Чем вы недовольны? - Эдель Михаил - Страница 44
- Предыдущая
- 44/57
- Следующая
Крылова поднялась и вышла из комнаты. Открыла дверь парткома совнархоза… Вошла в кабинет секретаря.
– Что, Валя? – спросила заместитель секретаря парткома Покровская.
– Анна Алексеевна! Пришёл Тернюк. Распоряжение Прохорова у Панкова.
– Хорошо. Пусть Андрей действует, как мы договорились.
В отсутствие Вали Тернюк перешёл на лирические темы.
– Ох и славная дивчина ваша Валя. Не замужем ещё?
– Собирается.
– Хотя какое это может иметь значение? Я так считаю: все погулять хотят. Верно?
– Верно, – поддержал разговор Андрей.
– Ну вот, – обрадовался Тернюк. – Мы же тоже не железные. А?
– Конечно нет.
– Может, вечерком посидим в «Северном»? И Валю захватили бы!
– Это вы ей сами предложите.
– Ну-ну! Только вы немного погуляйте, когда она зайдёт.
Вернулась Валя. Андрей поднялся, многозначительно посмотрел на Валю и вышел.
Тернюк расцвел. Отставил локти и походочкой первого парня на селе подошёл к столу Вали. Без всяких предисловий открыл ящик её стола и положил что-то в шуршащем целлофане.
– Четыре пары. Импортные. Вашего размера. Разных цветов. Исключительно из уважения. Не обижайте. – Тернюк дотронулся до её плеча.
Валя покраснела. Стало жарко.
– Открою форточку, – Валя встала и быстро пошла к окну. Ей казалось, что ладонь Тернюка ещё лежит на её плече. Тернюк закрыл ящик, самодовольно вскинул голову и провел рукой по шевелюре.
– Мы договорились с Андреем, сходим вечерком в «Северный». Посидим. Мы же тоже не железные? Верно?
– Не могу. Сегодня не могу.
– Так завтра.
– И завтра не могу.
– Не могу, не могу. Дуже прошу. От усього сердца. – Тернюк для убедительности перешёл на украинский язык.
– В другой раз.
– Слово? Це по-моему. У меня для вас ещё английская, чистой шерсти, кофточка имеется. Завтра принесу.
– Нет, нет.
– Не обижайте! Прошу.
Еще до появления Тернюка в Ломоносовске начальник управления Панков позвонил директору комбината Иванову.
– Здоровеньки булы! – весело приветствовал его Панков.
– Завидуешь славе Тарапуньки? – ответил Иванов.
– Куда нам… Нам о такой славе только мечтать. Иван Иванович, я к тебе с серьезной просьбой. Завтра день рождения Виктории, моей супруги. Прошу присутствовать с Мариной Анатольевной.
– Сожалеем, но не можем. Марина Анатольевна прихворнула. Пятый день на работу не выходит.
– Не отстану. Приезжай один. Хоть на часок. Поздравишь и уедешь. Одним словом, жду.
– Приеду.
ЕСТЬ, ИВАН ИВАНОВИЧ!
В день своего рождения Виктория Степановна устроила смотр личных достижений. Демонстрировалась новая мебель, посуда, яства и собственная внешность, результат двухмесячного курорта.
Виктория Степановна не сомневалась, у всех её гостей женского пола сейчас учащённый пульс. Чтобы ещё больше раздосадовать их, новорожденная лениво, невзначай, как бы для консультации показала гостям двухтысячерублевую импортную шубку, легкую, шикарную, а заодно и великолепное кольцо – подарок старшей сестры ко дню рождения…
За стол уселись тридцать два человека. Пили. Шутили. Изо всех сил веселились. Новый сервиз поразил всех. Поражали закуски, вина и отсутствие такта у хозяев.
За столиком сидел трудовой народ, два врача, актеры местного театра, сотрудник газеты с женой, несколько инженеров с женами – тоже труженицами, профессор лесотехнического института и Иванов, однокашник Панкова.
Панков делал вид, что веселится, но спина его чувствовала укоряющие взгляды Иванова. Он мог и не приглашать Иванова, но обстоятельства… Ах, эти обстоятельства!
Иванов и профессор-лесотехник, выйдя из-за стола, уселись на диване в кабинете хозяина. Профессор увлек Иванова рассказом о новом виде плотов, их прогрессивном построении, уменьшающем сопротивление воды, то есть более эффективном способе лесосплава.
– Есть кое-что новое и для ваших гидролотков, – сказал профессор.
Иванов тут же пригласил профессора приехать на комбинат. Хоть завтра.
– Буду рад, – согласился профессор.
Панков помешал беседе, ему нужен был Иванов.
– Пойдём на балкон. Покурим, – предложил Панков.
– Лучше погуляем.
Панков и Иванов надели осенние пальто, вышли на улицу и, как это делают все жители Ломоносовска, побрели к набережной, в сторону Северной башни бывшего гостиного двора. Стали у ограды. Молчали. Курили. Иванов швырнул вниз на влажные камни недокуренную папиросу. Не поворачивая головы, спросил: – Что с тобой, Павел?
– А что?
– Я спрашиваю – что с тобой? (После паузы.) Был парень, комсомолец, такой как все. Выпрашивал два рубля на обед и галстук, чтобы сходить в театр с девушкой. Волновался, как все, если сталкивался с неправдой. Мне помогал выполнить курсовой проект. «Хороший парень, говорили, Пашка Панков». А сейчас? Что это за великосветский раут с демонстрацией заморских сервизов, мехов, бриллиантовых колец и прочего? Какое чувство должна была вызвать у гостей, интеллигентных тружеников, ваша бестактная показуха?
– Это всё Виктория.
– И кстати, откуда такие суммы?
– Деньги Виктории.
– Наследство? Да?
– Как будто.
– Вот именно, как будто. Ну, а если и водятся деньги, то ты – коммунист и тебе не к лицу дразнить окружающих тебя людей. Где твоя скромность? Твоя квартира – это идиотский купеческий шик. Кроме того, что это за анекдотики с душком, которыми ты угощал гостей? Я спрошу тебя – чем ты недоволен? Что тебе недодала советская власть, тебе, сыну сельского счетовода? Или твоей Виктории, дочери фабричного плотника?
– Ты прав, – быстро согласился Панков.
– За эти анекдотики я бы тебе так всыпал… И я не лишен чувства юмора, ты это знаешь… Ты, повторяю, как последний мещанин, пытался показать себя, этаким вольнодумцем, недовольным чем-то. Я тоже недоволен! Да, недоволен, что развелись такие, как ты. Коллектив бумкомбината – четыреста коммунистов, начиная от крановщика и кончая главным инженером, работают, живут, как все советские люди, думают, как лучше выполнить свой долг. Если они чем-либо недовольны, скажут громко, всенародно. Послушал бы ты молодых специалистов комбината.
Панков как пригвожденный смотрел на огни противоположного берега, словно он сам стоял на другом берегу и оттуда слушал Иванова… Иванов умолк, чувствуя, что напрасно обличал, убеждал…
– Я пойду. Меня у твоего дома ждёт Корюшкин.
– Знаю такого шофера, – усмехнулся Панков. – Его вытурили из совнархоза.
– Верно. Вытурили. Сейчас Корюшкин заместитель заведующего гаражом. И отлично работает.
– Приятно слышать. Прошли мимо управления морского судоходства, красивого здания с антеннами радиостанции над башней.
– Иван, у меня к тебе просьба. В Москве я обещал срочно отгрузить украинским колхозам немного лесу. Прохоров поддержал. Выдели пару тысяч кубометров.
– Ты же знаешь, пилорамы комбината работают на экспорт. Все пиломатериалы первого сорта.
– Именно первого сорта я и обещал.
– Не могу.
– Неужели комбинат не в состоянии?
– В состоянии. Но работники комбината справедливо скажут: «Иванов пошёл навстречу своему дружку Панкову».
– А если обком даст указание?
– Немедленно выполню. На производственной летучке сообщу: «Обком просит или указывает, а это одно и то же, повысить ритм для помощи украинским колхозам». Никто слова не скажет. Сделают. Когда я звоню в цех и прошу сделать то-то, немедленно следует ответ: «Есть, Иван Иванович», В этом ответе я слышу доверие, уважение и понимание – Иванов зря не потребует.
– Неужели откажешь мне?
– Уже отказал. Ну, будь здоров.
Корюшкин точно минута в минуту подкатил к дому Панкова и открыл дверцу «ЗИЛа». Машина плавно пошла по шоссе. Проехали километров десять. Иванов вспомнил слова Панкова: «Его вытурили из совнархоза».
– Между прочим, когда вы, Григорий Федорович, впервые приехали за мной, я понял – опоздал потому, что съездил «налево», – сказал Иванов.
- Предыдущая
- 44/57
- Следующая