Герцог-обольститель - Эшуорт (Эшворт) Адель - Страница 46

• Предыдущая
• 46/54
• Следующая

Оливия сидела напротив Сэмсона в самой дорогой и роскошной карете, в которой она когда-либо в своей жизни ездила.

Сэмсон всю неделю был занят, но теперь она поняла, как он провел время без нее. Он, очевидно, купил этот экипаж специально для сегодняшнего бала. Его фамильный герб был изображен золотом на черных лакированных дверцах. Внутри стены кареты были обиты голубым бархатом, сиденья, занавески на окнах были из голубого бархата, пол устлан голубым ковром. О том, что сидеть в таком экипаже было необыкновенно удобно, и говорить не приходилось.

Он также заказал у портного великолепный вечерний костюм. В сюртуке из черного итальянского шелка, белой шелковой рубашке с жабо и в двубортном черном жилете он выглядел потрясающе.

Перед тем как одеться, они оба заказали по ванне с горячей водой. Оливия вымылась пахнувшим ванилью мылом, которое она заранее приобрела в магазине Гованс, а потом надушилась духами, в основе которых тоже была ваниль. Она выбрала именно этот аромат для сегодняшнего вечера.

Когда волосы высохли, Оливия вплела в косу скрученные вместе золотую цепочку и нитку жемчуга, уложила ее кольцом на затылке, а потом вытащила несколько легких прядей на шею и над ушами, чтобы по тогдашней моде придать прическе слегка небрежный вид.

Затянувшись в корсет так, что приподнимались ее груди, она надела то самое золотистое парчовое платье, какое было на ней в тот вечер, когда она познакомилась с Сэмсоном. Это было ее лучшее вечернее платье – переливающееся, облегающее и с большим декольте, позволявшим увидеть соблазнительную ложбинку. Сэмсон помог ей застегнуть пуговицы на спине. После того, что произошло между ними утром, она уже не смущалась оттого, что он поминутно целовал ее в шею.

Они покинули отель в начале восьмого, так что у них оставалось достаточно времени до восьми, когда они планировали свое появление. К этому времени большинство гостей уже соберутся, и у Сэмсона будет возможность смешаться с толпой и оставаться незамеченным. Честно говоря, Оливия хотела, чтобы Эдмунд помучился, ожидая ее появления с ее так называемым мужем.

А сейчас Сэмсон сидел в карете напротив нее, и таким красивым и столь изысканно одетым она его еще не видела. Он даже слегка надушился – не потому, что ему это нравилось, а лишь оттого, что это был аромат, составленный ею специально для него.

Оливия начала волноваться уже с той минуты, как она увидела у отеля карету, и Сэмсон помог ей сесть. А теперь, когда они были уже совсем близко от поместья, она едва могла сдерживаться. Всю дорогу Сэмсон был погружен в свои мысли, но все же иногда отпускал шуточки по поводу того, как она все время открывает и закрывает веер.

Наконец карета остановилась в хвосте длинной вереницы экипажей. Дом сверкал огнями и имел еще более праздничный вид – если это было возможно, – чем накануне.

– Ты готова к этому? – нарушил Сэмсон молчание.

– Еще никогда в своей жизни я с таким нетерпением не ждала бала, – усмехнулась она.

– Ты выглядишь ослепительно, – пробормотал он.

– Так же, как вы, ваша светлость, – растаяв от его комплимента, ответила она.

– И мне нравится запах твоих духов.

– Это новый аромат. Я купила их здесь в магазине.

– У конкурентов? – поддразнил он ее.

Она понизила голос до шепота и, подавшись к нему, спросила:

– Хочешь знать секрет парфюма, которым можно соблазнить женщину?

– Прямо здесь? – Он удивленно поднял брови.

– Почему бы и нет? – пожала она плечами.

– И правда. Почему бы и нет?

– Во все века женщины, чтобы... соблазнить мужчину... и затащить его к себе в постель, использовали только возбуждающий, экзотический аромат мускуса.

Он молча наблюдал за ней.

А она, подвинувшись на самый край сиденья и широко улыбаясь, продолжала шепотом:

– Они собирают пальцами интимную влагу у себя между ног и мажут ею у себя за ушами, шею, ложбинку между грудями – в тех местах, которые, как известно, особенно притягивают джентльменов. – Она выпрямилась. – Запах мускуса всегда был самым любимым у джентльменов. А мужьям он нравится еще и потому, что ничего не стоит.

Он был явно шокирован.

– Ливи, дорогая, ты совершенно изменила мое представление о мире.

Карета остановилась, и лакей открыл дверцу. Она встала и, перед тем как выйти, быстро поцеловала его в губы.

– На удачу, дорогой. – Взяв протянутую лакеем руку, она вышла из их роскошной кареты.

Вместе они прошли по широкой гранитной лестнице к дубовым дверям входа. Оливия держала Сэмсона под руку крепче, чем того требовала ситуация. Он казался спокойным, но она так хорошо научилась чувствовать его настроение, что по выражению его лица поняла, что творится в его душе.

Они вошли в холл и подошли к группе других гостей, но поскольку все ожидали прибытия жениха Брижитт, мало кто обратил на них внимание, хотя Оливия и Сэмсон в своих роскошных нарядах представляли собой заметную пару.

Вместо того чтобы сразу свернуть в большую гостиную, как это накануне сделала Оливия, они медленно пошли по коридору в задние комнаты дома.

Везде были зажженные свечи, масса свежесрезанных цветов в дорогих вазах. Воздух был наполнен смешанным ароматом цветов, духов, дорогих сигар и изысканных блюд.

Сэмсон смотрел прямо перед собой, и перед самым входом в зал Оливия слегка сжала его локоть.

Он посмотрел на нее и улыбнулся. Она ответила ему такой же понимающей улыбкой.

Большой зал был освещен сотнями свечей, отражавшихся в высоких зеркалах в простенках между окнами и в золоченых лепных украшениях, покрывавших потолок. Лакеи в красных ливреях разносили подносы с шампанским в высоких бокалах и разнообразные закуски. Оркестр из шести человек сидел на невысоком подиуме, и под его музыку несколько пар танцевали гавот.

– Мы будем танцевать? – спросила она, надеясь на положительный ответ. Ведь когда семья Маркотт их увидит, вечер будет окончен, и начнется драма.

– Подождем, пока оркестр заиграет вальс. Я не люблю танцы и не танцую ничего, кроме вальса. – Он сказал это так тихо, что она едва расслышала.

– Ты не любишь танцевать? – удивилась она.

– Чего я не люблю еще больше, так это оперу, – усмехнулся он. – Точнее, ее безголосых певцов.

– Тогда я не заставлю тебя слушать ни одну, кроме «Волшебной флейты», которую я обожаю.

– Думаю, что мне удастся не заснуть на одном представлении Моцарта. Один акт я, возможно, выдержу.

– Ах, какой же это будет восторг – заставить тебя страдать ради моего удовольствия!

– Ради тебя я готов страдать сколько угодно, Оливия, – сказал он, настороженно оглядывая толпу.

Он произнес эти слова небрежно, как бы походя, но их значение заставило ее сердце затрепетать от счастья. В эту же минуту зазвучал вальс, и Сэмсон пригласил ее танцевать.

Этот вальс напомнил Оливии их танец в Лондоне, когда на ней было это же платье и она смотрела в его темно-карие глаза, но тогда она была на него зла, потому что думала, что он Эдмунд. Сейчас она видела только Сэма.

– Я хочу сказать тебе что-то, чего еще ни разу не говорила, – призналась она.

Он слегка нахмурился, но, против обыкновения, не усмехнулся, не стал ее дразнить и даже не удивился, а совершенно серьезно и пристально на нее посмотрел.

– Говори. – Из-за музыки его почти не было слышно.

– Я знаю тебя почти столько же времени, сколько я знала Эдмунда. – Ее голос слегка дрожал от напряжения. – И могу совершенно искренне сказать, что, если бы вы с Эдмундом стояли рядом, а я не могла бы вас видеть и была с завязанными глазами, я бы узнала тебя в тот же миг, даже не дотрагиваясь до тебя, – от тебя исходит нечто, что я чувствую на расстоянии. Какое-то излучение, что ли...

Когда до него дошел смысл ее слов, лицо его преобразилось от эмоций, и он даже замедлил шаг.

А потом сглотнул и, обхватив ее за талию, прижал к себе так крепко, как только мог, и прижался лбом к ее лбу.

• Предыдущая
• 46/54
• Следующая