История сыска в России, кн.1 - Кошель Пётр Агеевич - Страница 41

• Предыдущая
• 41/138
• Следующая

Если отступавшее крепостное хозяйство должно было держаться за свою главную опору – самодержавие, то развивающаяся промышленность находила в том же правительстве довольно надёжного партнёра. Внешняя политика, таможенные тарифы – всё было направлено на поддержание отечественной индустрии. Русская буржуазия, не бывшая особенно революционной в ту пору, тем не менее склонна была выступать против правительства в период своего бурного роста. Капиталисты, конечно, не возражали бы против некоторых реформ, но вовсе не рвались отстаивать их с оружием в руках.

Оставались крестьяне и рабочие. III Отделение о них не забыло. Из воспоминаний Дубельта:

«Исследуя все стороны народной жизни, отделение обращало особенное внимание на те вопросы, которые имели преобладающее значение… Между этими вопросами в течение многих лет первенствующее место занимало положение крепостного крестьянства. Отделение обстоятельно изучало его бытовые условия, внимательно следило за всеми проявлениями крепостных отношений и пришло к убеждению в необходимости, даже неизбежности отмены крепостного состояния».

Характеризуя состояние крестьянства, III Отделение замечало в своих обзорах:

«Среди этого класса встречаются гораздо больше рассуждающих голосов, чем это можно было предположить с первого взгляда. Приходя в соприкосновение с казёнными крестьянами и живя с согласия своих господ в городах, крепостные невольно учатся ценить те преимущества, коими пользуются свободные сословия». По словам шефа жандармов, крестьяне ждут не дождутся воли и готовы к новому бунту. В народных толках поминают имя и одного из малоизвестных продолжателей Пугачёва, атамана Метелкина, и готовятся к его «возвращению»: «Пугачёв попугал господ, а Мётелкин пометет их». Предполагать поэтому снижения волны крестьянских волнений не приходилось, а «так как из этого сословия мы вербуем своих солдат, оно, пожалуй, заслуживает особого внимания со стороны правительства».

И в дальнейших своих трудах III Отделение не забывало упомянуть, что в массу недовольных входит «всё крепостное сословие, которое считает себя угнетённым и жаждет изменения своего положения». А в «нравственно-политическом отчёте» за 1839 год Отделение напоминало, что «весь дух народа направлен к одной цели – к освобождению», что «крепостное состояние есть пороховой погреб под государством».

С немалым внимание относилось Отделение и к впервые появляющемуся в это время на сцене русской истории рабочему вопросу. В этом отношении жандармы оказались достаточно чуткими и сумели просигнализировать опасность, когда она только ещё зарождалась, тем более что рабочие волнения, в общем аналогичные крестьянским бунтам, подчас приобретали своеобразный организационный характер… Так, по данным III Отделения, в 1837 году «на горных заводах Лазаревых и в Пермской губернии некоторые мастеровые заводские… составили тайное общество, имевшее целью уничтожение власти и водворение вольности между крепостными крестьянами». Вольнодумные мастеровые даже выпустили прокламацию довольно яркого содержания:

«Во всех известных странах не видно таких законов, чтобы граждане государства даны были в неотъемлемое владение таковым же, как и они, людям. Но у нас, в России, напротив, издревле дворянам и гражданам, имеющим капиталы, предоставлено российскими государями полное право иметь своих крепостных людей…»

Далее рисуется тяжёлое положение низших классов, изнывающих под игом обязательного труда в пользу господ, доказывается неосновательность санкционирования этого порядка авторитетом Священного писания, ибо Бог, создавая людей, хотел их равенства, и, наконец, делается ссылка на пример «граждан образованных стран, которые единодушно восстали и сбросили с себя поносное иго невольничества, сделавшись свободными гражданами… Иго рабства в России от времени становится несноснее, и должно полагать, что на будущее время оно будет ещё несноснее. Из опытов видно, что причина величия государств есть свобода граждан, но в России иго рабства в большой силе: значит, она никогда не взойдёт на степень величия. Почему для блага России и потомства ничего больше не остаётся делать, как собрать благомыслящих граждан в одно общество, которое бы всячески старалось о ниспровержении власти, присвоивших её несправедливо, и об ускорении свободы. Для сего-то, благородные сограждане, ниспровергнем соединёнными силами невольничество, восстановим свободу и через то заслужим благодарность потомства».

Рабочее тайное общество являлось уже чем-то совершенно новым, и тем суровее, конечно, была жандармская расправа. Но, преследуя рабочих бунтовщиков и тщательно регистрируя все случаи рабочих волнений, жандармы не забывали и необходимости некоторой «социальной профилактики». Недаром в 1835 году был издан первый фабричный закон. Обозревая свою деятельность за 50 лет, III Отделение с особым удовлетворением отмечало проявленное им внимание к «нуждам рабочего класса».

Но ни рабочее, ни крестьянское движение не могли занять сколько-нибудь видного места в работе жандармского аппарата. Первое ещё только зачиналось, а второе, по самым своим формам, не могло оправдать существование III Отделения. Стихийно возникавшие крестьянские бунты не могли быть предотвращены никаким полицейским надзором, никакой тайной агентурой. В борьбе с массовым движением жандармы выступали либо в качестве усмирителей, либо с мудрыми предложениями мер предосторожностей. Центральной же их задачей была борьба с крамолой «образованных классов», как тогда говорили. Но, как мы видели выше, ни дворянство, ни буржуазия в массе своей революционностью не блистали. Рассматривая настроения отдельных групп, жандармы отдавали себе отчёт в этом обстоятельстве.

Уже в «обзоре общественного мнения» за 1827 год мы находим картину отношения к правительству различных социальных групп. Помимо непосредственного интереса, этот очерк любопытен ещё и тем, что даёт социальную иерархию жандармского общественного деления.

На первом месте обзор ставит «двор», то есть «круг лиц, из коих собственно и составляется придворное общество». Здесь жандармский надзор отмечает две группы: телом и душой преданных императору и партию вдовствующей императрицы. Впрочем, настроение придворных, по справедливому мнению III Отделения, несущественно: «Мнение двора не представляет значения для правительства, так как оно (мнение) не играет никакой роли в обществе».

На втором месте стоит «высшее общество», то есть столичная аристократия и бюрократическая верхушка. Здесь обзор устанавливает довольно грубое деление на две группы: «довольных» и «недовольных». Недовольные – это либо опальные вельможи прежнего царствования, либо же сторонники аристократической конституции на английский манер, члены английского клуба. Последние кажутся опаснее, но ни те, ни другие не представляют сколько-нибудь значительной угрозы в смысле перехода к какому-нибудь действию.

Далее идёт «средний класс: помещики, живущие в столицах и других городах, неслужащие дворяне, купцы первой гильдии, образованные люди и литераторы. Это многочисленный класс, разнородные элементы коего спаяны в одно целое, составляет, так сказать, душу империи». Здесь всё обстоит благополучно: «Улучшение настроения и общественного мнения этого класса прогрессирует с поразительной быстротой». Правда, все эти группы имеют свои мелкие жалобы. Помещики и купцы страдают от налоговой политики и денежных затруднений, литераторы недовольны бездеятельностью Министерства народного просвещения. Но основной факт непреложен: «средний класс» является надёжнейшей опорой правительства.

• Предыдущая
• 41/138
• Следующая