Нас не разлучить - Эллиот Лора - Страница 24

• Предыдущая
• 24/32
• Следующая

— Не важно! — выкрикнула она голосом, сорвавшимся на визг зверька, угодившего в пасть ловушки. — Не важно! Если я правильно догадалась, чей это портрет, то для меня это важно. Очень важно. Поверь.

— Памела… — Глубокий грудной голос теперь изменился и звучал как предупреждение. — Не спрашивай.

Но она не сможет не спросить. Она должна спросить, даже если знает ответ. И разве его тон не подтверждает ее догадки?

— Даниэл…

Опираясь на кровать, она стала медленно подниматься на ноги, слегка покачиваясь от слабости, как будто была не уверена, что ватные ноги смогут выдержать ее.

— Скажи правду: женщина на фотографии… она…

— Да, — оборвал он. Его глаза потемнели, как будто на них легла тень. — Да, это Люси. Моя жена… Вот уже два месяца как бывшая…

Памела была готова услышать это. Только почему ей было так больно? Ей казалось, что она сможет держать свои чувства под контролем.

Но разве можно быть готовой перенести такую боль? Разве что-то могло защитить ее от удара в грудь раскаленным ножом? Ей казалось, что она не перенесет этой боли.

Но все же боль ее была душевной, а не физической. Ее сердце не раскололось на мелкие кусочки, хотя ей казалось, что это неминуемо произойдет. Она страдала, но при этом хорошо осознавала, что происходит.

— Она…

Памела несколько раз глубоко вдохнула, как будто только силой могла заставить себя дышать.

— Она похожа… Нет, это я похожа на нее.

Она быстро сообразила, что лучше поменять акценты, и тут же заметила, что стрела попала в цель. Даниэл резко тряхнул головой, как будто ему дали пощечину. Его глаза стали опасными.

— Мы поразительно похожи! — Голос Памелы заметно окреп. Он больше не напоминал слабый плеск речной волны, накатывающей на берег. — Фактически я могла бы быть ее двойником.

— Нет. — Даниэл шагнул к ней и протянул руки, пытаясь взять ее за плечи, но она на лету отбила их, удивляясь, откуда у нее нашлись на это силы.

— Не прикасайся ко мне! — Ее глаза яростно сверкнули и договорили то, чего не смогли выразить слова. — Не смей приближаться ко мне, слышишь? Ни теперь, ни когда-либо вообще.

— Памела, ты не так поняла, — пытаясь смягчить голос, сказал он.

— Не так поняла! — с горькой насмешкой повторила она. — Тогда объясни мне, что я не так поняла. Но и без твоих объяснений мне все теперь ясно. Эта женщина… Люси… Ты любил ее и женился на ней.

Как нестерпимо больно было выговорить эти слова!

— Но она ушла от тебя, потому что что-то было не так. «Некоторые разногласия».

— Памела… — Он попытался остановить ее, но ее уже невозможно было остановить.

— Понимаю. Вот уже два месяца ты не спишь с этой женщиной. Ты наверняка дико неудовлетворен. А тут подвернулась я, не так ли? Если нельзя заполучить оригинал, то можно поразвлечься с его дубликатом…

— Памела, перестань молоть чушь!

— О, не пытайся увернуться, Даниэл, слишком поздно. Я поняла твой отвратительный мелкий расчет. И, слава богу, опомнилась раньше, чем успела совершить ошибку, о которой потом горько сожалела бы. Но тебе не помешает кое-что узнать: я никогда не буду чьей-то заменой! Я — это я. Я неповторима и уникальна и наверняка слишком хороша для такого, как ты.

— Памела.

Даниэл снова на шаг приблизился к ней, и это оказалось последней каплей. Она резко развернулась и бросилась из комнаты, вихрем промчалась по квартире, подцепила на ходу свою сумочку и исчезла за дверью.

Она уже стояла у лифта и судорожно давила на кнопку вызова, когда Даниэл показался на пороге.

Она вошла в лифт, и последнее, что увидела в проеме закрывающихся дверей, было мрачное лицо Даниэла.

Гроза, которую предсказывали в сводках погоды, все-таки разразилась. Памела только успела сесть в поезд, как на потемневшем небе стали собираться грозовые тучи, и неподвижный, пропитанный влагой воздух стал еще тяжелее и удушливее. У Памелы началась головная боль. Ей казалось, будто ее голову стянули железным обручем и с каждой секундой затягивают его все туже и туже. Как только грянули первые раскаты грома и небосвод рассекли первые молнии, ее охватила настоящая паника. Она часто и тяжело дышала и с большим трудом пыталась сохранять внешнее спокойствие.

Если бы она была дома, она бы плотно задернула шторы, улеглась в постель и, зарывшись лицом в подушку, натянула на голову одеяло. Только так она могла перенести кошмар воспоминаний, преследующий ее при каждой грозе.

Но теперь, в поезде, ей некуда было спрятаться. Ни штор, ни жалюзи, чтобы скрыть от глаз невыносимое световое шоу, разыгравшееся по всему небосклону; ни подушек и одеял, чтобы заткнуть уши и не слышать угрожающих раскатов. Ни журнала иди книги, чтобы уткнуться и отвлечься от назойливой, мучительной боли. Ей оставалось только закрыть глаза и пытаться сдержать содрогания, пробирающие ее при каждом ударе грома.

— Извините, милая…

Памела почувствовала осторожное прикосновение к плечу, вздрогнула и распахнула глаза. Перед ней сидела пожилая женщина, которая, наклонившись, тронула ее за плечо.

— Вы побледнели. Вам нездоровится?

— Да, — пробормотала Памела, силясь улыбнуться. — Я устала. Был трудный день…

Самым трудным в ее жизни был тот день, четыре года назад. Именно с тех пор ее преследуют кошмары, и неизвестно, сможет ли она когда-нибудь избавиться от них.

Ей хотелось поскорее добраться до дома и спрятаться в своей комнате. Нужно как-то собраться с силами, чтобы встретиться завтра с целой толпой родственников. А главное, не развалиться в воскресенье. Ей предстоит выдержать самое крупное шоу в ее жизни. Но это не сравнить с тем, что она выдержала четыре года назад.

Тогда она оплакивала своего ребенка и не могла понять, почему Даниэл так жестоко бросил ее.

Она сжала кулаки так, что ногти вонзились в ладони. Может, физическая боль пересилит душевную?

Но самым мучительным было то, что она ни с кем не могла этим поделиться.

Джеффри и Джоу, конечно, знали об этом. Они оба тогда были дома, когда она, едва волоча ноги, приползла к порогу, промокшая до нитки и измученная невыносимой физической болью. Она поняла, что произошло, только когда увидела себя в зеркале. Ее юбка была мокрой не только от дождя. Ночной мрак долго скрывал от нее ужасающую правду: потерю ребенка.

И тогда Джеффри принял срочные меры. Он отвез ее в больницу и взял на себя ответственность за все, что необходимо было, чтобы помочь ей. От горя и боли она ничего не понимала. И только когда она стала понемногу приходить в себя и смогла рассказать ему всю историю, он настоял на том, чтобы хранить это в тайне.

— Памела, родная, мы должны хранить это между нами, — сказал он, сидя у больничной постели и держа ее за руку. — Мы не скажем никому, даже матери и отцу. Я слышал, что Грант уехал из города и, похоже, навсегда. Так что ты никогда больше не увидишь его. Лучше постарайся обо всем забыть и начать новую жизнь.

И Памела согласилась. Она была невероятно слаба в тот момент» и не смогла бы перенести еще одну травму. Какое чудесное облегчение она испытала тогда при одной мысли о том, что может доверить старшему брату уладить ее ситуацию. Она полностью доверяла ему.

Джеффри никогда не был тем, кем ты его считала.

Откуда-то из темного закоулка ее памяти всплыла эта фраза Даниэла и заставила горестно усмехнуться.

— Внимание! Внимание! — послышался голос из репродуктора. — В связи с непредвиденными обстоятельствами поезд дальше не пойдет. Просим прощения за неудобства.

Что? Памела рассеянно огляделась по сторонам и поймала на себе взгляд женщины, с которой перед этим разговаривала.

— Похоже, дальше нас не повезут, милая. Мы застряли.

— А что случилось? Я не расслышала…

— Проблемы из-за погоды. Где-то на линии Гринфорда дождем размыло пути. Мне повезло, потому что я почти доехала.

— А мне нет, потому что я еду в Гринфорд!

— Увы, не на этом поезде. Сомневаюсь, что поезда начнут ходить раньше завтрашнего вечера. Похоже, тебе придется искать другой способ, чтобы добраться до Гринфорда, милая.

• Предыдущая
• 24/32
• Следующая