История политических учений. Первая часть. Древний мир и Средние века - Чичерин Борис Николаевич - Страница 39

Люттихское духовенство, очевидно, повторяло доводы Вальтрама Наумбургского, доводы, которые в то время были в устах у всех приверженцев императорской партии. Примером Христа и апостолов, от которых происходила церковная власть, доказывали, что церковь не владеет светским мечом. Некоторые шли далее, отрицая у нее и право собственности. Вообще, императорская партия утверждала, что церкви как духовному союзу принадлежат только духовные права; если же она хочет иметь земли и княжеские права в империи, она должна получать их из рук императора. Право собственности установлено не Богом, а людьми; следовательно, в этом отношении инвеститура принадлежит князю. Развивая далее эту мысль, смелые умы XII века для исправления церкви хотели отнять у нее всякую собственность, ограничивая ее чисто духовным служением. С такою проповедью выступил знаменитый Арнольд Брешианский. Он, так же как Григорий VII, ратовал против развращенных нравов и светского направления духовенства, но лекарством от этого зла он полагал возвращение к апостольской бедности и ограничение духовенства церковным его призванием. К этому он присоединял демократические стремления. В это время началось сильное движение городских общин к самоуправлению. В Ломбардии, где проповедовал Арнольд, демократические начала находили благодарную почву. В Риме они подкреплялись преданием и юридическою фикцией о происхождении самой императорской власти от римского народа. Первоначально, даже перенесение Империи с греков на германцев считалось совершенным по воле римлян, и эта теория постоянно находила многочисленных последователей. Таким образом, если приверженцы императоров производили власть их непосредственно от Бога, то демократы, сторонники пап от апостольского престола, опираясь на римское право, могли утверждать, что власть установляется народом.

Арнольд прибыл в Рим, под его влиянием у пап отнята была светская власть и восстановлены республиканские формы. Римляне не хотели однако совершенно порвать с могучими германскими императорами, но они желали императора, ими избранного и от них зависимого. К Конраду III и Фридриху Барбароссе писались письма, в которых они призывались в Рим принять венец не от духовных лиц, которые ложно присвоили себе светскую власть и, забыв апостольские предания, захватили светское имущество, а от римского сената и народа, от вечного города, назначенного самим Провидением властвовать над землею. Подарок Константина Великого папе Сильвестру объявлялся сказкою, которой никто уже не верит. Утверждалось, что власть проистекает от народа, что без воли римлян никогда не правили князья и что никакие законы не могут помешать сенату избрать нового императора. Но эти демократические учения не могли находить сочувствия в императорах. Сами римляне, отлученные папою от церкви, отпали от Арнольда и возвратились к папскому владычеству. Вскоре после того Фридрих Барбаросса, вступив в Италию, выдал Арнольда на казнь римскому престолу.

Императоры крепко стояли за свои права, но они предпочитали призывать на помощь юристов, нежели демократических проповедников или своевольные города. У императоров была своя теория двух мечей, которую они противопоставляли папской. Они утверждали, что оба меча вручаются непосредственно Богом, один папе, другой императору. Эта теория, которая встречается уже в ответах Генриха IV Григорию VII, нашла себе выражение между прочим в «Саксонском Зерцале»[94]. При Фридрихе Барбароссе юристы Болонской школы стали приписывать императору власть или право собственности над всею землею (dominium mundi). Они отправлялись от тех же начал, как и демократы: на императоров считалась перенесенною власть, приобретенная по воле Провидения римским народом. Точно так же и перенесение Империи с греков на германцев юристы приписывали римлянам, утверждая, что папа не мог дать того, чего сам не имел. Но из этих фикций они не развивали демократических учений, а производили права императоров от законной преемственности престола, считая их наследниками древних кесарей. К императору прилагалось изречение римских юристов, что воля князя имеет силу закона. Выработанная таким образом теория императорской власти играет важную роль в истории средних веков. Мы подробнее рассмотрим ее впоследствии, когда она развилась в целую философскую систему.

Наконец, в XII веке встречаются богословы, которые, беспристрастно разбирая существо и значение обеих властей, отстаивали права князей и старались положить предел честолюбивым притязаниям пап. Сюда принадлежал монах Флерийского монастыря Гуго, который по поводу спора Генриха II с Фомой Беккетом написал трактат «О царской власти и святительском чине»[95].

Так же, как Вальтрам Наумбургский, Гуго начинает с опровержения писем Григория VII, хотя он не называет прямо папы. «Знаю, — говорит он, — что некоторые в наше время утверждают, будто царская власть имеет свое начало не от Бога, а от людей, которые, не ведая Бога, гордостью, разбоем, коварством, убийствами, одним словом, почти всеми злодеяниями, по наущению дьявола, вздумали властвовать над себе равными. Сколь легкомысленно это мнение, ясно из слов апостола „несть бо власти, аще не от Бога“. Из этого очевидно, что царская власть Богом установлена на земле». Мироздание, продолжает Гуго, везде представляет примеры единовластия. И небо, и земля повинуются одному царю и господину. На земле человек поставлен царем над всеми тварями. Наконец, чтобы мы могли познать этот закон в самом устройстве нашего тела, все члены подчинены голове. Но от единого Бога рождается Сын, который, властвуя вместе с Отцом, подчиняется Отцу. Точно так же и на земле установлены две главные власти: царская и святительская. Царь носит подобие Бога, Отца Всемогущего, епископ же подобие Христа, которого царство на земле есть союз святых душ, ибо, придя на землю, он сказал: «…царство мое не от мира сего». Поэтому царю должны быть подчинены все епископы его царства, так же как Сын подчиняется Отцу не по природе, а для порядка (поп natura, sed ordinе), дабы совокупность царства приводилась к одному началу.

Таким образом, Гуго Флерийский, так же как сторонники пап, требует единства в человеческом обществе, но это единство, по его мнению, достигается подчинением всех единому царю. Приведенное им доказательство имеет чисто богословский характер, это даже более подобие, нежели рассуждение. Но под этою формою скрывается понимание самого существа дела. Государственная власть заимствует свою силу не от какого-либо нравственного или религиозного учения, а от самой природы человеческого общества, в котором власть составляет первую и необходимейшую потребность. Общественное единство установляется властью. Следовательно, в религиозном смысле последняя проистекает прямо от Бога, творца природы, от которого происходит всякая сила, а не от Христа, принесшего на землю слово Евангелия в нравственное поучение людям. А так как власть есть основной элемент государства, так как она составляет верховную общественную силу, которой подчиняется все остальное, то в человеческом общежитии, в области гражданских отношений, церковная власть очевидно должна подчиняться князю. Этим только способом возможно сохранение общественного единства. Церкви принадлежит действие словом поучение, а не власть с принудительным характером.

Положив в основание эти начала, Гуго Флерийский развивает далее обязанности царя и святителя. Здесь мы опять видим то смешение разнородных элементов, которое постоянно встречается в средние века. При распадении общества на две половины, из которых одна основывалась на частном праве, другая — на начале нравственном, высшее значение естественно имело последнее. Собственно политический элемент потерял свою самостоятельность. Поэтому политические цели постоянно приводятся писателями к целям нравственным, что и давало крепкую точку опоры притязаниям пап. Это именно оказывается у Гуго Флерийского. Обязанность царя, говорит он, исправлять вверенный ему народ от заблуждений и приводить его к тропе правды. Бог поставил его над людьми, чтоб он страхом отвращал подданных от зла и подчинял их законам для благой жизни. Поэтому земное царство приносит пользу и небесному, ибо что священник не может сделать словом и учением, то царская власть совершает наказанием. Народ исправляется страхом царя, царь же может быть отвращен от пути зла только страхом Бога и ада. Но он всегда должен помнить, что в высшем чине должно быть менее своеволия, а потому царь должен не угнетать народ, а приносить ему пользу. Нередко однако властитель дается подданным за их грехи, и наоборот, от грехов царя ухудшается жизнь народа, и от заслуги подданных исправляется жизнь князя. Добрый царь дается народу Богом милостивым, дурной — Богом разгневанным. Поэтому подданные должны терпеливо сносить правление царей и князей, а не сопротивляться им своевольно. Все имеющие власть должны быть уважаемы подчиненными, не ради своего лица, а для порядка и чина, который они получили от Бога. Этого требует и апостол, который говорит: властям предержащим да повинуйтеся. Сопротивляющийся власти действует не из усердия к Богу, а следуя собственной дерзости и надменности. Он возмущается против самого Бога.