Нас не разлучить - Эллиот Лора - Страница 12
- Предыдущая
- 12/32
- Следующая
Увы, причиной беспокойства Памелы было нечто совершенно другое. Но лучше пусть он остается при своем мнении. Пусть думает, что она волнуется из-за вражды семей. Так безопаснее для нее.
— Ты, возможно, прав, — согласилась она. — Хотя отца сегодня вечером нет дома. Я теперь понимаю, что в те годы не способна была посмотреть на вещи трезво. Мой отец был против тебя только благодаря слухам, которые доходили до него. Ему говорили, что ты был зачинщиком всех ссор в школе.
— И, конечно, трудно догадаться, кто кормил его такими историями, — с иронией сказал он.
Встретившись с взглядом его пронзительно-синих глаз, Памела снова невольно вспомнила тот день школьного теннисного турнира — их первую встречу.
Даниэл тогда, конечно же, победил в турнире. Он обыграл всех своих противников, и профессиональный тренер, следивший за его игрой, высоко оценил его потенциал теннисиста. Уже в полдень того же дня он предложил Даниэлу стать его учеником, а спустя сутки они вместе покинули Гринфорд. Позже Памела видела Даниэла только по телевизору. Во всех спортивных программах его расхваливали, как молодую звезду и будущую надежду английского тенниса.
Джеффри был взбешен. Он ходил черный, как туча, и целую неделю после такой телепередачи всей семье приходилось терпеть его злобные, мрачные настроения. Памела тогда умудрилась незаметно вернуть ему ракетку и еще долго содрогалась при мысли о том, что ее ожидало, если бы брат узнал о ее проделке.
Ее путешествие в прошлое прервал глубокий голос Даниэла.
— Я вижу во все этом происки Большого Брата, — проговорил он тем же язвительно-насмешливым тоном. — Ты согласна с этим, Цыпленок Мел?
— Я же просила не называть меня так!
После той первой короткой встречи она снова увидела Даниэла Гранта лишь спустя шесть лет. Он вернулся в Гринфорд восходящей звездой отечественного тенниса, окруженный ореолом славы после победы в международном турнире. Он покинул родной городок шестнадцатилетним подростком, бедным, мало что смыслящим в жизни, а вернулся молодым мужчиной, богатым, искушенным, умудренным и, сверх того, необыкновенно привлекательным.
— Почему? — спросил он. — По-моему, это очень милое имя. Оно очень подходило тебе… В двадцать лет ты была такой смешной тоненькой девчушкой с буйной копной каштановых волос и худыми длинными ногами.
— К твоему сведению, мне уже давно не двадцать, — сердито пробурчала она, измерив хмурым взглядом его и память о той Памеле, с которой он встретился, первый раз вернувшись в Гринфорд.
Ее взросление, увы, не очень благоприятно отразилось на ее внешности. К двадцати годам она непомерно вытянулась и стала похожа скорее на мальчишку, чем на молодую женщину, что часто служило предметом насмешек со стороны ее приятельниц. Женственность и округлость появились в ее фигуре с большим опозданием. Ее волосы в то время были легче и тоньше, и достаточно было малейшего дуновения ветерка, чтобы вокруг ее головы образовалось клубящееся облако. Она была болезненно чувствительна и стыдлива и беспомощно краснела, когда кто-то заговаривал с ней.
И Даниэл пользовался этим. Он обращался к ней с надменной снисходительностью или же внезапно начинал подтрунивать над ней — дразнить и заигрывать, заставляя ее густо краснеть и путаться в словах от смущения. Она была ошеломлена и не могла поверить, когда он впервые пригласил ее в бар.
— М-меня? — недоверчиво переспросила она. — Нет, ты шутишь.
— Совсем не шучу. Я вполне серьезно приглашаю тебя выпить со мной чего-нибудь.
— Но почему меня?
— А почему нет? Может, потому, что я помню одну давнюю историю — одну четырнадцатилетнюю девчушку, которая как ангел-спаситель явилась, чтобы помочь мне. Помощницу, без которой моя жизнь могла повернуться совсем по-другому. Может, мне теперь хочется ее отблагодарить.
У Памелы внутри все оборвалось. Конечно, ей следовало догадаться, что преуспевающий, искушенный, опасно красивый молодой человек не мог заинтересоваться такой невзрачной, длинноногой худышкой. Он всего лишь хотел отблагодарить ее.
Она робко согласилась, настаивая лишь на том, чтобы встретиться в таком месте, где никто из знакомых или родственников не сможет увидеть их. Все часы перед встречей она провела в лихорадочном нервном возбуждении. Она раз десять переодевалась и меняла макияж. Для родителей сочинила историю, что идет на встречу с друзьями по колледжу.
Ох, какой наивной простушкой она была тогда! Если бы она тогда внимательнее прислушалась к его словам, ей не пришлось бы позже пережить столько боли.
Но она плыла по волнам восторга, опьяненная счастьем провести время наедине с потрясающе красивым мужчиной. Она даже умудрилась убедить себя, что это не просто запоздалый жест благодарности с его стороны. И поэтому, пребывая в своем наивном ослеплении, она, скорее всего, неверно поняла его ответ на свое безыскусное, искреннее замечание о том, что он, должно быть, гордится своими достижениями и удовлетворен собой.
— Удовлетворен? О нет, только не это. Удовлетворение — это застой. Удовлетворение парализует движение, а без движения нет роста. Нет, чтобы добиться успеха, нужно постоянно гореть, жаждать этого успеха и идти к нему. Если ты не горишь, успеха тебе не видать.
— Но ведь ты многого уже достиг!
— И ты думаешь, этого достаточно? — Даниэл впился в нее взглядом. — Милая, мне всего двадцать два, и я не собираюсь успокаиваться. Мне многого еще хочется достичь. В этой игре невозможно стоять сложив руки. Здесь нет места для мистера Добряка. В этой игре действует закон джунглей: убей или убьют тебя. И я никому и ничему не позволю стать на моем пути.
Памела, снова заблудившись в воспоминаниях, вздохнула.
— Что бы значил этот вздох? — ворвался в ее мысли голос Даниэла. — Ты что, все еще сердишься за Цыпленка Мел?
Его забавляющийся тон жестко столкнулся с горечью ее воспоминаний, и в ответ она резко отвернулась от него.
— Эй, что случилось?
Он взял ее за подбородок, повернул ее голову к себе и заставил посмотреть в глаза.
— Ты ведь хорошо знаешь, что эта кличка больше не подходит тебе, — сказал он тепло, проливая мед на ее воспаленные нервы. Его взгляд скользнул по ее стройной фигуре в кремовом брючном костюме, под которым виднелась черная кружевная блузка. — Ты знаешь, что превратилась в прекрасную райскую птицу.
Он нежно провел рукой по ее волосам, убирая пряди с лица, потом его осторожные пальцы скользнули по ее щеке. Она стояла как завороженная, не в силах выдавить из себя ни слова.
— Ты красивая женщина, Памела. Восхитительно красивая, — продолжал он понизившимся до волнующей хрипоты голосом. — И с годами ты стала еще красивее. Когда я впервые встретил тебя, ты выглядела симпатичной малышкой, но любой, у кого есть глаза, смог бы увидеть скрывающуюся в тебе красоту, ждущую своего полного расцвета.
Памела непроизвольно провела языком по пересохшим губам и вздрогнула, заметив, как его глаза проследили за этим едва заметным движением.
— Ты… — пыталась заговорить она, но не смогла.
Он рассмеялся.
— Я знал это еще тогда. Как ты думаешь, почему я вернулся в Гринфорд во второй раз, когда тебе было двадцать два?
Она знала, что он сейчас соврет. Он вовсе не ради нее тогда вернулся.
— Ты вынужден был уйти в отпуск из-за травмы.
Он тогда сломал лодыжку. Из-за травмы его участие в ежегодном турнире во Франции было под вопросом, так же как и перспектива участвовать в Уимблдоне. Он вернулся в Гринфорд, чтобы поправить свое здоровье, но это закончилось тем, что его одолела скука. Он не мог найти себе места и метался как тигр в клетке.
Памела потом прокляла жестокую выходку судьбы, которая заставила ее в то же время вернуться домой. Она училась в колледже в Лондоне, но к тому времени закончила учебу и вынуждена была отсиживаться дома и ждать ответов на резюме, которые она разослала в различные фирмы с целью найти работу. Собираясь в очередную поездку в Австралию, ее родители только рады были ее возвращению: она сможет присмотреть за домом и за сестренкой Сьюзи перед ее отъездом во Францию.
- Предыдущая
- 12/32
- Следующая
