Канадский гамбит - Эхерн Джерри - Страница 18
- Предыдущая
- 18/36
- Следующая
Наемник лишь лениво отмахнулся.
— Кстати, — вздохнул О’Хара, — В твоем личном дельце ничегошеньки не говорится о происхождении этой глазной повязки. Прости за нескромность, как ты ею обзавелся?
Фрост улыбнулся едва ли не со злорадством, заранее смакуя чепуху, которую готовился изречь. Но внезапно подскочил, осененный неожиданной мыслью.
— К лешему! То есть, расскажу, но в другой раз! Послушай, а что, если они рассчитывали спровадить тебя на тот свет — руками ныне покойного Карла, — и завладеть вот этой лодчонкой?
— Не понимаю, Фрост, — сказала Элизабет.
— Сейчас поймешь. Ведь мы не знаем в точности, украли катер наши приятели террористы, или кто-либо другой. А вдруг они рассчитывали уйти в лодке О’Хары?
— Тогда на кой пес было им дырявить твою? Взяли бы спокойно — и смылись.
На этот вопрос ответить было тяжелее. Но Элизабет умудрилась.
— Вы уверены, что за этой публикой не охотятся помимо нас? Что никто не крался у них по пятам, не изуродовал нашу лодку именно дабы отрезать негодяям путь к отступлению по реке?
— Чушь, прошу прощения, — возразил О’Хара. — Отчего же эти благодетели не вмешались, когда немцы накинулись на вас и Кевина?
— А они могли не подозревать о нашем присутствии, — сказала Элизабет. — Видите ли… Я профессиональный репортер, знакома с картотеками и досье, ускользающими от внимания даже таких специалистов, как федеральные агенты. Вы предполагаете, мы и впрямь столкнулись с бандой Баадер-Мейнхофа?
— Почти убежден. Или полностью убежден. Пожалуй, последнее…
— У израильтян — огромный зуб на этих людей. За мейнхофской сволочью охотились чуть ли не с тем же прилежанием, с каким отлавливали Эйхмана. Что, если…
— Умница, — тихо сказал Фрост. — Но это значит…
— Что?
— Что голубчики удирали посуху, яко по водам! Но с куда меньшими удобствами и прытью. Следовательно, мы…
— Уже опередили их, — подхватил О’Хара. — Но это всего лишь предположение, мисс.
— Резонное предположение, — сказал наемник. — Вспомни: мы не слышали мотора. А уж восьмиместный катер, беря с места, ревет не хуже среднего, а то и тяжелого танка! Понимаешь?
О’Хара сощурился и медленно кивнул.
— Стало быть… — произнес он.
— Стало быть, надобно задержаться и провести кой-какие разыскания. Рассуждаем: если у террористов трехмоторный катер — нам их так и так не догнать. А если они продираются сквозь лесные дебри — нужно идти навстречу или наперерез. Это уж как повезет.
— Излагай. У тебя, похоже, имеется план.
— Совершенно верно. Ты и Бесс уводите лодку вниз по реке. Впереди — крутая излучина, так что я пересеку мыс гораздо быстрее, нежели обернетесь вы сами. Если предположения наши ошибочны — совершу прогулку ради моциона. Если же справедливы — то, учитывая фору в три-четыре часа, которую получили террористы, они где-то здесь и вынуждены заночевать. Дальше начинаются пороги, быстрина. Переправляться через эдакое местечко во мраке — чистое самоубийство. Не решатся. И, значит, у меня есть неплохой шанс наткнуться на милую компанию. И, понятно, захватить врасплох…
— Уразумел. Но только моцион буду совершать я, а вы с Элизабет занимайтесь мореходством.
Фрост помолчал. Неторопливо кивнул. Ирландец объявил себя генералом крошечной армии, а человеком, способным пререкаться с личным составом, О’Хара не выглядел. Спорить было бесполезно.
— Что ж, если ты настаиваешь…
Наемник вскочил и, метя ирландцу в пах, с кошачьим проворством сделал ложный замах ногой — классический пинок из французского бокса, известного как “сават” и весьма схожего с каратэ. О’Хара, к чести своей собственной, и Федерального Бюро вообще, успел уклониться от совершенно внезапного и всецело предательского нападения.
Этого-то капитан и ждал.
Фростовский локоть с размаху стукнул прямо в челюсть ирландца, кулак врезался ему в живот, а когда О’Хара согнулся, новый — теперь уже нисходящий — удар локтем в левую лопатку распростер его на траве.
— Помоги, — выкрикнул Фрост, оборачиваясь к Элизабет. — Он тощий, но тяжел, и весьма!
Секунду спустя Элизабет уже была рядом с наемником. Вдвоем они приподняли бесчувственное тело, перевернули, оттащили в сторону.
Фрост отобрал у федерального агента оба револьвера, отдал женщине.
— Торжественно вручишь, когда опамятуется. Это займет у голубчика минут примерно десять. И даст мне достаточную фору.
— Да оставь ты оружие на месте, — недовольно сказала Элизабет. — Зачем непременно устраивать церемонию? Думаешь, очень ловко себя почувствую? “Простите за причиненное беспокойство, примите наши извинения и ваши пушки”?
— Возможно, спросонок этот субъект бывает раздражителен. И я не хочу, чтобы он сперва палил, а потом рассуждал…
Фрост отсалютовал ирландцу, произнес: “До скорого свидания… маэстро!” — и бросился прочь.
Ночь не походила на предыдущую. Дул пронизывающий ветер, летели по темному небу густые облака, сквозь которые лишь изредка проглядывала ущербная луна. Звезд было не видать вообще.
В воздухе витало что-то противное: то ли крупная морось, то ли мелкий мокрый снег — во всяком случае, это “что-то” было очень холодным.
Лес безмолвствовал. Животные, птицы, насекомые чувствовали приближение бури с точностью, которая заставила бы позеленеть от лютой зависти любого ученого метеоролога. А уж такая полная тишь, подумалось Фросту, предвещает, наверное, из ряда вон выходящую непогоду…
При случайных проблесках лунного сияния Фрост приметил клочья шерсти на древесной коре. Здесь терся и чесал бока ветвисторогий канадский олень — огромный, крепко смахивающий на лося. Олень то ли зимней линькой занимался, то ли опрятностью отличался неимоверной и прихорашивался у всякого ствола, то ли, напротив, был неряхой, которого по заслугам донимали блохи, вызывавшие нестерпимый зуд, — но шерстяные метки красовались вдоль всей тропы.
Ее-то и выбрал Фрост, ибо олени, повинуясь инстинкту, всегда стараются ходить по стежкам наименьшего сопротивления — там, где поменьше валежника, выбоин, промоин, колючего кустарника.
В правой руке наемник уже держал полностью заряженный и подготовленный к бою пистолет-пулемет KG—9, а знаменитый хромированный браунинг — взведенный и поставленный на предохранитель — обретался в заранее расстегнутой кобуре. Черный светящийся циферблат “Омеги” сообщал: капитан торопится по лесу уже двадцать минут.
Голени Фроста начинали ныть от напряжения, легкие саднило по той же причине.
“Курить меньше следует! — подумал Фрост не без досады на себя самого: — Ты, в конце концов, не кабинетный затворник, а полевой боец! Форму беречь надобно!”
О’Хара, припомнил наемник с долей завистливой злости, не выше, не плотнее, да еще и старше десятью годами — а насколько здоровей и выносливей!
Фрост прислушался, и тотчас распластался на земле за сосновым или кедровым стволом — в темноте определить породу дерева было затруднительно.
Впереди послышался шум.
Кто-то двигался по лесу, и явно был здесь чужаком, ибо двигался неуверенно, полуощупью.
“О’Хара?”
Фрост немедленно отмел эту мысль. Во-первых, опередить его настолько ирландец не мог. Во-вторых, не в интересах федерального агента было пускать прахом все их совместные расчеты. Олень?
Тоже едва ли. Олени обычно избегают шляться по ночам, а уж тем паче стадами. Шаги, сделавшиеся теперь гораздо четче и различимее, явно принадлежали многим парам ног.
Террористы? Возможно. Только Фрост усомнился в своем предположении. Похитители могли, разумеется, выслать пикет, ночной дозор — но не в таком же количестве, и не прочесывать местность, а потихоньку затаиться, наблюдать, вести себя тише воды, ниже травы…
Люди.
Явно люди.
Отряд.
Но чей же, разрази вас?
Фрост уже успел отдышаться и осторожно пополз вперед. Звуки слышались теперь почти рядом. Но, кто бы ни производил их, явно вел себя спокойно и не подозревал о близком присутствии чужака.
- Предыдущая
- 18/36
- Следующая