Молчать нельзя - ван Экхаут Людо - Страница 12

• Предыдущая
• 12/59
• Следующая

Вилли, обладавший исключительной силой, перевернул его вверх ногами и засунул их в петлю, стянув у лодыжек. Януш висел вниз головой в нескольких сантиметрах от пола. Кровь прилила к голове, в висках застучало.

— Ну вот и висишь, как зарезанная свинья, — отдышавшись, сказал Вилли. — Не плохо бы тебя сейчас прикончить.

— Попои его, — нетерпеливо приказал Циммерман.

Вилли принес большой чайник и взял воронку. Януш следил глазами за его движениями. Он испытывал нечеловеческие страдания. Цепи врезались в запястья, стянутые за спиной. Вилли не спеша подходил к нему.

— Подумай, Тадинский, — сказал Циммерман. — Это очень неприятная процедура. В конце концов ты все равно заговоришь.

— Вряд ли, — произнес Януш с трудом.

Вилли вставил конец воронки в ноздрю Януша и влил туда воды. Боже, какой ужас! Он стал задыхаться. Ноги рвались, из петли, а кровоточащее тело конвульсивно содрогалось. Януш кашлял, тщетно пытаясь вдохнуть немного воздуха. Но это не удавалось. Ледяная рука перехватила горло, он перестал сопротивляться и повис без движения в надежде на то, что скоро задохнется. Но опытный Вилли был тут как тут.

Януш почувствовал, что вода выливается изо рта. Постепенно исчезло ужасное чувство удушья, и снова появилась боль в спине и ягодицах. Лицо покрылось каплями пота, а глаза наполнились слезами. Голова горела как в огне.

— Да, Тадинский, этого никто не выдерживает! — сказал Циммерман.

— А я выдержу, — ответил Януш хрипло. — Я выдержу, проклятый шкоп.

— Добавь ему, Вилли! — закричал Циммерман.

Все началось снова. Восемь раз корчилось грязное нагое тело, борясь с удушьем. Восемь раз Януш медленно-медленно приходил в себя, теряя последние силы. Но всякий раз на вопрос Циммермана, не передумал ли он, Януш неизменно отвечал колкостью или насмешкой.

И в тот момент, когда сил для сопротивления уже не было, а разум отказывался выносить ужасную боль в измученном теле, Циммерман прекратил пытку. Он сам устал.

— Развяжи его — приказал он Вилли.

Вилли развязал петлю, и Януш упал на пол. Он тяжело дышал, перед глазами стояла серая, непроницаемая пелена.

— Поднимайся и иди сюда, — как во сне услышал он издалека голос Циммермана.

Каким-то чудом Янушу удалось встать на ноги и неверным шагом подойти к столу. В мутном тумане расплывалось лицо Циммермана. В выражении, лица Циммермана появилось что-то новое: признание в бессилии и намек на невольное восхищение.

— Ты выиграл! — произнес Циммерман. — Завтра утром мы отправим тебя отсюда. Не подумай, что тебе повезло. Самым лучшим выходом для тебя был бы расстрел. Там, куда мы тебя посылаем, ты умрешь медленной смертью. Самые сильные выдерживают в тех местах не больше года. Твою жену, Тадинский, мы отправим в увеселительное заведение в Смоленске. Позабочусь и о сыне…

— Ты не имеешь права!. . — воскликнул Януш.

— Я имею все права, — рявкнул Циммерман. — Подойди сюда! — Он вскочил со стола. — Ближе! Я дам тебе еще один урок. Ты всю жизнь будешь помнить Циммермана.

Януш подошел к нему. Он чувствовал себя беспомощным из-за связанных на спине рук. Слишком обессиленным, чтобы сопротивляться. Все прыгало перед глазами. Циммерман с ехидной усмешкой выдвинул ящик стола.

— Опускай сюда свои поганые … . !

— Не могу, — прошептал Януш, испытывая тошноту и страх.

Циммерман грубо подтолкнул Януша к столу, поставил вплотную к ящику и с силой прихлопнул его.

Нечеловеческая боль раскаленными шаровыми молниями пронзила Януша до мозга костей. Он пронзительно закричал не своим голосом. Словно тысячи ножей пронзили его. От чудовищной боли померкло сознание.

Наступило избавительное беспамятство. Януш упал лицом вперед, все еще корчась от нестерпимой боли.

— Вот это да, господин майор! — пришел в восхищение Вилли. — Я думал, что сдохну от смеха, когда…

— Приведи его в чувство и развяжи, — закричал Циммерман в бешенстве.

— Будем брать его жену? — с вожделением спросил Вилли. — Перед отправкой, в Смоленск я мог бы с ней, с вашего разрешения…

— Его жена останется дома, — ответил Циммерман и посмотрел на лежавшего без чувств Януша, голое тело которого все еще конвульсивно дрожало. — Этот человек ужасно боялся, но не проговорился. Это настоящий парень…

Януш очнулся в подвале. На полу валялась его одежда, которую Вилли и Хорст швырнули вслед за ним. Мальпа помог ему одеться.

— Ты думаешь, что меня действительно отправят завтра? — спросил Януш.

— Похоже, так, — ответил Мальпа. — Они вернули одежду, а это хороший признак. Все говорит за то, что ты держался молодцом. Возможно, отправимся вместе. Вдвоем в концлагере будет легче.

— А как он поступит с моей женой? Неужели выполнит свою угрозу?

— Все может быть. От Циммермана не жди добра. Но ты не должен думать об этом. Тебе надо думать о самом себе. Все свои силы направь на одну-единственную цель: выжить и быть свидетелем, когда наступит час возмез— дия. Хотел бы я быть вместе с тобой. Вместе мы, пожалуй, выдержали бы.

Но их надежды не сбылись. Открылась дверь, и вошли четыре эсэсовца.

— Мальпа! — раздался повелительный голос.

— Все кончено, — произнес Мальпа. — Я не поеду с тобой, Януш. Всего хорошего. Не забывай, что я говорил тебе.

— Что все это значит? — спросил Януш.

— Их четверо, — ответил Мальпа. — Это не допрос. Это исполнение приговора.

— Мальпа, — повторили нетерпеливо. — Да, да, иду, — проговорил Мальпа. Он поднялся и пошел к двери. Мелькнула его худая фигура. Дверь быстро захлопнулась.

Не прошло и пяти минут, как вблизи прозвучал короткий залп. Януша бил озноб.

Стефан Яворский родился неудачником. Всю жизнь он терпел унизительное сострадание окружающих и выполнял наиболее грязную, низкооплачиваемую работу.

По образованию он был учителем, но педагог из него не получился и он не смог работать по этой специальности. Он знал немецкий и французский, был очень начитан, но природная робость мешала ему делать карьеру. Стефан менял одно занятие за другим. Коллеги над ним смеялись. Он был умнее их, но не умел устраиваться.

В довершение всего Стефану было написано на роду попасть под башмак неверной жены. Двадцати восьми лет он познакомился с красавицей Вандой, которой только что исполнилось девятнадцать. Она была похожа на цыганку, с вьющимися черными как смоль волосами, со смуглым лицом, на котором горели угольно-черные глаза, а рот выражал одновременно и жестокость, и чувственность. Она сразу же ответила согласие на, его предложение. Ее родители были бедными крестьянами, и Стефан Яворский казался им барином.

Свадьбу сыграли летом 1939 года. Стефан был безмерно горд и счастлив. Все постоянно смеялись — над ним, пусть же теперь мужчины с завистью смотрят на его красавицу жену. Он любил гулять с ней и радовался, когда ее провожали взглядами.

Ванда начала обманывать мужа через два месяца после свадьбы. Стефан, разумеется, и не подозревал об этом. Он был слишком занят поисками новой работы, так как прежний хозяин указал ему на дверь. А средств требовалось больше: ведь надо было баловать свою красавицу. Она же относилась к нему снисходительно и иронически, быстро поняв, что Стефан — жалкий неудачник.

Зимой 1941/42 он работал на постройке бараков в лагере Миколув под Катовице. Жили они в небольшом домике в деревне, севернее Освенцима. На работу приходилось ездить поездом. Стефан уезжал в пять часов утра и возвращался в девять вечера. Вот уже несколько месяцев у него был верный кусок хлеба. Кончали строить в одном месте и сразу начинали в другом. Шансов оказаться на улице было меньше, чем на другой работе. Строительство велось немецкой фирмой, и всегда не хватало рук. Поляки не хотели работать на немцев и предпочитали скрываться в лесах.

Стефана не смущало, что его окружали, как правило, лодыри, немецкие прихвостни и преступники. Квалифицированных рабочих не было, поэтому его недостатки меньше бросались в глаза. Но и тут он служил постоянной мишенью для насмешек. Он не обращал внимания, когда смеялись над ним самим (привык к этому), а насмешки над женой объяснял чистейшей завистью.

• Предыдущая
• 12/59
• Следующая