Жгучая ложь - Пирс Энтони - Страница 52

• Предыдущая
• 52/81
• Следующая

— Неужели ты не станешь меня держать?

— А тебя держи не держи — никакого толку. Думаю, ты могла бы высвободиться, даже когда ехала верхом, просто не хотела делать это на виду.

— Правильно, варвар.

Она немного поразмыслила и добавила:

— Но если хочешь, можешь опять обхватить меня своими ручищами. Вдруг на сей раз что-нибудь почувствуешь.

Прозвучало это несколько двусмысленно.

— Нет, думаю, мне лучше остаться снаружи, — промолвил я, нервно поглядывая по сторонам, словно и впрямь опасался гарпий.

Затем я прилег, не снимая руки с рукояти меча.

— Значит, решил поспать на свежем воздухе. А вдруг гарпии налетят?

— Так ведь они в здешних краях не водятся, — напомнил я. Но вытащил меч из ножен.

Панихида скривилась и нырнула в фигвам. Пук пощипывал травку на склоне. Я уснул — варвары умеют и засыпать, и пробуждаться мгновенно, на манер диких животных.

Через некоторое время меня разбудил шелест крыльев. Открыв глаза, я увидел, что это всего лишь воробей, не представлявший для нас никакой опасности, ибо воров среди нас не имелось и бить ему было некого. Но тут из укрытия выскользнула Панихида. Она вовсе не пустилась наутек, а прилегла рядом со мной и шепнула:

— Лучше бы ты меня держал, а то я могу наделать глупостей.

Ага. Кажется, моя уловка сработала. Кому захочется бегать по ночам, ежели рядом могут оказаться гарпии. С этими тварями шутки плохи.

— Делай что хочешь, демонстрантка.

Она придвинулась ко мне — теплая и мягкая:

— Я очень жалею, что убила тебя, Джордан. В первый раз Панихида назвала меня по имени.

— Ты ведь лгунья.

— Будь ты проклят! — Она стукнула меня маленьким кулачком. Совсем небольно, тем паче что мне было приятно любое ее прикосновение. Жаль, что наши отношения складывались таким образом.

— Это тоже ложь! — неожиданно заявила Панихида и поцеловала меня в губы — долгим, крепким поцелуем.

Увы, я и без ее слов знал, что все это ложь. Панихиду не заботило, жив я или мертв, она просто хотела заморочить мне голову, убаюкать меня до потери бдительности, чтобы получить возможность бежать. Во всем, что касалось женщин, я был весьма наивен, но даже моя наивность имела пределы. Да и собственный опыт чему-то учил.

Но при всем этом мне очень хотелось думать, что столь очаровательная девушка, как Панихида, демонесса она или нет, могла и взаправду увлечься простым неотесанным варваром.

— Теперь мне понятно, что случилось с королем Громденом, — пробормотал я, когда ее губы оторвались от моих.

Панихида напряглась, а потом грустно рассмеялась:

— Клянусь, я никогда не поступила бы с мужчиной так, как обошлась мать с моим отцом... Впрочем, возможно, я и сейчас лгу.

Она умолкла, уткнулась в мое плечо — и оно стало влажным. Панихида плакала. Но может ли плакать бездушное создание? И станет ли, даже если может? Разве что притворно. Но...

— Эй, с тобой все в порядке? — спросил я.

В ответ Панихида всхлипнула.

Я вел себя как дурак и понимал, что веду себя как дурак, но ничего не мог с этим поделать. Иногда мужчине приходится быть дураком, если он действительно мужчина. Я обнял ее и прижал к себе — не для того, чтобы помешать ей убежать, а потому, что мне очень этого хотелось.

Она плакала несколько минут, а потом уснула. Следом заснул и я, но через некоторое время по привычке проснулся и, глядя в ночное небо, пробормотал:

— Нет здесь никаких гарпий.

— А то я не знаю, — сонным голосом отозвалась Панихида.

Надо же, а я думал, она спит.

Во второй раз меня разбудил рассвет. Панихида лежала рядом. Этой ночью она не пыталась бежать.

Поутру мы продолжили путь. Склон изгибался к югу, и мы следовали по нему, пока не обошли зону тягучих песков, после чего вернулись на ровную землю. Здесь было полно животных, так что мне пришлось отогнать грифона и пугануть какое-то речное чудовище, но ничего интересного не случилось. На следующий день нам предстояло прибыть в замок Ругна.

— Ты знаешь, что я не хочу туда возвращаться? — спросила Панихида, глядя на меня огромными темными глазами.

— Знаю.

— Ты знаешь, что, если я вернусь, замок Ругна падет?

— Только с твоих слов. Но ты могла и солгать.

— Может, не стоит торопиться? Кажется, ты начинаешь мне нравиться.

— Не знаю, не знаю... ты что угодно скажешь, лишь бы добиться своего.

— Хочешь убедиться, что это правда? Что я очень даже к тебе расположена?

Только дурак мог согласиться на это — а уж отказаться тем более. Я понимал, что Панихида скорее всего не кто иная, как лживая, вероломная полу-демонесса, но она была прекрасна, а варвары ценят телесную красоту куда выше духовной. И если я отвергал ее соблазны, то не потому, что боялся ее тела, а потому, что боялся того, что это тело может сделать с моим умом. Но решимость моя ослабевала с каждым мгновением.

— Не хочешь — как хочешь. Тогда я превращусь во что-нибудь и сбегу от тебя.

— Далеко не убежишь. Здесь полно чудовищ, так что для одинокой девицы вовсе нелишне иметь под рукой крепкого варвара с мечом. Не думаю, что ты сумела бы сама отбиться от грифона. — Говорил я умно, видимо, все еще сказывалось воздействие К.И. — Сама посули, ведь когда ты принимаешь облик какого-либо создания, то становишься точь-в-точь таким, как оно, с виду, но не им самим. Скажем, ежели ты превратишься в птицу, это еще не значит, что полетишь. Ну разве что когда станешь туманной, тебя унесет ветер. А на то, чтобы научиться летать по-птичьи, может уйти вся жизнь.

Она пожала плечами, но возражать не стала.

— Вообще-то кое в чем я могу подражать существам, в которых превращаюсь, но насчет полета ты скорее всего прав. Это особое умение, и его не обретешь, просто отрастив крылья. Попробовав полететь, я, наверное, впилилась бы в ближайшее дерево, после чего стала легкой добычей какого-нибудь хищника.

— Вот-вот. В таком деле надо много практиковаться, но как раз практиковаться-то и опасно. А умение зачастую значит не меньше, чем обличье. Так что возможности твоего таланта не безграничны.

— Я поняла это еще тогда, когда ты стал пугать меня гарпиями. В Ксанфе полным-полно тварей, которые с радостью полакомятся беззащитной одинокой девушкой. Тебе-то что, вон у тебя какие мускулы, да еще и меч в придачу. Кажется, он заменяет тебе сердце. Знай кроши чудовищ в свое удовольствие, Я — совсем другое дело. Пусть до моего дома всего-то день пути, у меня нет уверенности, что я туда доберусь. — Панихида развела руками. — Сердце у меня, может, и каменное, но чудовищам до этого дела нет. Они вмиг пожрут мое тело, но задаваясь вопросом об отсутствии или наличии в нем души. А воскреснуть я, в отличии от тебя, не смогу.

— Выходит, у меня вместо сердца меч, а у тебя камень, — сказал я с усмешкой, ибо часть моего тела все еще не раскаменела.

— Что-то в это роде. Вот будь у меня твое тело, я могла бы пойти прямо домой.

— Так превратись в меня — и вперед.

— Превратиться — дело нехитрое, — задумчиво сказала она, — но ты ведь сам объяснил, что я стану тобой с виду. И это правда. У меня не будет ни твоего умения владеть мечом, ни твоей способности к самоисцелению. А от одной внешности толку мало.

— Как сказать. Будь у меня твоя внешность, я был бы прекрасным созданием.

— Душа моя вовсе не так прекрасна — если у меня вообще есть душа.

Я промолчал. Панихида была очаровательной женщиной, и, естественно, ее очарование меня очаровывало. Зная о ее происхождении, я не желал о нем помнить и хотел верить, что внутренне она так же хороша, как и внешне. В конце концов, у меня даже были для этого некоторые основания — Панихида проявила незаурядный ум, а это уж никак не внешнее качество. И уж во всяком случае она не была слишком злой, хотя, назвать ее чересчур доброй язык бы не повернулся. Но тут я, пожалуй, стал рассуждать о материях, слишком сложных для варвара. Жизнь гораздо проще, когда добро и зло четко разграничены. И правильно обозначены.

• Предыдущая
• 52/81
• Следующая