Катрин. Книга третья - Бенцони Жюльетта - Страница 41

• Предыдущая
• 41/93
• Следующая

— В этом сладостном цветнике вам уже не нужно будет другого счастья, мессир? — простодушно спросил маленький Жоффруа, младший сын Кера, которому едва исполнилось пять лет.

Поэт бросил на него суровый взгляд из-под серых насупленных бровей.

— Хорошо, что вы помните эти прекрасные стихи, мэтр Жоффруа, — ворчливо сказал он, — но детям не следует вмешиваться в разговоры взрослых.

Жоффруа покраснел до ушей и уткнулся носом в тарелку, тогда как все сотрапезники с трудом удерживались от смеха. Катрин поймала искрящийся весельем взгляд хозяина дома, а Масе, увидев, что поэт с оскорбленным видом переводит взор с одного лица на другое, поторопилась взять блюдо с тушеным карпом и положила ему полную тарелку. Поэт был очень обидчив, но, будучи гурманом, более всего любил хорошо поесть, карп же выглядел чрезвычайно аппетитно. Катрин с нежностью подумала, что он очень похож на дядюшку Матье.

— Что же вы ничего не едите, Катрин? — спросил Масе, смягчая упрек улыбкой. — Неужели вы все еще плохо себя чувствуете?

— Госпожа Катрин не может прийти в себя от великого счастья! — вмешался поэт, оторвавшись на секунду от тарелки. — Она не сводит глаз с вдохновенного поэта, встречей с которым ее одарила благосклонная судьба…

Увлекшись, он готовился развивать дальше эту упоительную тему, и, возможно, Катрин, наслаждаясь мгновением покоя, выслушала бы его не без удовольствия, но в эту минуту с улицы послышались крики, раздалось бряцанье оружия и застучали копыта лошадей. Жак Кер, вскочив с места, ринулся в свой кабинет. У этого человека были стальные нервы, и он, казалось, ни на секунду не терял бдительности. Катрин ринулась следом, в то время как сострадательная Масе била кулаком по спине поэта, который в порыве красноречия подавился косточкой и никак не мог отдышаться.

Из узкого окна кабинета была видна почти вся улица Орон. Сейчас она была забита лучниками, которыми командовал верховой офицер. Часть солдат, выстроенных плотными рядами, перегораживала проход, выставив вперед пики, а остальные взламывали дверь дома, расположенного через три входные двери от жилища Жака Кера. Мэтр Жак нахмурился.

— Это дом седельщика Нодена. Неужели… Он не успел закончить. Впрочем, драма разыгралась очень быстро. Высадив дверь, лучники вломились в дом и через несколько секунд появились вновь, толкая пиками трех мужчин — пожилого и двух помоложе. Один из юношей сопротивлялся, пытаясь вырваться из рук удерживающих его солдат. Катрин, словно зачарованная, не могла отвести глаз от этой ужасной сцены.

— Что же это творится? — пролепетала она.

— А то, что Ноден прятал у себя двоюродного брата жены, который весьма неблагоразумно отказался уступить первому камергеру свои земли… Кто-то донес на седельщика.

Какая подлость! Ла Тремуйль грабит и убивает честных людей, а король на все смотрит сквозь пальцы.

На секунду потеряв самообладание от гнева, меховщик схватил со стола синюю керамическую вазочку и швырнул ее об стену. Тысячи лазурных осколков усеяли пол.

— Но из-за меня вы подвергаетесь такой же опасности! — беззвучно выдохнула Катрин, побелев от ужаса. — Вы уверены, что завтра не донесут и на вас?

— Вполне возможно! — твердо ответил Кер, к которому вернулось обычное хладнокровие. — Но я не желаю трястись от страха и не дам себя запугать. В глазах толстого камергера главная вина Нодена состоит в том, что он открыто защищал Деву, не скрывал, что любит и почитает ее, а также во всеуслышание утверждал, что Жанну трусливо передали в руки врагов и что гибель ее стала величайшим несчастьем для страны. Все, кто смеет говорить так, подвергаются опасности. Даже такая достойная женщина, как Маргарита Ла Турульд, которая принимала Деву в своем доме, вынуждена скрываться. Фаворит хочет вырвать с корнем всякое напоминание о Жанне, изгнать или уничтожить всех, кто был с ней связан. Он всегда был ее врагом, и теперь хочет восторжествовать после смерти Девы! Он терзает королевство, которому необходим мир! Деньги стали редкостью, поля вытоптаны и перестали плодоносить, торговля замирает. Нет больше шумных ярмарок, торговцы объезжают Францию стороной и едут из Венеции в Брюгге через Баварию и германские герцогства. А то немногое, что попадает сюда, тут же оказывается в сундуках Ла Тремуйля.

— Что же вы собираетесь делать?

— Пока ничего. Фаворит подобен разъяренному кабану, которого можно изгнать только силой оружия. Я предоставляю эту заботу коннетаблю Ришмону и королеве Иоланде, которая рано или поздно вернется в Бурж. Однако, как только Ла Тремуйль будет свергнут, надо немедленно заняться восстановлением торговли, наладить старые связи и привлечь сюда капиталы. Именно для этого я собираюсь весной в далекий путь.

— В далекий путь? Но куда же?

— В восточные страны, — ответил меховщик, устремив взгляд на красочную карту, которую повесил на стену. — Как только пройдут весенние штормы, из Нарбона уйдет галеон в плавание по Средиземному морю. Я повезу на этом корабле товары, которые мне удалось сберечь: эмали, тонкое полотно, вина, марсельские кораллы. А на Востоке закуплю шелка, пряности, меха — все то, что невозможно найти здесь ни за какие деньги. Надеюсь, мне удастся завязать новые связи с восточными купцами. Король окажет покровительство торговле, и она вновь расцветет. Затем я займусь восстановлением медных и серебряных рудников, начну добывать железо и свинец в тех местах, где их нашли уже во времена римского владычества. Сейчас все эти шахты заброшены. Королевство возродится… возродится еще более богатым, чем прежде!

Ошеломленная Катрин не сводила глаз с Жака Кера, а он забыл о ее присутствии, глядя вдаль, словно перед ним вставала во всем блеске его ослепительная мечта. Он походил на пророка. На какое-то мгновение Катрин перенеслась назад, в те дни, когда была супругой Гарэна де Брази. Как и этот беррийский меховщик, он фанатично верил в торговлю с восточными странами. Казначей наверняка понял бы, оценил и, может быть, полюбил бы отважного горожанина, с которым у него было так много общего. В маленькой тихой комнате воцарилось молчание. Улица уже давно опустела, лишь редкие прохожие, опасливо озираясь, торопились проскользнуть вдоль домов. Перед взломанной дверью дома Нодена они невольно замедляли шаг, но тут же, словно спохватившись, спешили поскорее уйти. Начал накрапывать дождь, и в стекло ударили первые капли.

— Вот видите, — тихо произнесла Катрин, — вы не имеете права подвергать себя такому риску. Мне не следует оставаться здесь. В вас нуждается королевство, мэтр Жак. Вы сами сказали, что город кишит доносчиками. Нодена уже схватили, очередь за вами. Может быть, вы отвезете меня к надежным людям в деревню, где я смогу подождать возвращения Ксантрая?

Но вспышка гнева вывела меховщика из состояния привычной сдержанности. Склонившись к молодой женщине, которая села на табурет, сложив руки на коленях, он бережно взял в ладони ее нежное лицо.

— В этой несчастной стране, — сказал он с неожиданным жаром, — почти не осталось вещей прекрасных и драгоценных. Вами, Катрин, я любуюсь, как прекрасной жемчужиной, завидуя всеми фибрами души человеку, которого вы одарили своей любовью. Я же могу претендовать только на вашу дружбу. Так дайте же мне заслужить ее! Чем сильнее опасность, тем большую цену имеет моя преданность. Вы останетесь в моем доме.

Он наклонился к ней еще ближе и, не в силах совладать с собой, прикоснулся губами к ее устам. Это был легкий, нежный, трепетный поцелуи — поцелуи души, а не плоти. Но Катрин вздрогнула, ощутив прикосновенье его губ, и почувствовала непонятное ей самой томление. Руки Жака, лежавшие на ее плечах, внезапно отяжелели, он задышал прерывисто, и в глазах его вспыхнула страсть. Усилием воли он все-таки отстранился от нее, но руки не разжал.

— Запрещаю вам покидать этот дом, Катрин. Вы должны верить мне.

— Разве я вам не верю, друг мой? Я просто боюсь, что из-за меня вы подвергаете себя большой опасности.

— Забудьте об этом! Я сумею позаботиться о себе и о своих близких, одновременно защитив и вас.

• Предыдущая
• 41/93
• Следующая