Фиора и Папа Римский - Бенцони Жюльетта - Страница 67

• Предыдущая
• 67/74
• Следующая

В главном приделе собралось самое блестящее общество. Все разговаривали друг с другом, чуть приглушив голос, обменивались последними сплетнями, разглядывали друг друга, критиковали туалеты и прически. Позади этой нарядной толпы простои люд пытался рассмотреть стоящих на хорах обоих правителей города. Лоренцо был весь одет в черное, но его короткий плащ был застегнут пряжкой с алмазом такой величины, что на него можно было бы купить целое королевство, а Джулиано — весь в пурпуре и золоте, красивый и сияющий, как статуя Аполлона, радостный, как отпущенный на каникулы паж.

Когда Фьора наконец увидела их, ее сердце забилось от волнения. Братья Медичи были живы, и, как только кончится служба, она передаст им послание. На сердце стало так тепло при виде этих дорогих ей лиц…

Но там, на хорах, кто-то еще в этот день занимал внимание публики. Тонкий и бледный, такой юный в кружевах и тяжелом кардинальском пурпуре, молодой князь церкви восемнадцати лет, который так быстро начал становиться взрослым. При малейшем движении яркими огнями вспыхивали драгоценные камни и золото на его высокой митре и золотых кругах, символизирующих солнце на его ярко-алых перчатках. По правде сказать, молодой Риарио чувствовал себя немного скованным.

Женщины находили его очаровательным при виде томных глаз и легкого румянца, который иногда окрашивал его лицо, а мужчины, видя его хрупкое сложение, выпячивали грудь и таким способом утверждались в своем превосходстве сильного пола; исполненные самодовольства, они тут же нацепили ему ярлык «желторотый».

Часть местных священников, а также тех, кто прибыл вместе с ним, окружили кресло, напоминающее трон, на котором он сидел и даже немного вздремнул, несмотря на громкие звуки органа и пение хора, в котором певцы обладали невероятной силы голосами. По сути дела, среди всех собравшихся только оба Медичи и некоторые из их друзей — Фьора узнала крупный нос Анджело Полициано, очки Марсило Фачино и мечтательный взгляд Боттичелли — следили за ходом пасхальной службы.

В алтаре священник неторопливо и торжественно вел обряд.

Раздался громкий звон колокольчика. Пение смолкло, прекратились все разговоры, только тихо играл орган. Женщины и мужчины встали на колени, и это было похоже на то, как будто море цветов наклонило свои головки. Перед престолом, сверкающим от множества свечей, священник высоко поднял вверх просфору, которую стекла витража окрасили в красный цвет; он показался всем выше ростом в своем расшитом золотом облачении. Колокола зазвонили вновь, но тут началась страшная давка.

Фьора побледнела…

— Началось! — произнес Рокко и вынул шпагу.

— Это невозможно! Здесь?

Она невольно сделала то же самое, и они стали пробивать себе дорогу сквозь обезумевшую толпу. Так они добрались до хоров.

Сражение шло у самого алтаря, на ступени которого испуганный священник уронил чашу. Священный сосуд откатился к одетому в красное с золотом телу, безжизненно лежащему на черном мраморе посередине лужи крови. Джулиано Медичи, прекрасный и веселый, очаровательный Джулиано был, несомненно, мертв, но, несмотря на это, какой-то человек навалился на него и, не переставая, втыкал в него свой нож. Рокко словно ястреб налетел на него и ударил шпагой. Раненный в ногу убийца поднялся и хотел нанести ответный удар, но тут толпа подхватила его и увлекла с собой, а труп Медичи отбросила к ступенькам хоров, куда немедленно кинулась Фьора. Рокко оказался в водовороте толпы и упустил убийцу, который тем временем, словно уж среди камней, пробирался к выходу.

Пока Фьора в полном отчаянии смотрела на красивое лицо молодого человека, которого она когда-то любила, кто-то встал рядом с нею на колени, и она увидела, как длинная сухая рука тронула шею Джулиано.

— Ему уже ничем не поможешь, — произнес Деметриос Ласкарис. — Заговорщики все сделали по плану.

— Это ты? — удивленно спросила Фьора. — Что ты здесь делаешь?

— Я мог бы спросить то же самое у тебя. Идем! Нам не надо здесь оставаться…

А вокруг них продолжалось сражение. Фьора стала искать глазами Лоренцо и скоро увидела его. Прямо напротив юного, но дрожащего и бледного, как и его кружева, кардинала властитель Флоренции, обернув своим черным плащом левую руку, сражался с помощью только одной парадной шпаги против двух священников, вооруженных кинжалами. Из раны на шее текла кровь, но он уверенно сражался среди перевернутых канделябров, раздавленных восковых свечей и церковной утвари, а его черные глаза бешено сверкали на смуглом лице.

— Ко мне, Медичи! Палле! Палле! — рычал он, и древний боевой клич его рода вознесся к самому куполу церкви.

Ему ответили лишь несколько редких возгласов. Испуганная Фьора поняла, что Лоренцо грозит гибель. Сейчас он бился уже с четырьмя противниками, и его дыхание становилось все короче. Она бросилась к нему, чтобы дать ему хотя бы нормальную шпагу. В это время братья Кавальканти, словно пушечные ядра, смели все окружение Лоренцо, придя ему на помощь в самый последний момент. Лоренцо смог перевести дух, тем более что при виде этой неожиданной помощи оба священника обратились в бегство, потому что их кинжалы были беспомощны перед боевыми шпагами. Фьора воспользовалась моментом, чтобы подбежать к Лоренцо, и, взяв свою шпагу за клинок, протянула ее со словами:

— Возьми! Тебе это может понадобиться.

— Фьора! — с неожиданной нежностью проговорил Лоренцо, и это наполнило теплом сердце молодой женщины.

Но сейчас было неподходящее время для объяснений. Справа от хоров группа вооруженных людей, во главе которых Фьора узнала Пацци, стремительно приближалась. На этот раз их было не меньше двадцати человек!

Деметриос увлек молодую женщину в сторону, а Рокко легким прыжком перескочил балюстраду и оказался лицом к лицу с банкиром.

— Ты слишком часто попадаешься на моем пути! — воскликнул он и с яростью набросился на Пацци. Но здесь неизвестно откуда появился необычайной красоты и прекрасно одетый юноша и встал между обоими противниками, рискуя быть проткнутым с обеих сторон.

— Оставьте мне эту грязную собаку, мессир! — крикнул он и приготовился к бою. — Кровь, которую вы видите на моей шпаге, принадлежит Джулиано. Я только что обмакнул ее в его кровь и поклялся, что этот человек будет убит только мной.

Меня зовут Франческо Нори!

Чтобы не мешать ему, Рокко отошел в сторону и тут же оказался перед двумя новыми противниками.

— Давайте, молодой человек, но не упустите его и не поскользнитесь в крови! Ее здесь полно, и, черт побери… — добавил он, пронзая своего первого противника, — мы постараемся, чтобы ее стало еще больше!

Несмотря на подоспевшую помощь, бой был все же слишком неравен. Лоренцо Великолепный слабел, и его грудь поднималась с большим трудом, словно кузнечные мехи. Его вытеснили с хоров, и он мог остаться без прикрытия сзади.

— В ризницу, монсеньор! — закричал Деметриос, который оставил Фьору за колонной, а сам уже пустил в ход кинжал. — Закройтесь в ризнице и ждите помощи!

Лоренцо, окруженный тремя соратниками, стал потихоньку отступать, уложив по дороге еще двух противников.

— Браво! — оценил Рокко.

Он тоже только что положил на черные плиты пола еще одного. Среди нападавших произошло некоторое замешательство, и малочисленная группа, окружавшая Медичи, воспользовалась этим, чтобы добежать до ризницы, тяжелая бронзовая дверь которой тут же наглухо закрылась за ними. Преследователи только в отчаянии колотили по ней кулаками. , — Идем, — прошептал Деметриос. — Нам тоже надо подыскать убежище.

Больше ничего делать им и не оставалось. Рокко, увлеченный сражением, последовал за Лоренцо в ризницу, которую осаждали заговорщики. Добраться до выхода из собора было невозможно, потому что вдоль всего придела шло сражение. Следуя за Деметриосом, Фьора скрылась за алтарем, к которому привалился юный Риарио, полумертвый от страха, и с рыданиями сжимал в руках массивное серебряное распятие. Но на него никто не обращал внимания.

• Предыдущая
• 67/74
• Следующая