История сыска в России, кн.1 - Кошель Пётр Агеевич - Страница 61
- Предыдущая
- 61/138
- Следующая
Я уверен, что если бы меня судил суд присяжных, то я был бы оправдан. Возможно, что ещё найдутся невольные грешники, так, чтобы не выносить им смертных приговоров, я предложил бы вам не опубликовывать фамилий лиц, давно уже прекративших свои сношения с «охранкой», и вами не допрошенных".
Но не все они столь смиренны, находятся и такие, которые держат своё знамя высоко. Они протестуют против презрения, которым клеймит их общество, они говорят: «Вы окрестили нас позорной кличкой шпиков и провокаторов; вы гордитесь тем, что вы стали свободными гражданами, что вы завоевали эту свободу. Но вы забыли о том, что вы всегда были послушной игрушкой в руках „охранки“, в руках „провокаторов“. Вы забыли о том, что вы работали немногие месяцы, а потом отправлялись в тюрьму или ссылку, а мы, „провокаторы“, работали непрерывно годами, как пропагандисты и агитаторы. Мы были членами партий, значит вы признавали нашу работу! Больше того, мы руководили вашей работой, ибо „охранка“ беспощадно выгоняла нас со службы, если мы не могли добиться в партии руководящего и ответственного положения!»
Верхарн в списках не значится
Самые сильные средства сыска выше уже изложены. Остаётся сказать ещё несколько слов о тех вспомогательных средствах, которыми располагала «охранка».
Здесь на первом месте следует поставить перлюстрацию писем, которая велась в размерах необычайно широких. По данным охранным отделением адресам «Чёрный кабинет» почтамта извлекал письма и направлял их куда следует. Письма, особенно интересные, фотографировались, после чего иногда отправлялись по назначению, чтобы можно было прочитать и ответ.
Некоторые письма поступали в агентурный отдел «охранки» в разработку. Там выяснялось, кто автор, кому письмо адресовано, наводились справки о благонадёжности обоих, а заодно интересовались и всеми именами, которые попадались в письмах. О каждом из них шла справка в адресный стол; потом околоточному предписывалось «выяснить негласно и донести подробно» о его благонадёжности.
Разработка производилась обыкновенным чиновником, который производил её чисто механически: выписывал на клочок бумажки все имена подряд и посылал о них справку в адресный стол. Благодаря этому бывали забавные справки. Так, попалось в письме имя Э.Верхарна, и чиновник строчит в адресный стол запрос, а тот пресерьезно отвечает – «не значится». Или: просит ссыльный прислать ему рубашки Иегера, а «охранка» обязательно справлялась, кто такой Иегер, а адресный стол упрямо твердил – «не значится».
Одним из существенных источников всяких сведений являлись допросы арестованных. В обычное, мирное время допросы были многократны и нудны, а во времена тревожные, как в 1905 году или после покушения, допросы велись и с пристрастием. У всех ещё в памяти знаменитый рижский застенок; известно также, что смерть фабриканта Шмидта в 1905 году в Москве осталась весьма загадочной. Нечего говорить о тех нравственных пытках, в которых они были мастерами. Если, бывало, не даёшь показаний, то вызывали кого-либо из близких людей, жену или мать, и «под секретом» говорили: «А знаете, его дело плохо, грозит смертная казнь… Единственное спасение для него – это откровенное признание, пусть укажет всех, кто его погубил, кого он знает…» И насмерть перепуганная мать идёт на свидание с тем, чтобы склонить к откровенному показанию…
Есть ещё богатейший источник всяких сведений для «охранки». Это – доносы частных лиц и анонимы, любители сыска и просто «штучники», которые приходили и доносили, получая за это свою мзду – 3 или 5 рублей, смотря по ценности сообщённых сведений, в получении которых расписывались тут же, на собственном заявлении.
Добровольными помощниками были представители всех классов: архиереи, студенты, хоругвеносцы, профессоры, прислуга, люди всех рангов, положений и состояний. Ниже приведены образцы таких донесений, эти живые документы подлости души человеческой.
"Ваше высокородие!
Существует важное злоумышление, которое я знаю. Это не заговор, а убийство, но убийство на другой почве. И я могу доказать и выдать многих людей, но только нужно будет производить обыски. А потому вышлите мне б руб. на дорогу в Москву; я явлюсь и открою Вам. Адрес мой: г. Нерехта Костромской губ., мещанину Ивану Павловичу Серебренникову, свой дом.
С искренним почтением к Вам И.Серебренников, 15 ДП, 1910 г.
Причём я не лгу, и деньги будут брошены Вами мне на дорогу не зря. Я с помощью обысков дам факты, и тогда можно будет дать нос Кошко, начальнику Московской сыскной полиции за то, что он не согласился произвести обыск по моему заявлению в Грузинах. Я знаю то, что неизвестно ни полиции, ни медицине. И в случае открытия важного злоумышления пусть мне будет дан ход и выдано денежное вознаграждение. А осенью я окажу услугу начальнику Костромского губернского жандармского управления по делу о разоружении полиции, дам нос Нерехтской полиции; открою торговую контрабанду на Каспийском море, разгромлю социалистов. Только имейте в виду, что зря я работать не буду; я превзойду Азефа, которого выдал Лопухин. Одним словом, я намерен делать большие дела.
Согласны – так высылайте мне денег и вызывайте, а не согласны, это, Ваше высокородие, уже Ваша воля. Я разговаривал с начальником жандармского губернского управления и заявил ему, что я намерен делать большие дела".
Деньги, б рублей, были ему высланы, но он просчитался: обратно ему пришлось ехать за свой счёт, так как его сведения, по-видимому, не удовлетворили охранителей общественной безопасности.
Или в другом стиле (орфография подлинника):
"1908 г. 15 апр.
Имею честь донести Вашему высокородию я проживаю – насилянки всербском подвори кв. № 8 второй месяц и не мог знать чем мой хозяин квартиры занимаится, но на-пасху утром принесли пасху, и вместо вовремя разговеня что нужно говорить Хри-Воскресь. Он стал петь Господи помилуй попа Гаврила. Царя освободителя и миротворителя. Николая виноторговца. Потом как то трепова, и казаков и всех сволочей, и повесить Попов и царя, и много просто невыносима…"
Не выдержал и донёс сперва в участок, а потом и в «охранку», да ещё извиняется, что только через два месяца разглядел, у кого живёт.
Люди «с образованием» пишут свои донесения стилем возвышенным: «моё обращение к вам не подлежит формальной этике вообще, а лишь простому письму в частности»… и, для удобства розыска, прилагают к своему «простому письму» фотографию курсистки, заподозренной в неблагонадёжности.
Есть доносы лаконические.
"Коменданту Московских крепостей.
Прошу Вас в том, чтобы принять меры над политическими революционными боевиками и что кульер Тимофей Диянов занимается политикой потому очень много у него книг. Адрис его…"
И никогда, ни один донос не оставался без разработки и последствий.
Таким образом, сведения поступали в «охранку» со всех концов, а при том навыке и мастерстве, которым она, несомненно, обладала, ей нетрудно было разобраться в этой уйме материала и знать почти всё.
Прессу «охранка» умела также использовать. Аккуратно вырезывались из газет сведения, могущие заинтересовать. Это был легальный способ получения сведений.
Все вырезки по профессиональному движению или касающиеся Военно-промышленного комитета, Земского и Городского союзов вырезались, наклеивались на особо сшитые листы бумаги и составляли целую историю учреждения.
Пользуясь данными наружного наблюдения, отделение составляло объёмистые «Дневники наружного наблюдения» по каждой партии отдельно, с упоминанием всех лиц, входивших в состав организации. Таких дневников много: за несколько лет.
Доклады секретных сотрудников поступали с несколькими копиями. Одна шла в Департамент полиции, вторая – в разработку, третья – в дело сотрудника, так что в любой момент можно было обозреть результаты его трудов за время службы. Четвёртая копия под названием «агентурных записок» поступала в дело соответствующей партии или организации. Такое дело представляло собой целые тома за каждый год и являлось живой и полной историей партии.
- Предыдущая
- 61/138
- Следующая
