Изумруды пророка - Бенцони Жюльетта - Страница 61
- Предыдущая
- 61/84
- Следующая
– Сомнения еще никому и никогда не мешали! – пробормотал Морозини. – А двадцати четырех часов, если мы опередим Таффельберга на сутки, нам вполне хватит на то, чтобы предупредить Манфреди...
Все прошло как нельзя лучше. Князь Морозини изъявил желание из уважения к памяти пригласившей его особы присутствовать на погребении и высказал намерение перебраться на ближайший постоялый двор, а новому великому князю, в ответ на столь любезное предложение, ничего другого не оставалось, как пригласить его остаться в замке до похорон. Это позволило ему незаметно наблюдать за приготовлениями.
Набальзамированное тело Федоры, обряженное в точности так, как она была одета в ночь своей смерти, положили в Рыцарском зале, и в течение трех дней местные жители, да и более далекие друзья приходили поклониться этой Спящей красавице, которую уже не мог разбудить ничей поцелуй. Суровые приказания Фрица фон Таффельберга удерживали на почтительном расстоянии журналистов, они и близко не могли подойти к замку, который охранялся, как во времена осады. Газетчикам, рассыпавшимся по окрестным постоялым дворам, оставалось лишь тешить себя надеждами на прибытие какой-нибудь важной особы, пристроившись к которой они смогли бы просочиться в замок. Один из них даже попытался взять крепость штурмом, но, пока он карабкался на стену, его учуяли сторожевые псы, которые неусыпно несли службу вместе с людьми, и в результате его с позором, хотя и без ущерба проводили до будки привратника. Даже те, кто являлся в замок, чтобы воздать хозяйке последние почести, должны были тем или иным способом засвидетельствовать свою благонадежность.
Посетители, медленно огибая символическое ограждение из бархатных шнуров, проходили мимо катафалка, у которого застыли в почетном карауле солдаты старой гвардии. Пламя свечей, горевших в высоких бронзовых подсвечниках у изголовья, заставляло сверкать и переливаться сказочный убор, при виде которого кое-кто начинал потихоньку перешептываться. Все эти люди явно задавались вопросом, неужели такие сокровища и впрямь будут заперты в склепе, но никто не осмеливался об этом спросить. Фриц фон Таффельберг, стоя в трех шагах от гроба в своем гусарском мундире и опершись обеими руками в белых перчатках на рукоять своей сабли, зорко и сурово наблюдал за происходящим.
– Как ты думаешь, он вообще когда-нибудь ложится спать? – шепотом поинтересовался Адальбер.
– Я даже не уверен, что он в этом нуждается. Похоже, он скроен не из той материи, что простые смертные, но...
Морозини не договорил. Его внимание привлек низкорослый лысый человечек в роскошной темно-серой шубе, как раз эту в минуту оказавшийся в желтом пятне света, разлившегося от свечей. В толпе крестьян он был не единственным зажиточным на вид человеком, да и в его собственной внешности не было ничего примечательного, за исключением носа картошкой да двойного подбородка, свидетельствующего о его пристрастии к еде. Альдо незаметно кивнул на новоприбывшего другу, удивленному его молчанием и ждущему окончания фразы:
– Вон тот тип! Тебе не кажется, будто мы с ним где-то уже встречались?
– Да, я припоминаю... Вот только – где?
– Он вместе с нами сошел с поезда в Брегенце, и в том поезде, на котором мы приехали сюда, я тоже его видел...
– Ну и что? Он, наверное, не один такой. Местный житель, приехавший провести с семьей рождественские праздники, а может быть, человек просто вернулся домой из поездки. В том и другом случае мне кажется как нельзя более естественным то, что он пришел поклониться праху своей бывшей правительницы.
– Наверное, ты прав, – вздохнул Морозини. – Мне уже повсюду начинают мерещиться враги...
И все же он не мог оторвать глаз от этого человека и все более пристально к нему присматривался. Он видел, как тот довольно долго простоял у тела, сложив руки с таким видом, будто молился, потом, быстро перекрестившись, словно нехотя двинулся дальше, и то лишь после того, как ему дали понять, что следует уступить место другим. Морозини уже собирался последовать за ним, но, внезапно заметив, что мадемуазель фон Винклеред знаками подзывает его из дальнего угла комнаты, приблизился к ней.
– Вы ведь собираетесь ехать в Лугано, да? – спросила она.
– Да, собираемся. Лучший способ избежать трагедии – вовремя предупредить. Мы думали уехать сразу после окончания обряда погребения.
– Найдите какой-нибудь предлог, чтобы уехать сегодня же. Через два часа отходит поезд на Брегенц... Прежде всего, похороны состоятся на двадцать четыре часа раньше, то есть завтра, а потом, на следующую ночь, Фриц увезет тело. Если учесть, что вас может подвести неудобное расписание и вы задержитесь на пересадке или, например, не сразу найдете графа Манфреди, выигрыш во времени мог бы оказаться недостаточным...
– Вы – само благоразумие! Но не могли бы вы помочь мне с предлогом? Я думаю сослаться на телеграмму, полученную из Венеции...
– Разумеется, вы можете на меня рассчитывать, но будьте уверены, что доказательств у вас никто и не потребует: новый великий князь вас ненавидит, а Таффельберг ненавидит еще сильнее. Они будут только рады, если вы уедете.
– Я тоже без них скучать не стану, а вам спасибо за то, что предупредили!
Через полтора часа после этого разговора, официально распрощавшись с хозяевами, которые приняли это с нескрываемым удовлетворением, Альдо и его «секретарь» выехали из Гогенбурга в той самой машине, которая их туда привезла. Теперь она доставила их на вокзал, откуда маленьким поездом, ходившим только до Лангенфельса и обратно, они отправились в Брегенц. Там переночевали, а наутро принялись пробираться к цели по запутанному лабиринту швейцарских железных дорог.
Назавтра, когда последние посетители разъезжались из замка, предоставляя близким в узком кругу совершить погребение великой княгини, лысый человечек в темно-серой шубе и с лицом, которое было бы вполне заурядным, если бы не его разбухший нос, попросил разрешения переговорить с фрейлиной покойной. Человечек выглядел крайне взволнованным и, оказавшись лицом к лицу с девушкой, тотчас рассыпался в извинениях и сожалениях:
– Мадемуазель, мне сообщили, что князь Морозини покинул замок еще вчера вечером. Не могли бы вы сказать мне, куда именно он уехал? Просто не знаю, как быть, если мне не удастся в самое ближайшее время его разыскать!
– Можно узнать, кто вы такой, сударь?
– О, прошу извинить меня за то, что я не представился, но я так потрясен, что начисто позабыл об этом: я его кузен, Доменико Панкальди. Совершенно необходимо, чтобы он как можно скорее вернулся домой, в Венецию!
– А что случилось?
– О, мадемуазель, случилась трагедия, страшная, чудовищная трагедия! Его поверенный был убит во время чрезвычайно дерзкого ограбления. И я должен как можно быстрее привезти домой господина Морозини!
– Но, поскольку вы знали, что он здесь, почему же вы не позвонили вместо того, чтобы самому отправляться в путь? Ведь так было бы намного быстрее.
– Да ведь у вас телефон не работает. Он уже два дня как поврежден. Так что я вскочил в первый же поезд – и вот я здесь... Но где же князь, мадемуазель? Умоляю вас! Скажите мне, пожалуйста, ради бога скажите, где его найти!
Казалось, он вот-вот расплачется; впрочем, Хильда знала, что телефонная линия, соединявшая Гогенбург-Лангенфельс с остальным миром, действительно была повреждена...
– Но что дает вам основания предполагать, будто мне это известно?
– То обстоятельство, что вы с ним друзья. По крайней мере, так выходит по словам слуги, который меня к вам направил. И потому заклинаю вас, если вы действительно считаете князя своим другом, скажите мне, где я могу его найти. Венецианская полиция недоверчива и сурова. Она его уже ищет, и я даже не решаюсь представить себе, что произойдет, если его не найдут. Так сжальтесь же надо мной и ответьте, где он!
– У него было дело в Лугано. Я думаю, что там вы сможете его застать...
Человечек так обрадовался, что чуть было не пал ниц к ногам девушки.
- Предыдущая
- 61/84
- Следующая
