Фиора и Папа Римский - Бенцони Жюльетта - Страница 41
- Предыдущая
- 41/74
- Следующая
— Нет. Приказ пришел из Ватикана, но разрешение посетить вас было поддельным. Святой отец обругал донну Босколи, обвинив ее в том, что она спугнула вас и тем самым все провалила из одного только удовольствия поехать в монастырь, чтобы поиздеваться над вами.
Он умолк. Возвратилась Хуана, неся серебряный поднос, на котором великолепный бокал из венецианского стекла красного цвета с позолотой стоял рядом с таким же графином. Она поставила поднос на стол, наполнила бокал и подала его своему кузену с благоговейным трепетом. Кардинал принял это как должное.
— Спасибо, Хуана. Можешь идти. Я скоро позову тебя.
— Гнев папы не пал на вас? — спросила Фьора с удивлением.
— Из-за моего посещения на прошлой неделе? — уточнил кардинал. — Настоятельница Сан — Систо — умная женщина.
Она предпочла не говорить об этом, без сомнения полагая, что если она смолчит, то может рассчитывать на мою помощь. Что я и сделал. Я объяснил папе, что во всем была виновата госпожа Босколи, которая спугнула вас своим появлением. Я еще добавил, что вы, без сомнения, находчивая женщина. Перессорились все. И тогда кардинал Детутвилль предложил осмотреть его дворец, после чего он вернулся обвинителем.
— Обвинителем? И кого же он обвинил?
— Папу, мой милый друг, просто-напросто папу. Кардинал-камерарий — важная персона, и, кроме того, он самый могущественный кардинал во Франции. Пришлось сказать ему, что произошло на самом деле, а узнав о выборе, который будет вам предложен: топор палача или рука Карло, он просто взорвался, протестуя против оскорбления, нанесенного его суверену, ибо вашу судьбу решали, даже не дождавшись ответа от короля Франции. Он пригрозил, что будет жаловаться королю. Я не вдаюсь в подробности относительно слов, которыми стороны обменялись: они были столь резкими, что я предпочитаю забыть о них.
— Значит, магистр Детутвилль не боится папы? — удивилась Фьора — А почему он должен его бояться? Он представляет здесь короля Франции, он глава ватиканской дипломатии, он также самый богатый кардинал из всех кардиналов, и, кроме того, он королевской крови.
— Я понимаю. И к чему же пришли в результате… этой ссоры?
— Пока все остаются при своем мнении. Святой отец вопит, что, если он схватит вас, он прикажет вас казнить, понравится это или нет донне Босколи; кардинал, очень спокойный и выдержанный человек, уточняет, что, если папа решит вашу судьбу без согласия короля Людовика, договоры останутся на прежнем уровне и что он никогда не увидит, разве только что во сне, монаха Ортегу и кардинала Балю.
Фьора помолчала минуту, поигрывая концами шелковой простыни, наброшенной ей на плечи.
— А это замужество, о котором мне говорила… госпожа Босколи? Мне хотелось бы знать ваше мнение по этому поводу.
Борджиа посмотрел в лицо молодой женщины, скользнул взглядом по приятной округлости ее плеча, и его глаза загорелись при мысли о других округлостях, еще более заманчивых, спрятанных под тонкими покрывалами.
— Каково мое мнение? Надо ненавидеть вас так сильно, чтобы предложить вам, самой красивой из всех женщин, соединиться в браке с этим блаженным.
— Когда-то Иеронима хотела выдать меня замуж за своего сына Пьетро Пацци, настоящее чудовище, злоба которого просто сочилась через все поры его кожи. Именно из-за него она приказала убить Франческо Бельтрами, моего отца. Несмотря на мое происхождение, Иеронима просто охвачена страстью выдать меня замуж за кого-нибудь из своих родственников, настолько она боится, что хоть малая толика нашего теперь уже небольшого состояния может уплыть из — под ее носа.
Встав, Борджиа подошел к столику и вновь наполнил свой бокал. Но перед тем, как выпить, он предложил его своей гостье:
— Выпейте! Я уверен, что вам станет лучше.
Она послушно взяла бокал, и сквозь его прозрачное стекло огонь свечи распался на яркие отблески.
— Вам так трудно рассказать мне о Карло Пацци? Вы считаете, что мне следует подкрепиться, прежде чем начать разговор на эту тему?
Она разом осушила бокал и отдала его Борджиа. Он взял из ее рук бокал, не отнимая своих пальцев от ее руки, приложил губы к тому месту, где она пила, и допил последние капли благородного напитка.
— Это тоже чудовище, но другого рода, — ответил он наконец со вздохом. — Совсем не злой, я в этом уверен, но это странное существо, какое рождается иногда на свет. Говорят, что он плод изнасилования и что при рождении он непоправимо повредил плоть своей матери. Мысль, что вас могут выдать замуж за этого выродка, невыносима для любого нормального мужчины. Вы созданы для того, чтобы вас любили принцы.
Борджиа налил Фьоре еще немного вина и, когда она выпила, присел на край ее постели, взял бокал из пальцев, потом бросил его в камин, словно пустячную вещь. Хрупкое произведение искусства разбилось на множество красных и золотых осколков.
— К нему прикасались ваши губы, — прошептал он хрипловатым голосом, выдававшим его желание. — Никто больше не смеет приложить к нему свои.
Пламенный взгляд устремился на нее из-под его тяжелых сощурившихся век. Рука, положенная на ее плечо, сильно сжала его, в то время как другая скользила под шитым золотом стеганым одеялом, ища грудь. Фьора резко отодвинулась к краю кровати и подтянула колени к груди.
— Следует ли напоминать вам, монсеньор, что я больна? — спросила она таким ледяным голосом, что он сразу охладил пыл Борджиа.
С сожалением он отнял руки, поласкав ее при этом еще раз.
Потом встал.
— Извините меня, — прошептал он. — Ваши глаза похожи на грозовое небо, в котором, кажется, легко затеряться, а я не Желаю ничего другого, как только нравиться вам.
Она заметила, что, вставая, он слегка покачнулся, и сказала с жесткой усмешкой:
— Не для того ли, чтобы понравиться мне, вы взяли на себя неслыханный риск лично приехать за мной прошлой ночью?
— А что в этом такого странного? — спросил кардинал с внезапным высокомерием. — Ценную вещь нельзя доверять грубым рукам слуги.
— Вот уже второй раз вы сравниваете меня с вещью. Вы забываете, что я женщина — О нет, я этого не забываю, — усмехнулся Борджиа. — Наоборот, я только об этом и думаю. Да, вы женщина, и самая желанная, которую я когда-либо встречал. Даже в день вашего прибытия. Вы тогда были худы, как голодная кошка, и бледны, как лунный свет, но вы были для меня самым красивым, самым желанным из всех созданий, и тогда я поклялся, что вы будете моей.
— Именно для этого вы помогли мне убежать из монастыря и привели сюда?
— А какая же может быть другая причина? — искренне удивился кардинал. — Король Франции, конечно, интересует меня, но клянусь, если бы вы не были так красивы, я не позаботился бы о вас никогда. Что касается меня, то всякий раз, когда я желал ту или иную женщину, я получал ее, и незамедлительно.
Но ради вас я готов проявить некоторое терпение, ибо я знаю, что вы стоите того еще и потому, что от ожидания удовольствие будет только острее, когда наконец я буду обладать вами.
— Вы только зря потеряете время, монсеньор, — сказала Фьора, которую начал охватывать гнев. — Я доверилась вам, потому что надеялась, что вы поможете мне убежать… из этого святого города и вернуться домой.
— Без сомнения. Но пока это невозможно, и боюсь, что это продлится еще долго. Во всяком случае, до тех пор, пока вы не дадите, мне того, что я жду от вас. Я хочу, чтобы мне заплатили за мои усилия и за опасность, которой я подвергался ради ваших красивых глаз, и заплатили единственной монетой, которая меня интересует.
— То есть собой? Вы слишком самоуверенны, дон Родриго!
Но мне только двадцать лет, а вам вдвое больше. Вам не приходила в голову мысль, что я не могу полюбить вас?
Борджиа разразился хохотом, обнажив свои белые зубы. Он очень гордился ими и поэтому часто смеялся.
— Кто здесь говорит о любви? Я ищу только удовольствие, и чем ценнее женщина, тем полнее удовольствие. Удовольствие, моя флорентийка! Если вы не знаете его, то я могу научить вас получать его, потому что наслаждение опьяняет еще больше, если оно взаимно. Я понимаю, о чем вы сейчас думаете: я отдамся ему сейчас же и таким образом избавлюсь от него. Я не хочу этого. Мой вкус требовательный и утонченный, поэтому сейчас — извините, что говорю вам это, — лекарства Хуаны сделали вас не очень аппетитной Фьора чуть не задохнулась, почувствовав, что краснеет, потому что она сама сейчас подумала об этом. Не впервые она попадала в ловушку, поставленную мужским желанием. Ей приходилось даже самой провоцировать мужчин, как это было в Тионвилле, где она встретилась с Кампобассо, выполняя задание короля Людовика.
- Предыдущая
- 41/74
- Следующая
