Легенда о любви - Эллиот Лора - Страница 7

• Предыдущая
• 7/32
• Следующая

Она уселась на диван, а он бросился в мастерскую и через несколько минут появился с маленьким мольбертом под мышкой и горстью карандашей в руке. Его глаза горели.

— Так, прекрасно, — сказал он и медленно, словно тигр по клетке, стал прогуливаться перед ней, рассматривая ее с разных углов. — Замечательно… Постарайся не двигаться. Очень трудно выбрать лучший ракурс, потому что ты удивительно гармонична… Ух, давно я не испытывал такого трепета перед началом работы.

Наконец он сел в кресло, поставил перед собой мольберт и начал рисовать. Джессика заметила, как он резко изменился. Он не был больше ни Кевином, которого она встретила на вечеринке, ни Кевином, который утешал ее и говорил мудрые вещи. Он был художником.

Наблюдательным, сосредоточенным и отстраненным. Он был профессионалом, страстно влюбленным в свое дело.

Джессика с нетерпением ждала, когда он закончит первый набросок, чтобы взглянуть на него, но Кевин продолжал усердно и быстро работать.

— Кевин, — наконец решилась спросить она, — когда будет готов первый набросок?

— Прости, Джессика, но я решил сделать рисунок. Один хороший рисунок. Это не займет много времени. Потерпи еще немного, — торопливо и почти безучастно ответил он.

Время тянулось — для нее и летело — для него. Наступил момент, когда он с удовлетворением откинулся на спинку кресла и, улыбнувшись, сказал:

— Кажется, готово. Можешь взглянуть.

Джессика выпрямила онемевшую руку, лежавшую на спинке дивана, потянулась и встала.

— Я почему-то ужасно волнуюсь, — сказала она и стала медленно приближаться к нему.

— Я тоже, — ответил он и почесал затылок карандашом. Его взгляд все еще был прикован к рисунку. Он выглядел несколько рассеянным, как будто был слегка пьян. — Но, по-моему, получилось… правдиво.

Наконец, почувствовав, что она не решается подойти, он оторвал взгляд от своего творения, отодвинул мольберт от кресла и встал.

— Смелее, — сказал он, взял ее за руку и легонько притянул к себе. — Смотри, какая ты… красивая.

Джессика глянула на портрет, раскрыла рот и обомлела.

— Ты волшебник, Кевин, — с трудом проговорила она. — Я никогда не видела себя такой красивой… такой… такой…

— Женственной, чувственной, обаятельной и… настоящей? — помог он. — Но ты такая, Джессика. И если бы я не заметил этого в тебе, я не смог бы различить тебя в той безликой толпе.

И снова его близость, словно прибой, окатила ее. Он держал ее, за руку и говорил слова, от которых сердце любой женщины начинает разворачивать лепестки и источать аромат. Но почему ей? Он должен говорить это своей девушке.

Она выдернула свою руку.

— Скоро рассвет. Не мешало бы немного поспать.

— Да. Прости, что заставил тебя так долго мучиться. Не смог отказаться от эгоистического удовольствия. Сейчас принесу тебе постель и белье.

Он направился к шкафу, встроенному в стену, и вскоре вернулся с чистой простыней, легким одеялом и подушкой.

— Прошу, — сказал он, заботливо постелив ей на диване. — И приятного сна. Надеюсь, тебе не нужно рано вставать?

— Нет. Ведь я все еще безработная.

Не мешало бы обменяться с ней телефонами, подумал Кевин. Он обязательно сделает это, когда они проснутся.

Он погасил свет над гостиной и удалился в глубь мастерской.

— Приятного сна, — сказала ему вслед Джессика и сразу же, не раздеваясь, улеглась на диван и накрылась одеялом.

За окнами брезжил бледный рассвет.

Кевин проснулся от того, что полуденное солнце безжалостно брызнуло ему в глаза. Он зевнул, открыл глаза, откинул одеяло и сел.

Интересно, как поживает его гостья? Проснулась ли она?

— Джессика, — тихонько окликнул он.

Она не ответила.

— Джессика! — чуть громче позвал он.

И снова ответом было молчание.

Кевин вскочил на ноги. Неужели она еще спит? Бедняжка, наверное, дико устала. Лучше не будить ее, пусть поспит, подумал он. И все же ему ужасно хотелось взглянуть на нее.

Он натянул брюки и тихо, стараясь не скрипеть половицами, приблизился к гостиной. Увидел пустой диван, скомканное одеяло, примятую подушку. Его сердце сначала замерло, а потом вдруг тревожно заколотилось.

— Джессика! — почти прокричал он.

Но она не откликнулась.

Кевин в отчаянии бросился к двери. Дверь была не заперта. Он еще раз обвел глазами все помещение.

Какая-то убийственная пустота царила вокруг, как будто его дом в один миг стал бездушным, бессмысленным нагромождением мебели и предметов. Кевин бессильно прислонился горячим лбом к холодной стене.

Нет, он не может и не хочет соглашаться с нелепым фактом ее исчезновения. Она не могла уйти, не попрощавшись, не оставив номера телефона… Просто взять и исчезнуть.

Он снова с надеждой огляделся.

Из глубины комнаты на него неподвижно смотрели ее выразительные, живые глаза.

Глаза, которые он вчера нарисовал…

Сати: Отец, значит таково твое последнее слово? Если избранник моего сердца для тебя — лишь жалкий нищий и бродяга, если ты не способен видеть, кем он является на самом деле, если тебе не дорого счастье твоей дочери, то пусть я стану пищей этого жертвенного огня, который ты возжег, дабы умилостивить богов!

(Сати гордо вступает в огонь и мгновенно исчезает, охваченная языками пламени. Немая сцена. Свита придворных застывает, уставившись на пламя. Король Дакша в ужасе закрывает лицо руками и падает на колени), Джессика закрыла папку со сценарием и, повернув голову, стала глядеть в иллюминатор.

Лучи рассветного солнца заливали нежным пурпуром громоздящиеся за бортом самолета облака.

Красивая легенда о женской преданности и самоотверженной любви. Сказка. Но сможет ли современная американка понять и разделить эти чувства? Любить и стремиться к одному мужчине на протяжении нескольких жизней, предать свое тело огню, дабы утвердить правоту своей любви, бросить вызов кастовым и социальным порядкам и проучить упрямого, самоуверенного отца, ослепленного соблюдением правил и ритуалов. Возвышенная сказка об идеальной женщине, влюбленной в идеального мужчину. И ей, Джессике Роджерс, одна из голливудских студий предложила сыграть эту роль — ее первую роль в кино.

Она снова вспомнила, как от волнения у нее перехватило дыхание, когда она открыла письмо с приглашением на прослушивание в Голливуд. Она тогда от счастья чуть не рухнула посреди гримерки в обморок. Только благодаря объятиям коллег-актрис она тогда удержалась на ногах. Такой подарок судьбы ей и не грезился. Она не рвалась в кино. Она добросовестно работала в театре сначала на вторых и третьих ролях, и только через два года получила свою первую ведущую роль.

Прослушивание прошло блестяще, а это значит, что с этой роли перед Джессикой откроется мир новых творческих возможностей.

Господи, ей до сих пор трудно в это поверить.

До начала съемок оставалось полтора месяца, и режиссер, Морган Холидей, посоветовал Джессике съездить на месяц в Индию, в древних город Ришикеш, лежащий на берегах священной Ганги. Он сам, когда был молод, бывал в тех краях, вдохновленный движением хиппи, и рассказывал Джессике массу таинственных, совершенно непостижимых умом вещей. Но одно дело — слушать рассказы других, и совсем другое — увидеть все своими глазами и прочувствовать.

И теперь Джессика летит в Индию, чтобы окунуться в атмосферу этой древней страны, которая, по рассказам Моргана, сумела сохранить дух старины и самобытную, уникальную культуру. Джессика должна сыграть свою первую роль в кино блестяще. Не хорошо, а блестяще. Она заставит зрителей сопереживать своей героине, плакать и смеяться вместе с ней, любить и верить.

Самолет плавно входил в гущу клубящихся облаков, но мысли Джессики парили гораздо выше.

От Дели до Ришикеша она добралась на ночном автобусе по тряской, ухабистой дороге.

Наконец ранним утром, сидя в дребезжащем трехколесном фургончике под названием «темпо», везущем ее и еще нескольких человек в знаменитое место паломничества Лакшман Джулу, Джессика увидела справа от дороги несущуюся по равнине между сочными зелеными холмами гладкую, сверкающую на солнце, голубую ленту реки.

• Предыдущая
• 7/32
• Следующая