Фиора и Папа Римский - Бенцони Жюльетта - Страница 55

• Предыдущая
• 55/74
• Следующая

По мере того как Риарио говорил, его сущность все сильнее выступала наружу, и в нем все яснее чувствовался таможенник с набережной Савоны, гроза местных девиц. Глянец внешнего лоска исчезал прямо на глазах. Застыв от негодования, Фьора обратила на него леденящий взгляд:

— Я предпочту любую тюрьму гостеприимству такого человека, как вы. Тем не менее я была бы вам очень признательна, если бы вы отдали себе отчет в том расстоянии, которое нас разделяет. Я не отношусь к вашим знакомым, я графиня де Селонже! Я вдова кавалера ордена Золотого Руна!

Риарио мерзко улыбнулся, открыв испорченные зубы.

— Прекрасное имя! Но что-то говорит мне, что тебе осталось не так долго носить его! И поскольку мадам графиня выбирает тюрьму, — закончил он, сделав преувеличенно низкий поклон, — то буду иметь счастье ее лично туда доставить!

Фьоре потребовалось собрать все свое мужество, чтобы не отдаться во власть гнева и отчаяния в то время, как она шла вслед за Риарио и в сопровождении стражи по нескончаемой спиральной лестнице внутри замка Святого Ангела, пока они не дошли до тех помещений, которые и относились собственно к тюрьме. С самого своего прибытия в Рим она только и делала, что перемещалась вокруг папской крепости, и вот наконец оказалась в ней самой, как будто сама судьба предназначила ей быть здесь пленницей. Воспоминания о сцене гадания у еврейки Анны наводили ее на определенные размышления. Зачем княгиня Катарина настаивала на том, чтобы привести ее с собой в свой дом, если Фьора и так собиралась уехать из Рима? Но, самое главное, почему она сама все-таки ее послушала и поехала вместе с нею? Супруга Риарио вполне могла ввести ее в курс дела и рассказать об опасности, угрожающей Медичи, и дать необходимую помощь без того, чтобы привозить к себе во дворец! Действовала ли она, движимая истинной заботой о Фьоре, или хладнокровно вела ее в умело расставленную западню?

В западню, чья организация вряд ли могла бы быть делом рук Хатун. Маленькую татарку было не в чем упрекнуть, разве что она могла слишком довериться своей новой хозяйке и назвать ей имя своей больной подруги.

Наконец они вышли на верхнюю галерею, над которой находилась только площадка для часовых и ряды пушек. В караульном помещении горел слабый огонек, который не мог рассеять ночной мрак, отчего становилось еще более жутко. В окне жилища коменданта горел ночник, и его свет позволял видеть двух солдат стражи, которые, борясь со сном, стояли, опершись на свои копья. Над всеми постройками поднималось высоко вверх, похоже, к самому небесному престолу, запасное убежище для папы на случай, если ему придется бежать от врагов. Вдоль всей стены замка с внутренней стороны была сделана лоджия, которая единственная придавала жилой вид всему окружающему.

Появление князя Риарио пробудило жизнь в караульном помещении и среди часовых. Зная, что комендант серьезно болен, он послал за его заместителем, албанцем Жоржем.

Через короткое время тот появился, и Фьора подумала, что настоящий преступник должен выглядеть именно так. Это впечатление создавали не столько его испещренная отметинами оспы кожа и жирные волосы, приплюснутый нос с усами под ним и мокрый рот, а узкие щелки глаз, сквозь которые просвечивало постоянное беспокойство. Это были глаза жестокого и фальшивого человека. Однако с папским племянником он поздоровался как вполне воспитанный дворянин.

— Ты был здесь, — удивился Риарио, — в такой поздний час?

— Да. Только что привели еще одного француза, который выдает себя за паломника. Его взяли в таверне на Кампо-де-Фиори. Хозяин предупредил о нем солдана, который и арестовал его, впрочем, не без труда: для этого понадобилось двенадцать человек, из которых он убил троих.

— Странный паломник! А почему послали за солданом?

— Этот человек задавал много вопросов. Он искал какую-то свою соотечественницу, которая приехала помолиться на могиле апостола, но неожиданно исчезла несколько месяцев назад.

Женщина… и, похоже, очень красивая…

Риарио схватил Фьору за руку и вывел ее на свет.

— Может быть, вот эта?

Тот растянул губы, что должно было изобразить улыбку.

— Я мог бы поклясться! Ты наконец нашел ее, господин?

— Но не без труда. Я привел ее тебе, чтобы ты охранял эту женщину до тех пор, пока святой отец не захочет ее увидеть. А что касается твоего француза, если я все правильно понял, то ты собирался задать ему несколько вопросов?

— Именно так, господин. Хочешь, пойдем вместе?

— Давайте пойдем туда все! Не правда ли, госпожа графиня?

Это должно быть интересно!

Сопротивление Фьоры было сломлено безо всякого труда.

Риарио крепко держал ее в своих руках. Волей-неволей ей пришлось следовать за албанцем по узкой крутой лестнице, которая спускалась в бесконечную глубину подвалов замка. Сердце Фьоры было полно тоскливых предчувствий, она не могла не думать о том, что через несколько минут ее приведут в настоящую камеру пыток, где ей придется присутствовать при допросе француза, который, по всей видимости, был послан для того, чтобы отыскать именно ее. Даже если она никогда не видела этого человека, то и тогда ей предстояло тяжелое испытание.

Жорж остановился перед дверью из почерневшего дуба, которая была приоткрыта так, что в щель был виден красноватый свет.

То, что ее ожидало внутри, было ужасно. На лавке лежал человек, его запястья и щиколотки были скованы железными цепями, а те были соединены с лебедкой, которая могла растягивать цепи так, что человек оказывался разорванным на куски.

Страшная машина сейчас не работала, потому что помощник коменданта отсутствовал, а палач, обнаженный по пояс негр, безучастно сидел рядом со своей жертвой и ждал приказаний.

Фьора без труда узнала это лицо, побледневшее и исказившееся от боли: это был Дуглас Мортимер, сержант шотландской гвардии французского короля и один из ее лучших друзей.

Она не смогла сдержать дрожи, что не укрылось от глаз Риарио.

— Что-то подсказывает мне, что вы его хорошо знаете, — сказал он с противной усмешкой.

Но Фьора уже овладела собой. Моля бога о том, чтобы Мортимер был в сознании и смог ее услышать, она заявила, может быть, громче, чем следовало, причем в ее голосе звучало неподдельное возмущение:

— Ну конечно, я его знаю. Это управляющий моего поместья в Рабодьере. Он предан мне всей душой, и я нисколько не удивлена, что сейчас вижу его перед собой. Ведь меня похитили несколько месяцев назад!

— Ваш управляющий? Если вам верить, то это простой крестьянин? Тогда как могло случиться, что он добрался до самого Рима? И кто мог ему сказать, что вы именно здесь?

Фьора сделала вид, что размышляет над этим.

— Кто? Я думаю, что в день моего приезда кардинал Детутвилль направил посланника в Ле — Плесси-ле-Тур, чтобы сообщить королю условия, выдвинутые папой. Мой дом расположен рядом с королевским дворцом, и все сразу узнали о том, что произошло со мной. Кстати, раз мы об этом заговорили, разве король не прислал с кем-нибудь свой ответ на письмо кардинала?

— Он вообще ничего не ответил, — проворчал Риарио и пожал плечами. — Должно быть, вы не имеете такого значения, которое вам придает мой дядя.

— Это чистой воды ложь! — ответил голос, который принадлежал Мортимеру. Несмотря на свое поистине ужасное положение, его голубые глаза сверкали прежним живым огнем, который согрел сердце Фьоры. Слава богу, он ее услышал, узнал, а вместе они в состоянии провести этого переодетого в князя таможенника, который сейчас внимательно на них смотрел.

— Ах, вот ты и заговорил? — заметил он. — Может, ты наконец скажешь нам, как тебя зовут?

— Его зовут Гоше, — сказала Фьора. — Гоше Ле Пюллье.

Его дядя и тетка тоже прислуживают в моем доме. Не правда ли, хорошая добыча вам попалась? Здоровый крестьянский малый, который знает здесь только бога и своего хозяина!

— Но который тем не менее осмеливается обвинить меня во лжи? — возмутился Риарио. — Что может он знать об отношениях между королем и папой?

• Предыдущая
• 55/74
• Следующая