Винни-Пух и Пятак - Экслер Алекс - Страница 3
- Предыдущая
- 3/7
- Следующая
Смотрю я – мама моя, свинка Розалия! Животные все подобрались, глаза горят, как у хищников лютых. Даже у Иа выражение на лице стало менее идиотским. Поговорил так Винни минут двадцать, зверье прям на месте подпрыгивает. Мол, давай сюда этих пчел! Крылья им оборвем, из полосок на брюхе подтяжки наделаем, мед весь схряпаем, просто не ходи купаться. Пух некоторое время постоял молча, наслаждаясь произведенным впечатлением, затем эффектно махнул лапой в сторону старого дуба и крикнул:
– На пчел, самцы! Вперед!
Животные, толкаясь и пихаясь, помчались через бурелом, а мы с Винни остались одни на поляне.
– Пух! Я просто поражаюсь! – сказал я. – Откуда в Вас такое понимание чаяний простого народа? Лично я себя не считаю Цицероном, но при случае умею произвести впечатление. А от Вашей речи они все как с глузда съехали! И откуда эти странные выражения: «литая кружка», «топчись оно все конем», «в этом моя вам медвежья услуга»?
– Задача настоящего лидера, – отдуваясь, сказал медведь, – тонко чувствовать настроение зверья. И говорить с ними на одном языке. Вот Вы сейчас спрашивали меня о каких-то странных выражениях, как будто я помню, что именно я там говорил. Для меня важны не слова… Что слова? Шелуха. Мне нужно передать им свой настрой. А что я при этом говорю, сам даже и не слушаю. Ладно, хватит теории. Приступаем к практике. Строимся в колонну по одному поросенку и медведю, а дальше – вперед, к дубу.
Дорога к дереву у меня как-то смазалась. Помню бесконечный бурелом и пыхтенье Винни. Наконец, к вечеру добрались до места. Зверье уже расположилось походным костром и вело свои тихие, задушевные разговоры. Пчел пока не было видно, но никто не сомневался, что они начеку. Неподалеку от дуба расположилась маленькая хибарка, где Пух предложил сделать штаб-квартиру. Говорили, что там живет одинокая вдова. Поскольку Винни был занят беседами с животными и поднятием у них боевого духа перед завтрашним боем, я отправился к хижине, чтобы переговорить с хозяевами.
Что и говорить, события последних дней изрядно повлияли на мои манеры. Если буквально неделю назад я бы долго скребся под входом, тоненьким голоском упрашивая впустить меня внутрь, то сейчас просто с разбегу снес дверь, ворвался в избушку и заорал:
– Здорово, карга старая! Отряд особенного предназначения доверил твоей халупе стать нашей штаб-квартирой!
И тут в ответ раздался низкий, но очень мелодичный женский голос:
– Я ценю Ваше доверие, сеньор, но у меня принято вытирать ноги о коврик, перед тем как войти. Вы сделали это?
Я внимательно всмотрелся в говорящую и… о Боже! Это оказалась молоденькая Сова! Изящные серые перышки, стройный стан, гордый греческий нос и такие изумительно выразительные, бездонные глаза! Мама моя, хрюшка Розалия! И перед этой красотой я выставил себя неотесанной свиньей! Мне тут же захотелось провалиться на этом месте куда-нибудь в другой Лес, но я не мог не выполнить задание самого Винни-Пуха.
– Пардон, мадам, за мою горячность при посещении этого замечательного жилища. Разумеется, я вытер копытца о коврик, который лежит перед дверью.
– Второе, – сказал Сова. – В этом доме не терпят лжи. Никакого коврика там нет.
Итак, я подставился уже второй раз. Для Кабана Пятака это было просто непростительно. Надо было спасать положение.
– Видите ли, мем-саиб, – вкрадчиво сказал я. – Говоря о коврике, я, собственно, имел в виду не его физическую сущность. Для меня процесс вытирания ноги о коврик при входе в дом подразумевает отрешенность от любых непристойных мыслей, нечестивых побуждений, направленных на жилище, которое я собираюсь посетить. Не вытирая ноги о коврик физически, мы, таким образом, просто вносим в дом немного материальной грязи. Не вытирая ноги о коврик морально, мы вносим в дом ауру недоброжелательности, злонамеренности, что уж, поверьте, намного страшнее, чем обычная грязь.
– Хмм… – ухнула Сова. – Бойкости языка Вам не занимать. Но это еще не повод не кидать Вам в лицо горшок со сметаной за подобное грубое вторжение.
– Поверьте, пани! – сказал я, открыто глядя в ее бездонные глаза. – Если бы я мог предполагать, что встречу в этой чащобе столь совершенное летающее существо, я бы не был столь развязным.
– К свиньям Ваши комплименты, Пятак, – сердито сказала Сова. – Выкладывайте, что Вам нужно, и выкатывайтесь отсюда. Ко мне с минуты на минуту должны прилететь.
Ах, вот как! У нее должен был появиться гость. Причем прилететь, а не зайти или приползти. Ситуация начинала быть интересной. Разумеется, я не мог покинуть этот дом, не договорившись о ночлеге. Но и ночной гость Совы в мои планы не входил. Морально я чувствовал себя довольно уверенно, но без бодрящего действия Конопляного Меда мог и не справиться со зловещим ночным гостем.
– Милая хозяюшка, – сказал я. – Не сочтите меня за наглеца, но позвольте поинтересоваться – кто именно должен к Вам пожаловать? Может быть, с этой птицей нас связывают какие-либо дружеские взаимоотношения и мы сумеем договориться о постое буквально на одну ночь? Я не могу оставить своего шефа Винни-Пуха ночевать под дубом. Это противно офицерской чести! Если подобный прискорбный факт будет иметь место, мне останется только подорвать себя на воздушном шарике!
– Что Вы говорите! – всполошилось это милое, пушистое существо. – Вы просите о постое для самого Винни-Пуха? Это сильно меняет дело! Я думаю, что мой муж в этом случае не будет возражать.
– ВАШ МУЖ? – неимоверно удивился я. – А мне доложили, что Вы, пардон, вдова!
– А я и есть вдова, – кокетливо сказала Сова. – Мужа еще в прошлом году подстрелили пионеры и сделали из него чучело для кружка юннатов.
– Позвольте! – почти заорал я. – Как он может прилететь, если он – чучело?
– Сами Вы – чучело! – возмутилась Сова. – Мой Орел – экспонат живой природы. А сюда он прилетает за нафталином. Попробуйте простоять на шкафу всю зиму и не быть сожранным молью. Вот я его и снабжаю ценным продуктом. Кто еще этим займется? Не пионеры же! Короче, Пятак, хватит щелкать клювом, идите за Пухом, а я пока что-нибудь на стол соберу.
У меня все эти события уже колоколом сбрендивали в голове, поэтому я не стал спорить, отправился к дубу и сказал Пуху, что он может отправляться в штаб-квартиру. Сам же пошел обходить посты, но это заняло довольно много времени, потому что зверье никак не могло понять поставленной перед ним задачи, а я был уже не в состоянии чего-либо объяснять.
***
Рабинович легко шел по осенней Москве, осторожно прислушиваясь к своим внутренним ощущениям. Хотя ощущать, собственно, было нечего. В желудке у бывшего физика-ядерщика уже почти неделю проживали только одни пищевые бактерии, которые дохли целыми полками и батальонами из-за невозможности исполнять свои прямые, профессиональные обязанности. Он уже давно ни на что не надеялся, потому что, почитай, целый год нигде не работал, перебиваясь случайными заработками. Собственно, делать он ничего не умел, кроме проектирования чернобыльских АЭС различного типа и разработки новых способов подсчета элементарных, и не очень, частиц. Но кому сейчас были нужны эти его умения? К тому же, Рабинович даже в это деловое время ухитрился сохранить в себе отношение к жизни восторженного мальчика из благополучной еврейской семьи, что весьма негативным образом сказывалось на продолжительности его трудового стажа в одном месте. Он уже почти отчаялся найти приличную работу, поэтому без особых надежд шел сейчас устраиваться в фирму «Парасько и сыновья», о которой прочитал в рекламном объявлении.
Фирма располагалась в невысоком особнячке, построенном в центре Москвы. Снаружи дом выглядел несколько странновато, потому что был покрашен в ослепительно белый цвет, покрыт черепичной крышей, а на окнах висели разноцветные наличники. У резной дубовой двери звонка не было, но висел небольшой колокол, к язычку которого была подвешена веревка серого цвета с кисточкой на конце.
- Предыдущая
- 3/7
- Следующая
