Сос по прозвищу «Веревка» - Пирс Энтони - Страница 23
- Предыдущая
- 23/36
- Следующая
Сос вскарабкался на балку и освободил веревку. Глупыш тотчас вспорхнул к нему, мягко задев правое ухо кончиком крыла. Всегда на правое плечо, ни разу на левое! Но он не засиделся – этот выступ был лишь первым из множества: вертикальных, горизонтальных и наклонных, больших, малых и средних, прямых, закругленных, изломанных. Путь предстоял тяжкий, изнурительный.
К вечеру он вынул из поклажи теплую одежду и съел большой кусок хлеба, который прихватил с ближайшей стоянки. Странная забота со стороны ненормальных: обеспечить источником жизни тех, кто обрек себя на смерть!
На той стоянке, зная, что это последняя, он не обошел вниманием ни одной вещи… даже телевизор. На экране, по обыкновению, шла немая, бессмысленная пантомима: мужчины и женщины, одетые вычурно, как ненормальные, дрались и целовались бесстыдно и напоказ, никогда не доходя до настоящей схватки и настоящей любви. В некоторых эпизодах можно было разобрать подобие истории – но всякий раз, как появлялся хоть какой-то смысл, сцена менялась и возникали новые персонажи, которые поднимали стаканы с пенящейся жидкостью или совали в рот тонкие цилиндрические палочки и поджигали их. Что ж удивляться, – никто этого не смотрел! Однажды он спросил Джоунса о телевидении, но директор лишь усмехнулся и сказал, что этот вид техники не входит в ведение его департамента, но в любом случае, все это древние записи, сделанные до Взрыва.
Сос недолго занимался ерундой. У него были куда более важные заботы. Очень тщательно собрал он снаряжение, понимая, что без должных приготовлений человек может погибнуть где угодно. Гора – особый вид смерти. Ее нельзя опошлять обычным голодом или жаждой.
Запасенная бутыль с водой была уже на четверть пуста, но выше начнутся снега, они заменят воду. И от недоедания он не умрет.
Откуда придет смерть? Никто не смог бы ответить: это была дорога в один конец, и книги тоже хранили странное молчание. Похоже, всякая книжность вообще прекратилась еще до Взрыва, а после – о чем свидетельствовали даты – ненормальные выпускали только справочники и руководства. Книги и телевидение были осколками того сложного, мистического и мифического мира, в существовании которого он был уверен сегодня и сомневался завтра. Гора могла оказаться еще одной его частью.
И раз ему не удается отключиться от подобных размышлений, то вот способ найти истину добраться до вершины и увидеть все самому. Смерть, в конце концов, не бывает ложной.
Глупыш носился вокруг, выискивая летучих насекомых, но тех, похоже, было не слишком-то много.
– Возвращайся вниз, дурачок, – советовал Сос. – Здесь тебе не место.
Птица будто послушалась и скрылась из виду, а Сос отдал себя на произвол тревожного полубреда: телевизор, железные балки, печальное лицо Солы и туманные догадки о природе небытия, которого он искал. С холодным расчетом он очнулся. Глупыш уже вертелся на его плече.
Второй день восхождения был легче, Сос преодолел втрое большее расстояние. Нагромождения металла сменились завалами каменных глыб вперемежку с разным мусором: огромными кучами оплывшей резины, металлическими осколками величиной в несколько дюймов, клочками древней обуви, черепками обожженной глины, пластмассовыми чашками, сотнями бронзовых и серебряных монет. Загадкой дышали эти материальные свидетельства древней цивилизации; он не мог представить, чему служили эти чудовищные резиновые пышки, все же остальное походило на инструменты и оснастку стоянок. Монеты же были вехой особого статуса: иметь много монет тогда – все равно, что теперь побеждать в круге.
Ближе к вечеру пошел дождь. Сос вырыл из земли одну из чашек, вышиб из нее спрессованную грязь и поднял вверх, чтобы набрать дождевой воды. Он хотел пить, а снег оказался дальше, чем он ожидал. Глупыш сидел на его плече, нахохлившись, содрогаясь от холодных ручейков; Сос, наконец, поднял клапан своего заплечного мешка и накрыл бедную птицу.
Зато вечером насекомых стало больше, словно дождь пробудил их к жизни. Сос обрызгал себя жидкостью от комаров, а Глупыш с жизнерадостным криком стал набивать свой зоб, отъедаясь за голодный день.
Гора уже как будто утратила новизну. Он отвлекся от главного – восхождения, вспомнив первую встречу с Солом, когда оба они только начинали. В тот вечер игра закончилась для них обоих, бесповоротно они вступили на пути своих судеб, которые привели одного – к власти, другого – к Горе.
Он вспомнил Солу, тогда еще неопытную девушку, ее обольстительную свежесть и жажду самоутверждения через браслет. И она это сделала, но не с тем браслетом, который носила на своей руке. Это – в большей мере, чем все остальное – привело его сюда.
Странно, что им суждено было встретиться втроем. Будь это встреча только двух мужчин, идея империи соединяла бы их и сейчас; и появись девушка раньше или позже, он, возможно, взял бы ее на одну ночь, а потом ни разу о ней и не вспомнил. Но у них возник тройственный союз; в пространство империи, задуманной мужчинами, упали семена разрушительного женского начала и дали свои всходы. Дело было даже не в самой Соле, а в том, что она появилась у самого истока. Не раньше и не позже!
Он закрыл глаза и увидел боевой шест. Мелькая с ошеломляющей быстротой, он бьет, отражает, предупреждая каждое его движение, – орудие не защиты, но беспощадной атаки. Удар за ударом – по груди, лицу… веревка запутана… сражаться нечем…
И теперь – единственный достойный выход. Он проиграл сильнейшему.
Но уснул он с мыслью, что и победа ничего не решила бы. Он чувствовал свою неправоту – не во всем, но во многом.
На третий день подступили снега. Он обмотался остатками защитного обмундирования и продолжал идти. Прижавшись к нему, Глупыш не испытывал пока особых неудобств. Сос зачерпывал пригоршнями сухой снег и набивал им рот, чтобы утолить жажду. Белый порошок лишь обмораживал язык, щеки и таял, превращаясь в нечто почти неощутимое. К вечеру он добрался до снежных наметов глубиной в несколько дюймов, и ему пришлось ступать осторожно, чтобы не угодить в каверзные провалы, невидимые под ровной поверхностью.
Укрыться было негде. Он лег набок, отвернувшись от ветра, и в своей защитной экипировке чувствовал себя вполне уютно. Глупыш, весь дрожа, примостился у его лица. И вдруг он понял, что здесь, в этом снегу, птице больше нечего есть. Насекомых уже не будет.
Он вытащил из мешка кусок хлеба, раскрошил его и поднес на ладони к клюву Глупыша. Тот и не шелохнулся.
– Ты же умрешь с голоду, – встревожился Сос, не зная, что предпринять. Глядя на вздрагивающие перья, он снял с левой руки перчатку и спрятал птицу в обнаженной теплой горсти, которую прикрыл с тыла второй, защищенной рукой. Только бы случайно не повернуться, не сместить руки во сне – птичье тельце было таким хрупким.
Порывистый ветер швырял снег в лицо, за воротник, несколько раз он просыпался, но левая рука оставалась на месте. Птица время от времени вздрагивала, Сос прижимал ее ближе к груди и тут же отстранял, боясь, что он, со своей массой…
Утром он еще раз попытался уговорить Глупыша.
– Лети вниз. Вниз. Там тепло. Насекомые.
Сос бросал крохотное тельце в сторону, вниз по склону. Тщетно. Глупыш расправлял крылья – даже окраска его выглядела здесь странной – и, храбро сражаясь с холодным, сквозным ветром, снова взлетал, не желая покидать его.
Была ли эта преданность таким же сумасбродством, как непреклонное желание Сола быть отцом чужой дочери? Дочери! А его собственная приверженность законам чести, которые были им уже столько раз попраны? Люди – существа нелогичные, так чего же ждать от птицы? И коль расставание так тяжело, то смерть они встретят вместе.
Вьюга обрушилась на четвертые сутки. Сос продолжал взбираться, лицо его немело под обжигающим ветром. Глаза были защищены темными очками, но щеки, губы и нос оставались открытыми. Ощупав лицо рукою, он обнаружил ледяную бороду, наросшую поверх настоящей. Сос даже не стал ломать ее – все равно нарастет новая.
Сделав неверный шаг, он споткнулся, взмахнул руками – и Глупыш выпорхнул из руки. Сос указал птице на плечо, где было побезопасней. Еще один такой промах – и он раздавит Глупыша, если будет нести в руке.
- Предыдущая
- 23/36
- Следующая
