.
– Вы, наверное, часто здесь бываете, Проспер? – сказала я, проходя в бассейн мимо задержавшего меня служителя, который на этот раз с поклоном пропустил меня, даже и не вспомнив о моем паспорте. – Я удивлена.
Перед нами простиралась грандиозная карта Индии, при том, однако, что суша здесь стала водой, а океан – бетоном. За бассейном начиналось настоящее море.
Его восхитительные брови поднялись, изобразив удивление.
– Отчего же?
– Мне почему-то казалось, что вы должны предпочитать какие-нибудь более закрытые элитарные клубы.
По классическим чертам пробежала легкая тень неудовольствия, однако слишком легкая, чтобы как-то нарушить их невозмутимую гармонию.
- Предыдущая
- 36/117
- Следующая
