Молчать нельзя - ван Экхаут Людо - Страница 47

• Предыдущая
• 47/59
• Следующая

Несмотря на теплую погоду, здесь было холодновато. За столом сидели трое мужчин, жевали черствый хлеб и запивали его жидким военным пивом.

Вошла одна из буфетчиц и недовольным тоном спросила:

— Тебе чего?

— Водки и хорошую закуску, — ответил Стефан.

— Ты можешь заказать только пиво, — сердито сказала она.

— Но в том зале…

— Там для господ! — резко оборвала его буфетчица.

Хорошо! — произнес Стефан, вынул бумажник и, положив свою справку на стол, добавил: — Мы это учтем!

— Тайная полиция, — побледнев, прошептала буфетчица. Она сразу перешла на немецкий и начала оправдываться: — Я не знала…

— Заткнись! — прикрикнул Стефан. — Я возьму тебя на заметку. Фамилия?

— Малгорзата Маченас, — пробормотала она. — Вышло недоразумение. Пройдите в зал для господ. Здесь вам будет неудобно с этими выродками.

— Я останусь здесь, — заорал Стефан. — Принеси мне…

Он взглянул на «выродков», которые, услышав страшные слова «тайная полиция», поднялись из-за стола и испуганно попятились к двери.

— Ладно, ничего не надо, — передумал Стефан. — Скажи только, где находится улица…

— Пойдемте в тот зал, — упрашивала буфетчица. — У нас есть русская икра. А наверху четыре русские девушки. Старшей только что исполнилось восемнадцать. Мы вынуждены запирать их. Они здесь не по своей воле, сами понимаете. Если хотите, за пять марок…

— Где находится улица Оболенска? — перебил ее Стефан.

— Если вы не хотите русских, то я не против…

— Улица Оболенска? — прошипел Стефан.

Испуганно глядя на него, она рассказала, как пройти туда.

— Господин полицейский, не пишите, пожалуйста, рапорт. Вышло недоразумение, — клянчила она.

Стефан прошел через большой зал. Немцы презрительно смотрели на него. Вторая буфетчица, хихикая, сидела на коленях офицера-эсэсовца, который рылся у нее за пазухой. Стефана передернуло. Какой позор, что эти польские девушки… Он подумал о своей красавице жене и Эрихе Брамберге. Подумал о том, каким трусом он сам был недавно.

Облупившуюся входную дверь открыла дряхлая старушка, седая как лунь, с морщинистым маленьким лицом, согнутая в три погибели.

— Я, кажется, не туда попал, — сказал Стефан, взглянув на номер дома на двери, который, однако, совпадал с указанным в адресе. — Мне нужны Гжесло.

— Гжесло? — переспросила женщина удивленно. — Я — Гжесло.

— Я от Генека, — представился Стефан. — Можно войти в дом?

— От Генека! — повторила она, и голова ее затряслась сильнее. — От Генека!

Ее поведение казалось странным. Конечно, это не мать Генека. Но номер дома совпадал, да и она назвалась Гжесло. На немецкого агента она совсем не похожа.

— Ваш сын! — произнес Стефан. — Ваш сын Генек…

Он остановился и вдруг спросил:

— Ваш муж дома?

Она хитро засмеялась, подняла морщинистую скрюченную руку вверх, почти к самому лицу Стефана, и, как бы нажимая указательным пальцем на спусковой крючок, монотонно повторяла:

— Паф, паф, паф…

— Вашего мужа расстреляли?

— Да, расстреляли, — ответила она. — Убили! Бах, бах, бах. Шкопы. Прямо на улице. Кругом кровь…

— Я пришел от вашего сына! — настойчиво повторил Стефан. — Он жив. Ваш сын Генек хочет вернуться к вам.

— Они все умерли, — ответила женщина убежденно. — А я нет. Я все еще жива и должна только смотреть.

— Мне нужна его фотокарточка, — продолжал Стефан. — Для фальшивого документа. Он пока в тюрьме, но скоро придет сюда.

— Фото! — воскликнула она, схватила Стефана за руку и потащила за собой.

— Конечно. Фото.

В комнатушке пахло старостью и нищетой.

— Вот фото! — показала она на портрет на комоде.

Допотопная фотография жениха и невесты, застывших в неестественных позах.

— Мой муж. Его застрелили шкопы.

— Мне нужна карточка Генека. Вашего сына Генека. Понимаете?

— Сына?

Ее лицо прояснилось, она выдвинула ящик комода и достала несколько фотокарточек, на которых Стефан с трудом узнал Генека. Он выхватил карточки из ее рук.

— А теперь мне надо уходить, — заторопился Стефан из этого мрачного дома. — Генек в тюрьме. Он убежит и придет к вам в следующем году, первого мая. К этому времени вам надо скрыться, иначе шкопы схватят вас. Спрячьтесь где-нибудь. Генек найдет вас. Вы поняли меня?

— Да, да! Я поняла, — сказала она.

Уход Стефана был похож на бегство. Уже у самой двери он услышал, как женщина прошептала:

— Я не могу!

— Что не можете? — обернулся он к ней.

— Не могу уйти отсюда. Ведь вернется мой сын…

И тогда Стефан действительно убежал.

— Достал фотографию? — спросил шепотом Генек.

— Достал.

— Видел моих стариков?

— Да, — с трудом вымолвил Стефан.

— Крепкий старикан у меня папаша, не правда ли?

Стефан взглянул на худого, еще не оправившегося после штрафной команды Генека и подтвердил:

— Да, крепкий!

— Что он сказал?

— Он сказал… он сказал, чтобы ты скорее убежал и рассчитался с проклятыми шкопами.

Генек улыбнулся. Страшной была эта улыбка на его исхудавшем лице.

— Я так и знал. Мой отец не подкачает. Он уж такой, мой старик! И мать тоже видел?

— И мать видел! — ответил Стефан.

— Бодрая женщина, не так ли? Сколько ей сейчас… Наверное, пятьдесят три! Ей ведь не дашь столько, правда?

— Конечно, нет! — сказал он и бросил Генеку свой завтрак — бутерброды с ветчиной и сыром. — Поправляйся! Тебе понадобятся силы…

— Прекратите разговоры! — прикрикнул на них эсэсовец.

— Да, мои старики не позволят помыкать собой! — продолжал тихо Генек, развертывая пакет Стефана. — Свой непримиримый характер я унаследовал от них. Вот это завтрак! У тебя же ничего не осталось.

— Я уже поел, — ответил Стефан и ушел из карьера. У него больше не было сил смотреть в глаза Генеку.

— Слышали, что он сказал? — спросил Генек Тадеуша и Казимира, протягивая им хлеб. — Ну и кремень мои старики! Они с ума сходят друг об друге. Ну а если не поладят, то дерутся как львы. Мне кажется, что для них это просто развлечение. Ведь после ссоры они опять спят вместе, и тогда даже на улице слышно, как скрипит кровать. С такими шкопам не справиться.

— Замолчи там! Не то спущусь вниз, — угрожающе крикнули сверху.

— Заткнись, сволочь, — прошептал Генек. — Теперь, когда я получил весточку от своих стариканов, я бы с удовольствием перегрыз тебе глотку.

— Ты был в Кольцах? — спросил Эрих Брамберг Стефана. Немец удобно развалился в кресле, обняв Ванду, сидевшую рядом.

— Был, — ответил Стефан.

— Мы здорово похозяйничали в этих Кольцах, — хвастался Брамберг. — Да, впрочем, в этой стране мы везде навели порядок… К концу войны не много останется поляков. Вам повезло, что я с вами…

— Ты зачем приходишь сюда? Спать с моей женой или превозносить свои заслуги? — рассвирепел Стефан.

— Это еще что за разговорчики? — удивился Брамберг. — Пришла охота поболтать?

— Оставь меня в покое, — зло сказал Стефан. — Можешь спать с моей женой, а меня не трогай!

— Пошли, Ванда, — вне себя от негодования проговорил Брамберг, отбросив в сторону спичку, которой ковырял в зубах. — Если это дерьмо будет слишком распускать язык, то я…

Она заторопилась увести его в коридор, на лестницу. Скрипнула четвертая ступенька, потом одиннадцатая.

Стефан глубоко и прерывисто дышал. Он чуть-чуть не выдал себя, этот новый Стефан Яворский. Ноги еще дрожали, а руки были мокрыми от напряжения, которое потребовалось, чтобы сдержаться и не задушить ненавистного жирного шкопа.

«Сегодня первое сентября», — подумал Стефан и решительно произнес: — Первого мая! Через двести сорок два дня.

Он посмотрел на свои руки, которые непроизвольно сжались в кулаки. Ногти впились в ладони, показалась алая кровь.

• Предыдущая
• 47/59
• Следующая