Девица Кристина - Элиаде Мирча - Страница 17
- Предыдущая
- 17/33
- Следующая
Он вернулся в бальную залу. Теперь здесь стало несколько душно. Дамы замахали большими шелковыми веерами. Егор спиной почувствовал чей-то укоризненный взгляд. Обернувшись, он увидел знакомые черты, но не сразу вспомнил имя: Раду Пражан. Его-то как сюда занесло? И что за вид — как у ряженого. Было очевидно, что Пражан чувствует себя не в своей тарелке на этом пышном балу, среди богатой публики. С ним никто не заговаривал. Егор направился в тот угол, откуда Пражан, прислонясь к стенке, смотрел на него, не мигая. Он прочел во взгляде приятеля, что должен спешить, должен пробиться к нему как можно скорее...
Но как трудно передвигаться по бальной зале в разгар танцев! Все новые и новые пары преграждали ему путь. Пришлось поработать локтями — вначале с оглядкой, поминутно прося прощения, потом — уже бесцеремонно, распихивая, расталкивая дам и кавалеров. Те несколько метров, что отделяли его от Пражана, оказались неправдоподобно длинными. Сколько бы он ни пробивался вперед, расстояние между ними не уменьшалось. Пражан настойчиво звал его глазами, и как ясно он понимал этот зов!..
Чья-то рука обвила Егора за талию. Мгновение — и, будто запотевшее стекло отделило его от танцующей публики. Глаза Пражана глядели теперь с высоты, из-под потолка, и он еще нелепее выглядел там в своем маскараде.
— Ну же, взгляни на меня, друг мой любезный! — заговорила девица Кристина, обдавая Егора тревожным веяньем фиалки, влекущим теплом дыхания, одновременно воскрешая в нем ужас и отвращение. — Тебе не по вкусу наше веселье?
Каждое слово болью отдавало в его голове, с каждым звуком он проваливался в иное пространство, в иные сферы.
— Мы у себя дома, душа моя, — продолжала девица Кристина.
Она повела его за собой, мановением руки призывая оглядеть комнату, через которую они проходили. Егор узнал столовую, разве что вид у мебели был посвежее, не столь унылый.
— Поднимемся ко мне, хочешь? — вдруг сказала девица Кристина и потянула его вверх по лестнице, но он, вырвав руку, отскочил к окну и выговорил через силу:
— Ты мертва. И ты знаешь, что мертва.
Девица Кристина горько усмехнулась и снова подступила к нему. Она была бледнее обычного. «Это от луны. Как внезапно взошла луна», — подумалось Егору.
— Что с того, ведь я люблю тебя, Егор, — прошептала девица Кристина. — Ради тебя я прихожу из такой дали...
Егор смерил ее ненавидящим взглядом. Где же силы — крикнуть, проснуться?.. Кристина как будто читала его мысли, потому что ее улыбка стала еще грустнее, еще безнадежнее.
— Ты всегда здесь, — наконец выдавил из себя Егор. — Ниоткуда ты не приходишь...
— Что ты понимаешь, любезный друг, — тихо возразила Кристина. — Поверь: тебя я не хочу терять, твоя кровь мне не нужна. Позволь мне только иногда любить тебя, вот и все!
Такая страсть, такой голод по любви сквозили в ее голосе, что Егор содрогнулся и кинулся прочь, надеясь спастись бегством. Он бежал по бесконечному зловещему коридору и остановился, лишь отбежав на порядочное расстояние. Он стоял, тяжело дыша и плохо понимая, где он и куда теперь податься. Мысли рассыпались, воля была слепа. Коридор уходил вниз, как рудниковая шахта. Вдруг его ноздри защекотал слабый запах фиалки. Охваченный паникой, Егор вломился в первую попавшуюся дверь. В висках стучало, он привалился к двери, замер, прислушиваясь, не раздадутся ли снова шаги девицы Кристины. Тишина тянулась долгие-долгие минуты. Егор в изнеможении повернул голову, огляделся — и узнал свою комнату. Он попал прямо в свою комнату. Все тут было точь-в-точь как днем, вплоть до портсигара на столике и стакана с остатками коньяка. Вот только как-то странно, как в зеркальном отражении, преломлялся на всем свет.
Он бросился на кровать с одной мыслью — заснуть. Тут-то его и настигла снова фиалковая напасть. Сил противиться, спасаться бегством больше не было. Девица Кристина сидела рядом на постели, как будто поджидала его здесь давно.
— Зачем ты бежишь от меня, Егор? — сказала она, глядя на него в упор. — Зачем не позволяешь любить себя? Или все дело в Санде?
Она умолкла, не сводя с него глаз. Что было в них — тоска, нетерпение, угроза? Егор не мог разобраться. Не мог верно прочесть ее лицо — такое живое и такое ледяное, — ее глаза, неправдоподобно большие и неподвижные, как два хрустальных ободка.
— Если дело в Санде, — продолжала Кристина, — это поправимо. Она долго не протянет, бедняжка.
Егор дернулся было в негодовании, хотел угрожающе взмахнуть рукой, однако у него достало сил лишь скрестить с девицей Кристиной свой взгляд.
— Но ты же мертвая! — крикнул он. — Ты не можешь любить!
Кристина засмеялась. Он первый раз слышал ее смех, и, как ни странно, смеялась она точно так, как он себе представлял, когда несколько дней назад разглядывал ее портрет, — чистым, искренним девичьим смехом.
— Не надо поспешных суждений, любезный друг, — сказала она наконец. — Я прихожу из таких пределов... Но я все равно женщина, Егор! И если иные девушки влюблялись в утренние заезды, в Лучафэров, почему бы и тебе не полюбить меня?!
Она выжидательно замолчала.
— Не могу, — признался Егор, поколебавшись. — Я боюсь тебя.
И ему тут же стало стыдно за свою трусость. Надо было не сдаваться, твердить, что она мертвая, а он живой... Кристина протянула руку... Егор снова испытал это ни с чем не сравнимое прикосновение, от которого кровь застывала в жилах.
— Придет час, и я узнаю тепло твоих рук, — нашептывала она, придвигаясь ближе и ближе. — Ты полюбишь меня. А о Санде не думай, вам больше не быть вместе...
Она помолчала, не переставая ласкать его.
— Какой ты красивый! Какой ты большой и теплый! И я ничего не боюсь. Куда бы ни завела меня любовь, во мне нет страха... Что же ты колеблешься, Егор, ты, мужчина?..
Егор еще раз попытался сбросить Кристинины чары, рвануться прочь из сна. Фиалковый дурман кружил ему голову, близость ее тела изнуряла. Но все, что он смог, — это чуть отодвинуться от нее к стене.
— Я люблю Санду, — почти без голоса произнес он. — Помоги мне, Господи Боже, помоги, Пречистая Матерь Божья... — Последние слова ему удалось произнести достаточно твердо.
Кристина вспорхнула с его постели и спрятала лицо в ладонях. Так она простояла долго.
— Мне стоит только захотеть — и мозг твой обледенеет, а язык отсохнет, — заговорила она. — Ты весь в моей власти, Егор! Захочу — сделаю из тебя все, что мне угодно, захочу — приворожу, и ты пойдешь за мной, как другие... Их было много, Егор... Что мне твои молитвы! Ты всего лишь смертный. А я пришелица из иных краев. Тебе этого не понять, никому не понять... Но тебя я не хотела губить, ты мне мил, с тобой я хочу обручиться... Скоро, скоро ты увидишь меня по-другому. И тогда полюбишь, Егор... Уже сегодня страх твой пошел на убыль... И сейчас тебе не будет страшно, любезный друг. Сейчас ты проснешься, такова моя воля, ты проснешься...
...Егор вдруг понял, что уже давно лежит с открытыми глазами, без единой мысли в голове. «Я проснулся по ее приказу», — сообразил он, сразу все вспомнив. Он знал, где оставил во сне девицу Кристину: посреди комнаты, — и резко повернул голову, ожидая встретить ее глаза с хрустальным блеском. Нет, девицы Кристины там не было. «Значит, приснилось, все-таки приснилось...» Кровь прихлынула к его голове, и приятная усталость растеклась затем по всем членам, как будто он выдержал тяжкий поединок и теперь мышцы предвкушали отдых.
Однако фиалковый дурман не ушел из комнаты. И несколько минут спустя Егор стал чувствовать чье-то незримое присутствие — не девицы Кристины на этот раз, кого-то неизмеримо чудовищнее. Страх теперь давал себя знать совсем иначе: Егор как бы оказался в чужом теле, чья плоть, кровь и пот были ему отвратительны. Чужая оболочка, нестерпимо тесная, сжимала ему горло, душила, не давала вздохнуть. А кто-то в это время смотрел на него, рассматривая его вблизи, и эти взгляды тоже принадлежали не девице Кристине...
Он не помнил, сколько продолжалась эта медленная пытка удушьем, это состояние невыносимого омерзения, перевернувшее все его существо. Иногда сквозь муть и ужас слабо веяло фиалками — Егор судорожно втягивал в ноздри их запах, мысль о девице Кристине казалась теперь куда менее жуткой. По сравнению с леденящим кровь наваждением, которое он переживал сейчас, ее приходы были не в пример милосерднее.
- Предыдущая
- 17/33
- Следующая
