Князь Ночи - Бенцони Жюльетта - Страница 5
- Предыдущая
- 5/67
- Следующая
Ею внезапно овладел гнев. Она больше не желала выглядеть жертвой и захотела выказать собственный характер, так похожий на отцовский; это его кровь, как ей почудилось, вскипела в ее жилах. Откинув обеими руками длинное креповое покрывало, падавшее ей на глаза, она отбросила его за спину, открыв юное лицо, омытое слезами. Ее почерневший от презрения взгляд смел с дороги все эти физиономии и силуэты. Затем, высоко подняв голову и гордо вздернув подбородок, она пошла к толпе любопытных зевак, и те поспешно расступились перед ней, как покрытая зыбью морская гладь перед килем фрегата…
С вуалью, развевавшейся на зимнем ветру, в сопровождении молчаливой матери-попечительницы, в глазах которой вспыхнул огонек интереса, она подошла к карете и перехватила одновременно удивленный и восторженный взгляд старого кучера.
– Отвезите меня домой, Може!
Но тут к ней бросился Луи Верне.
– Это невозможно, сударыня, – прошептал он. – Префект полиции уже наложил печати на двери вашего особняка. Вам нельзя туда войти. Нужно дождаться, пока закончится расследование…
– Расследование? Какое расследование? Разве не раззвонили повсюду, что мой отец покончил с собой, предварительно убив мою мать? Так к чему расследование? Если, конечно, только что арестованный юноша не сказал правду…
Ее высокий хрустальный голос прозвучал громко и с вызовом. Раздавшийся вокруг ропот доказал ей, что ее услышали, но теперь уже сама мать Мадлен-Софи решилась взять дело в свои руки.
– Вам надо еще некоторое время побыть у нас, Гортензия. Нужно дождаться, пока соберется семейный совет, поскольку, к несчастью, вы еще несовершеннолетняя.
– Совет? Какой семейный совет? У меня нет семьи…
– Вы же знаете, что есть. Ну, идемте же. Тут так холодно. Сжальтесь же над моими ревматическими болями, – добавила она с едва заметной улыбкой.
Гортензия схватила ее руку и поцеловала.
– Простите меня, – сказала она, помогая монахине подняться в экипаж.
– Так мне везти вас в обитель, мадемуазель Гортензия? – с ноткой разочарования в голосе переспросил Може.
– Да. Пока что. Но будь спокоен: все в доме останется как прежде. По крайней мере в том, что касается тебя!
Створка кареты захлопнулась за ней. Може развернул экипаж и, не дожидаясь, пока выедет за пределы кладбища, пустил своих ирландских лошадок рысью, направляясь к центру города.
– По всей видимости, вам назначат опекуна, – после некоторой паузы произнесла мать Мадлен-Софи. – Быть может, он не позволит вам сохранить старые порядки в доме ваших родителей.
– Между содержанием дома и Може – целая пропасть, матушка! К тому же я не вижу, кто бы мог стать моим опекуном.
– Но… ваш дядя. Он же ближайший родственник.
– Я никогда не видела дядю, матушка. Тот, кто отрекся от собственной сестры, не может быть членом моей семьи. И вдобавок было бы весьма удивительно, если бы дела моего отца оказались не в полном порядке или если бы он вообще не предусмотрел случая своей внезапной кончины. Уверена, что он давно и окончательно все решил и всем распорядился…
– Относительно вас… и вашей матери, как я думаю. Однако, вне всякого сомнения, он не мог представить себе, чтобы она одновременно с ним отправилась к господу. Здесь возникают некоторые затруднения в том, что касается законов…
– Ведь вы тоже не верите, что он совершил это двойное преступление, не так ли? – прошептала Гортензия с неожиданной страстностью.
Узкое лицо с задумчивыми глазами повернулось к дверце, за стеклом которой проплывали оголенные деревья и мокрые дома.
– Я мало встречалась с вашим отцом, – сказала мать-попечительница, несколько помедлив, – но мне кажется, что я вполне могу судить о нем. Это один из тех людей, что не отступают ни перед каким препятствием или испытанием. Он, несомненно, бывал жесток с другими, но умел быть суровым и к себе… Если бы в ту ночь все произошло, как говорят, этот поступок обличил бы натуру слабую, непостоянную. Душа и разум подсказывают мне…
– Что его убили, как сказал тот юноша? Кстати, известно ли, кто это?
Монахиня улыбнулась.
– Мне, во всяком случае, он незнаком. Вы же знаете, я редко посещаю места, где занимаются политикой! Что касается истинной причины происшедшего… думаю, она ведома одному господу.
– И все же необходимо, чтобы однажды я тоже это узнала!
Когда они вернулись на улицу Варенн, в доме все было вверх дном. Наступил день традиционного визита мадам дофины… и долгожданного полдника. Везде царило оживление, невозможно было пройти по коридору или пересечь комнату, не натолкнувшись на кого-либо, стремительно бегущего со столовым бельем, посудой или вазами, пока еще без цветов, но уже полными воды.
Не желая участвовать в приготовлениях к празднеству, Гортензия выбрала сад… Она любила его благородный упорядоченный вид, параллельные ряды цветников, которые садовник засаживал сообразно сезону то первоцветами и левкоями, а потом низкорослыми далиями, китайскими астрами или хризантемами. Она любила здешние длинные аллеи. Особенно ее манили гортензии, растущие прямо у стены. На зиму садовник заботливо укутывал кусты слоем соломы, летом же они покрывались широкими мясистыми листьями и огромными шарами розовых цветков, которые обожала ее крестная мать.
Не то чтобы девушка более всего ценила гортензии, цветы без запаха, – она предпочитала розы, – но их внушительная масса давала ей какое-то ощущение уверенности и спокойствия.
Скрестив руки под черной шерстяной накидкой, она сошла по широким ступеням, ведущим от террасы в сад, и направилась к гортензиям. Вдруг у нее вырвался возглас досады: посреди аллеи, перегородив ей дорогу, стояли несколько пансионерок и оживленно беседовали.
Гортензия хотела было свернуть в сторону, но они уже заметили ее и разглядывали с затаенной усмешкой; их перешептывания не предвещали ничего доброго. Здесь собрались самые непримиримые из дочерей эмигрантов, те, для кого дочь банкира была врагиней, к тому же наследницей громадного состояния, несносной выскочкой, с отменной наглостью кичащейся своими бонапартистскими пристрастиями.
Сойти с дороги Гортензия сочла бы для себя унижением. Это было бы подобно спуску флага на военном корабле ранее, нежели противник произведет первый залп. Как только что на кладбище, она решилась взглянуть в лицо опасности и, не замедлив шага, направилась к ним. Может, из уважения к ее трауру они расступятся, как незадолго до того толпа кладбищенских зевак?..
Но не тут-то было. Девицы стояли плотно, подобно небольшому серому бастиону. Они ожидали ее приближения. Открыла огонь Аделаида де Куси:
– Что вам здесь понадобилось? Сад достаточно велик. Могли бы избрать другое местечко!
– Я люблю гулять именно здесь. К чему же мне менять привычки?
– К тому, что вы нас обеспокоили.
– Что касается меня, то вы мне не помешали…
– Хотелось бы верить! – резким дискантом откликнулась Эжени де Френуа. – Какая негаданная честь для девицы из низов – ежедневно соприкасаться с цветом французского дворянства. В дальнейшем вы могли бы неплохо использовать это, однако не думаю, чтобы теперь вам удалось занять хоть какое-нибудь положение в свете.
– Что вы называете светом?
– Людей, чей род не берет начало в сточной канаве. Общество, где нет мужей и жен, убивающих друг друга…
Гортензия мертвенно побледнела. Ее кулаки сжались под шерстяным покрывалом…
– Вы оскорбляете моих родителей! Я приказываю вам немедленно взять ваши слова обратно!
Юная кривляка разразилась смехом, ее подруги тотчас последовали ее примеру.
– Вы мне приказываете? Вы, на кого скоро начнут показывать пальцем?.. Я не намерена брать назад сказанное, поскольку мы все здесь так думаем. Хотелось бы поглядеть, как вы сумеете нам помешать!
Забыв всякую осторожность, Гортензия чуть не бросилась на нее, но внезапно сзади раздался ледяной голос:
– Остановитесь, Гортензия, и успокойтесь. Полагаю, что этим нужно заняться мне!
Никто не видел и не слышал, как подошла Фелисия Орсини; она выскользнула из боковой аллеи, помахивая зажатой кончиками пальцев брошюрой отца Лорике «Малая логика». Фелисия решительно встала между юными фуриями и их жертвой. Как жалящая змея, ее рука взвилась в воздух и дважды обрушилась на круглые щеки наследницы Ольнеев, ударяя с такой силой, что у той выступили слезы.
- Предыдущая
- 5/67
- Следующая
