Сага - Бенаквиста Тонино - Страница 22

• Предыдущая
• 22/70
• Следующая

На следующий день, когда Луи попросил меня перечитать одну сцену, мне пришлось изменить мнение по этому вопросу.

Джонас с разрешения Камиллы входит в комнату. Она налаживает микрофон, который Джонас передал ей в шестнадцатой серии.

Камилла . Пароль все прежний: «Сыграть на квит»?

Джонас . Нет, вчера его изменили. Теперь это: «Все застопорилось».

Камилла . И вы меня не предупредили! Вам не кажется, что я имею право возмутиться?

Джонас . Во сколько у вас встреча с Менендесом?

Камилла . В двадцать часов у него в отеле.

Джонас . Как вы собираетесь одеться?

Камилла . Это меня спрашивает полицейский или влюбленный?

– Как думаешь, нормально?

– Ты где-то витаешь, Марко…

Я был неспособен сказать ему, что прочитал на самом деле:

Джонас с разрешения Камиллы входит в комнату. Она поглаживает микрофон, который Джонас передал ей в шестнадцатой серии.

Камилла . Пароль все прежний: «Спать на квит»?

Джонас . Нет, вчера его изменили. Теперь это: «Все застопорилось».

Камилла . И вы меня не предупредили! Вам не кажется, что я имею право возбудиться?

Джонас . Во сколько у вас встреча с Менендесом?

Камилла . В двадцать часов у него в отеле.

Джонас . Как вы собираетесь раздеться?

Камилла . Это меня спрашивает полицейский или влюбленный?

Мне пора домой. Перед уходом я, как обычно, завершаю работу с компьютером. На экране появляется надпись; «Добрый вечер, теперь питание компьютера можно отдрочить».

Я не очень хорошо помню, что каждый из нас делал в 31-й серии. Никто ее потом не перечитал, и текст пошел без исправлений – со всеми нашими сомнениями и сумасбродством. Мы оставили всякую надежду писать связно, перестали заботиться о правдоподобии ситуаций и творим черт знает что. Единственным критерием отбора служит для нас раскатистый хохот Старика. Сегюре оставил нас в покое; он ничего не замечает и предоставляет нам полную свободу действий. Даже не желает знать, кто чем занимается в этой чертовой «Саге», кто с кем спит, кто кого собирается прикончить и почему. Ему на все плевать, пока он может снимать в кратчайшие сроки максимальное число эпизодов.

Несмотря на усталость, нам теперь требуется чуть меньше четырех дней, чтобы сделать серию в 52 минуты. Но это самые длинные дни в моей жизни. Вначале я довольно легко справлялся с сериалом, теперь же чувствую себя пехотинцем, который день и ночь ползает по грязи на брюхе, чтобы получить очередную нашивку на погоны. Вчера, сочиняя одну деликатную сцену, я перепутал Камиллу с Милдред – важнейший момент, когда Камилла осознает, что предпочитает Вальтера Джонасу. Ее монолог в устах Милдред выглядит как речь Эдипа, которую отныне должны взять за образец психоаналитики. Я, конечно, мог привести все в порядок, поменяв имена, но оставил все как есть, даже не предупредив остальных. И я не единственный, кто допускает такие абсурдные проколы. В 29-й серии Жером воскресил Этьена, забавного типа, которого Луи уничтожил еще в 14-й. В последний момент они попытались сварганить какую-то совершенно невероятную историю, смешав в одну кучу переселение душ и психическое заболевание. Не представляю, какой актер способен сыграть это; разве что Лина откопает его в каком-нибудь индийском монастыре, который слишком долго соседствовал с атомной станцией. Жером выдал нам международную интригу с убийцей, трестом и взятием заложника, причем все действие происходит в вестибюле. Ну а Матильда предложила покрыть дефицит бюджета социального страхования введением налога на любовь (такая сцена действительно существует, я сам читал ее).

Однако полиция пока еще нас не засекла.

– Алло?

– Я разбудила тебя, малыш?

… ?

– Вот видишь, все-таки разбудила.

– Который час?

– Начало девятого.

– Это ты, мама?

– А кто это может быть еще?

– Никто. Только мать способна звонить в такое время. Ты на работе?

– Вот именно, что нет. Ты очень нужен своей маме, надеюсь, ты не оставишь ее в трудный момент. Я сейчас у входа в экспресс-метро и опаздываю на работу. Со мной такое уже случилось на прошлой неделе, а Комбескотту это не нравится.

– И что я, по-твоему, должен сделать?

– Мне нужно заморочить ему голову.

– Как?

– Послушай, мама, я знаю, что мать и сын понимают друг друга с полуслова, с полувзгляда, но если честно, то совершенно не представляю, чем в данном случае могу тебе помочь.

– Придумай мне оправдание.

– Что-о?

– Придумай, что сказать Комбескотту. Я уже потчевала его историями о сломанном будильнике, о самоубийце, бросившемся под поезд.

– …?

– Это же твоя профессия, не так ли?

– Врать?

– Нет, придумывать истории. Ну давай же, придумай мне историю и побыстрее.

– … ?

– Ты хочешь, чтобы меня заменили какой-нибудь юной девицей, которая носит мини-юбку, говорит по-английски и первой является на работу, пробежав с утра кросс?

– Послушай, мама, ты уже двадцать лет торчишь в этой конторе, с тобой не поступят так жестоко.

– Да неужели? Полгода назад меня едва не сократили. Они не брезгуют никакими средствами. Не вредничай, стать безработной в пятьдесят четыре года – ты знаешь, что это такое? Придумай быстренько что-нибудь правдоподобное.

– Невозможно. И речи быть не может. Три опоздания подряд – Комбескотт решит, что ты считаешь его идиотом.

– Конечно, если я расскажу что-нибудь банальное. Ты же прекрасно знаешь, что у меня нет воображения. Нужно придумать что-то такое, чему он не сможет не поверить.

– Ты соображаешь, чего от меня требуешь?

– Ну да!

– Послушай, есть два способа навешать человеку лапшу на уши: реалистичные детали и нагромождение.

– … ?

– Например, если ты просто скажешь, что обедала с Жаном Габеном, я тебе не поверю. Но если ты расскажешь, что обедала с Жаном Габеном, который заказал форель с миндалем и отодвинул все орешки в сторону, на край тарелки, потому что терпеть их не может, а ты незаметно один за другим стала отправлять их в рот, то это уже будет похоже на правду. Вот это и называется реалистичной деталью. Но поскольку ты спешишь, предпочтительнее использовать второй прием.

– Объясни.

– Лучший способ придать достоверность какому-нибудь невероятному событию – увязать его с другим, еще более невероятным. Если ты придешь на работу и скажешь, что твой экспресс сошел с рельсов и все пассажиры едва не погибли, то нет никакой гарантии, что тебе поверят. Но если ты расскажешь, что твой поезд сошел с рельсов и вы чудом уцелели, что движение оказалось прерванным и тебе пришлось ловить такси, но в тот момент, когда ты уже считала, что все позади, такси врезалось в машину какого-то идиота, который прямо посреди улицы стал избивать твоего шофера, пока не подоспел полицейский, то в этом случае все решат, что тебе еще здорово повезло. Уловила принцип?

– … Думаю, да. Во всяком случае, у меня появились кое-какие мысли. Единственное, чего я боюсь – что мне не хватит актерского таланта.

– Вот уж насчет этого я не беспокоюсь.

– Целую тебя, дорогой.

– Мама…

– Да?

– Врать – некрасиво.

– Это я тебя этому научила?

Она вешает трубку. Моя рука ищет волосы Шарлотты, но натыкается лишь на подушку.

Если бы она хотя бы сохранила ее запах…

В моей жизни запахи всегда играли важную роль.

Но сейчас пахнет только чистым бельем и одиночеством. В полумраке я выдвигаю ящик комода, в котором Шарлотта хранит свое белье. Мне хочется уткнуться в него лицом, но ящик пуст.

Может, она спит здесь, когда меня нет?

Неужели нельзя было подождать несколько месяцев? Я вернулся бы к ней, чтобы больше не расставаться никогда.

• Предыдущая
• 22/70
• Следующая