Шаг до страсти - Энтони Эвелин - Страница 15
- Предыдущая
- 15/57
- Следующая
— Ты говоришь, что у меня будут неприятности в Америке, — сказала она. — А что случилось бы с тобой, если бы ты заговорил вот таким манером дома?
— Смотря по обстоятельствам, — ответил Свердлов. — Два года назад никто бы ничего не сказал. Но теперь — теперь это сочтут за преступление. Вот что я имею в виду. Меняется ветер, поворачивается флюгер. Вот это и есть идеология — флюгер, зависящий от ветра целесообразности. Или прихоти. В России была императрица, которая объявила изменой ношение розового цвета, ты это знаешь? Это был ее любимый цвет. — Он засмеялся. — У вас, на Западе, есть люди, которые так же относятся к тем, кто носит красный галстук. Измена... какой-то вздор. В своем роде — это гордость материализма. Он учит презирать в конечном итоге все, что нематериально.
— И не оставляет никаких ценностей? — спросила его Джуди.
— Выживание, — сказал Свердлов. — Это единственная цель, ради которой стоит прикладывать усилия. Жить, потому что потом уже ничего не будет. — Он взял ее за руку, покачал головой. — Никакого вознаграждения за добро и никакого наказания за зло. Просто тьма, ничего. Человек должен жить для себя. Важно выжить.
— Я не верю этому. Это чистой воды эгоизм, я не думаю, что подобные взгляды способны принести кому-нибудь счастье. Но больше всего я не верю тебе. Зачем ты помогал этому идиоту официанту? Зачем вообще делать что-нибудь для него?
— Я сделал это, чтобы угодить тебе.
— Ладно, а зачем делать что-либо для меня?
— Хороший вопрос, — сказал Свердлов. — Затем, что я надеюсь кое-что извлечь для себя. И ты знаешь, что именно.
— Понятно, спасибо.
— Ты веришь мне, — сказал он. — Ты очень доверчива. Неудивительно, что полковник так легко натянул тебе нос. Он сказал, что любит тебя, и ты поверила. Я говорю, что делаю что-то для тебя, потому что хочу переспать с тобой, и ты веришь мне. Мы оба лжецы. Как ты собираешься выжить, если не видишь разницы между моей ложью и его. Честное слово, я беспокоюсь за тебя.
— Хватит делать из меня дуру. И я просила тебя перестать упоминать Ричарда. Я не должна была рассказывать тебе. Я поступила очень глупо.
— Ты не представляешь, до чего приятно встретить умную женщину, которая делает глупости, — совсем не шутливым тоном произнес Свердлов. — Теперь скажи мне вот что. Ты грустишь о своем любовнике так же, как когда я впервые увидел тебя? Твое сердце все еще разбито — у нас в Москве есть клиника, где делают удивительные вещи с сердцем, — тебе все еще больно, когда я говорю о нем?
— Нет, — призналась Джуди. — Нет, не больно. Здесь все это кажется ненастоящим. Но мне совсем не хочется возвращаться.
— Все будет гораздо легче, чем ты думаешь. Ты будешь думать обо мне вместо него. Мы можем встречаться в Нью-Йорке. Если будем проявлять осторожность.
— Но для тебя это совсем небезопасно, — заметила Джуди. — Я уверена: ваш посол не придет в восторг от такой идеи.
— Я же сказал, осторожно, — напомнил ей Свердлов. — Я сам все устрою. Ладно, ты ведь голодна, давай займемся ужином.
Это был их последний вечер, и, когда они ехали в гостиницу, Джуди обратила внимание на то, что он не раскрывал рта. Как правило, он говорил большую часть времени, когда они были вместе. Он подошел вместе с ней к двери и остановился. Лицо оставалось в тени, и она не видела его выражения.
— Мы встретимся в Нью-Йорке?
— Не знаю, — искренне призналась Джуди. — Здесь совсем другое дело. Там будет столько сложностей. Давай подождем, пока мы оба не вернемся к работе. Может быть, ты решишь, что этого не стоит делать. — Она вставила ключ в замочную скважину, но он никак не поворачивался, и Свердлову пришлось сделать это самому.
— Ты был очень внимателен ко мне, — внезапно сказала она. — И ты мне необычайно помог в том, другом деле... чтобы расставить все на свои места. Очень надеюсь, что и ты возвращаешься домой отдохнувшим.
— Я чувствую то же, что и ты. Для меня это не только прервавшийся роман. Это образ жизни. Но другого я не знаю. Я же сказал тебе сегодня: весь смысл только в том, чтобы продолжить существование. Завтра утром я отвезу тебя в аэропорт.
Она позволила ему поцеловать себя, у обоих было далеко не радужное настроение, у нее было муторно на душе, когда она прощалась с ним у дверей своего бунгало. Но позвать его к себе она ни за что не хотела. Она еще не забыла, как это было с Ричардом Патерсоном. С нее довольно секса наездами, она сыта по горло унизительными сценами, когда приходится наблюдать, как мужчина одевается и весело насвистывает перед уходом. Ей пришлось заставить себя расстаться с русским. Он искусал ей губы, она чувствовала, как у него дрожат руки.
— Спокойной ночи, — быстро произнесла она и скрылась в своем бунгало.
Когда он вез ее в аэропорт, то казался таким же, как всегда: шутил и беспрестанно говорил. Сегодня все было ярче, чем накануне утром: кроваво-красные понсеттии казались еще сочнее, изящные бугенвиллии — еще царственнее.
— Если мне никогда больше не доведется побывать здесь, я все равно запомню это место на всю жизнь.
У стойки регистрации она попрощалась со Свердловым, посадку уже объявили, задерживаться не было причин. Все происходящее казалось ненастоящим, как будто и этот человек, и этот остров стали частью остановившегося времени.
— Вот, — сказал он. — Я сохранил это для тебя. У меня тоже есть. На память о нашем отпуске.
— Расскажите мне, миссис Ферроу, о вашем отпуске. Хорошо провели время на Барбадосе?
— Не собираюсь отвечать ни на какие вопросы. — Джуди стояла — человек с огненно-рыжими волосами сидел, развалившись, в одном из ее кресел. Второй мужчина, находившийся в настоящее время в ее квартире, но в другой комнате, остановил ее по выходе из таможни. Назвался сотрудником посольства, и Джуди, подумав, что речь идет о Нильсоне и срочной работе для Совета безопасности, не задавая вопросов, пошла с ним. В огромном голубом «шевроле» сидел этот рыжий. Она ничего не могла поделать, когда оба поднялись в ее квартиру.
Они не запирали двери и не напускали на себя зловещего вида. Рыжий, отличавшийся к тому же неприятным веснушчатым лицом и провинциальным акцентом, велел младшему пойти на кухню и быстренько приготовить чай. Затем он запросто уселся в кресло, закурил сигарету и спросил, не уделит ли она ему часок времени и не ответит ли на некоторые вопросы. «Тебе будут задавать вопросы, когда ты вернешься», — предупреждал Свердлов. Она рассердилась и одновременно испугалась. Какое они имеют право вести себя, как в третьеразрядном шпионском фильме! Лодер по выражению ее лица догадался, как она может повести себя.
— В чем, собственно, дело? — Она стояла перед ним, надеясь, что это даст ей какое-то преимущество. — Вы сажаете меня в машину и безо всякого приглашения заходите в мою квартиру, а после этого имеете наглость задавать мне вопросы. Кто вы и что вы, мистер Лодер? — Он назвался ей в машине, протянув похожую на обрубок руку.
— Я же сказал вам. Я офицер по связи отдела планирования. Расскажите мне про Барбадос. Никогда не был ни на одном из этих островов. У вас приятный загар, наверное, погода была хорошая.
— Погода была чудесная — но не приехали же вы за тридевять земель из Вашингтона, чтобы спросить меня об этом.
— Нет, — согласился Лодер. — Не об этом. Но мне хочется услышать от вас про ваш отпуск. Познакомились с кем-нибудь интересным?
То, что она стояла, глядя на него сверху вниз, никакого преимущества не давало, она чувствовала себя, как на суде. В этот момент младший из них просунул голову в дверь.
— Чая нет, — сообщил он, обращаясь к Лодеру. — Кофе сойдет?
— Хорошо, пусть будет кофе. Вы ведь выпьете, миссис Ферроу?
Если бы он не напугал ее, она бы послала его к черту.
Нужно было сделать это сразу, а теперь, упустив инициативу, она злилась на себя. Какое он имеет право рассиживаться здесь, какое у него право посылать шофера к ней на кухню! И он не смеет смотреть на нее подобным образом, да еще и угощать ее собственным кофе.
- Предыдущая
- 15/57
- Следующая