Жгучая ложь - Пирс Энтони - Страница 74

• Предыдущая
• 74/81
• Следующая

— Больше этот слабоумный меня не потревожит, — заявила Панихида и, подцепив мою голову на острие меча, понесла в сад.

— Значит, ты не хочешь, чтобы миссия варвара завершилась успехом? — спросил Инь, глядя ей вслед.

— Совершенно верно, — откликнулась Панихида и скрылась среди деревьев.

Через некоторое время она вернулась, подцепила мечом другую часть моего тела и опять направилась в сад.

— Выходит, мост ты не перейдешь и замуж за меня не выйдешь? — почти равнодушным тоном поинтересовался волшебник.

— Не перейду и не выйду, — подтвердила она. Когда Панихида воротилась снова, Инь спросил:

— Ты не выполнишь волю умирающего отца?

— Знай мой отец правду, он раскаялся бы в своем решении.

Она скрылась в саду, чтобы захоронить где-то очередной кусок моего тела.

При следующем ее появлении Инь сказал:

— Если не я, то королем станет мой злой братец. Это ты понимаешь?

— Разумеется, — отвечала Панихида, подцепляя мечом очередной обрубок. — Но мне-то что? Я политикой не занимаюсь.

Она опять ушла, а когда пришла, Инь встретил ее очередным вопросом:

— Но раз ты отказываешь мне, тебе придется выйти за Яна. Понятно?

— Еще неизвестно, захочет ли он на мне жениться. Но если даже и захочет, он не потребует, чтобы я входила в замок.

Пятый обрубок отправился вслед за четырьмя предыдущими.

— А что ты вообще думаешь о волшебнике Яне? — поинтересовался Инь, когда Панихида вернулась за предпоследним куском.

— Раз уж ты так хочешь знать, скажу. Я рождена демонессой, а демоны предпочитают зло. То самое зло, которое воплощает в себе волшебник Ян.

— А вот варвару ты говорила совсем другое, — заметил волшебник при следующем ее появлении.

— Так ведь я лгунья, о чем его и предупреждала. Кстати, говорила при этом чистую правду.

Меч вонзился в последний, седьмой обрубок, и Панихида ушла.

По ее возвращении волшебник предпринял еще одну попытку:

— Я вижу, что с варваром покончено. Думаю, ты захоронила его останки в разных местах, так что они не смогут соединиться. Но прошу тебя, в последний раз подумай...

— Ой, да перестань ты талдычить одно и то же, — досадливо промолвила Панихида, швыряя в ров мой волшебный щит. Меч полетел следом. — Думаешь, мне неизвестна твоя тайна?

— Тайна, принцесса? Какая тайна?

— Я прекрасно знаю, что Инь и Ян — это всего лишь две стороны одной и той же личности, просто Инь воплощает в себе белую магию, а Ян черную. Состязание было затеяно не для того, чтобы выяснить, кто из вас станет королем, а с единственной целью — определить, какое начало будет господствующим. А коль скоро последнее слово остается за мной, я выбираю Яна. С условием, что он... что ты навеки покинешь замок Ругна.

— Будь по-твоему! — возгласил волшебник и повернулся кругом.

Белый плащ вспыхнул, и на месте Иня оказался одетый в черное Ян. Перейдя через мост, он взял Панихиду за руку.

— Ты достойная дочь своей злобной матери, — похвалил он ее. — Все сделала как надо. Даже совратила этого олуха, благодаря чему стал возможен наш союз. Ты ведь знаешь, что я не могу прикоснуться к непорочной женщине.

— Конечно, на это был способен только Инь, — ответила она, целуя злого волшебника. — А ты тоже молодец. Надо же было так ловко подложить черный череп! Этот балбес думал, что дело сделано и у самых стен замка ему нечего бояться.

— Спасибо за похвалу. Надеюсь, ты понимаешь, что в данном случае я испытывал и тебя. Существовало опасение, что ты действительно испытываешь к этому варвару некое нежелательное чувство. Конечно, я знал, что ты великолепная притворщица, но...

— Но я и впрямь испытывала к нему некое чувство. Презрение! Он был дураком еще до того, как угодил под твой дуралей. Кстати, как умно ты поступил, перепутав заклятья! Но подумай, каково пришлось мне. Мало радости болтаться туда-сюда в обществе идиота, подобного которому во всем Ксанфе не сыщешь.

— Я должен был создать хотя бы видимость состязания, — отозвался Ян, но, конечно же, не сомневался в своей победе.

— И ты победил. Так что забирай меня отсюда и делай со мной все что хочешь. Скоро ты станешь королем...

— Я уже король. Твой отец вчера умер. Панихида окаменела. Если она кого и любила, так это старика Громдена.

— Но если это так, — сказала она, оправившись от потрясения, — я могла убить варвара еще прошлой ночью. Отец все равно бы ничего не узнал. Зачем было подвергать меня такой пытке?

— Такова уж моя натура, — рассмеялся Ян, — как, впрочем, и твоя. Мы друг друга стоим. Уж от моего-то правления страна не дождется ничего хорошего.

— В этом я не сомневаюсь, — подхватила его смех Панихида.

— Начнем с того, что предадим интересы Ксанфа забвению. Тебе незачем входить в этот замок и разрушать его, пусть разваливается сам по себе. Я займусь своим любимым делом — буду стряпать самые разнообразные чары, которые со временем смогут причинить немалое зло. Что же до тебя...

— Что же до меня, — подхватила Панихида, — то я буду принимать самые немыслимые обличья, способные удовлетворить твои темные страсти.

Они обнялись и пошли прочь. Так сбылось эльфийское пророчество — жестокая ложь обрекла меня на погибель.

Я умер. Мертвецам неведомы мирские тревоги, однако дух мой, витавший над местом моей смерти, был устрашен зрелищем невиданного предательства. Злокозненная Панихида предала не только меня, но и Ксанф. Все это время она пребывала в сговоре со злым волшебником, строя козни, чтобы...

Однако никакого злого волшебника не было, равно как и доброго. С самого начала Панихиде было известно, что это одно и то же лицо. Она сознательно избрала темную сторону, а мне, невежественному болвану, просто морочила голову. Что и вынуждена была признать открыто, когда я, несмотря на все и всяческие ухищрения, доставил ее к замку. И почему я был так слеп?

Впрочем, что тут гадать? Именно за дурость и неспособность видеть дальше собственного носа я и был избран для исполнения этой миссии. И если мой путь был предопределен, то уж не по этой ли причине я заявился в замок как раз в тот момент, когда тамошним хитрецам срочно потребовался дурак? Не скажу худого о короле Громдене — он был хорошим человеком, и возможно, хотел меня предупредить, но ему помешала болезнь. Кстати, что это за болезнь, тоже вопрос. Инь-Ян имел свободный доступ в замок и запросто мог навести на старого короля порчу. Лучше бы мне никогда не покидать Крайней Топи. Мало того, что я стал жертвой жестокой лжи и коварства, — на мне лежит часть вины за последующий упадок королевской власти и наступление темной эпохи.

Так или иначе, я был мертв, а стало быть, бессилен что-либо изменить. Мой дух мог лишь созерцать происходящее, никак на него не влияя.

Через несколько часов после моей погибели появились Пука и Пика. Пука фыркнул и склонился над сумой с чарами, которую Панихида бросила и забыла рядом со рвом. Верный друг знал, чем грозит мне жестокая ложь злокозненной Панихиды, и как мог пытался предостеречь меня. Он отказался везти меня навстречу погибели, но я, ослепленный любовью, не замечал ничего, кроме обманной красоты Панихиды.

Пука и рад бы мне помочь, но такой возможности у него не было. Он не знал, где Панихида захоронила мои останки, и не мог собрать их вместе. Вероломная злодейка действительно сумела отделаться от меня раз и навсегда.

Безутешный Пука горестно заржал, подхватил зубами суму и, мотнув головой, закинул ее за спину, так, что она зацепилась за цепи. Видимо, ему хотелось оставить что-нибудь на память о погибшем друге.

Затем конь-призрак ускакал прочь. Пика последовала за ним — в ее влажных темных глазах тоже стояла печаль, имея дело с такой подругой, Пука мог не опасаться предательства, ведь кобыла — это не женщина человеческой породы. Да и демонов у нее в роду наверняка не было.

Итак, Панихида добилась своего — мне предстояло навсегда остаться покойником. Радости, конечно, мало, но человек ко всему привыкает. Со временем я перебрался в замок Ругна, ибо других строений поблизости не было, а привидения не любят обитать под открытым небом. В замке я познакомился с другими призраками, в том числе с милой девушкой Милли, злодейски убитой неудачливой соперницей за сердце ее возлюбленного. У каждого привидения была своя собственная история, как правило, столь же поучительная и печальная. Грусть составляла наше общее наследие. Шли века, а она не покидала нас, мы же оставались единственными обитателями замка.

• Предыдущая
• 74/81
• Следующая