Потаенный Город - Эддингс Дэвид - Страница 22

• Предыдущая
• 22/122
• Следующая

– Тебе этого не понять, Скарпа, – огрызнулся Заласта. – Тебе не дано постичь, что такое любовь. Ты никого не любишь.

– Ошибаешься, Заласта, – резко сказал Скарпа. – Я люблю меня. Только такая любовь имеет хоть какой-то смысл.

Элана в эту минуту как раз наблюдала за Крегером. Глаза пьянчуги были хитро прищурены. Он небрежно помахивал своей неизменной кружкой, проливая большую часть вина на мостовую. Затем он поднял кружку, шумно высосал остатки вина и звучно рыгнул.

– Пр-ршу пр-рщенья, – пьяно промямлил он, пошатываясь и опираясь вытянутой рукой о стену, чтобы не свалиться.

Скарпа раздраженно, мельком взглянул на него, явно не придавая его присутствию особого значения. Элана, однако, оценивала Крегера иначе. Он отнюдь не всегда бывал таким пьяным, как казался.

– Все напрасно, Скарпа, – со стоном проговорил Заласта. – Я связался с больными, с отступниками, с безумцами – и все напрасно! Я надеялся, что Афраэль будет уничтожена и Сефрения станет моей… Но теперь этому не бывать. Теперь она скорее умрет, чем будет иметь дело со мной.

Глаза Скарпы сузились.

– Так пусть умрет, – грубо бросил он. – Неужели тебе в голову не приходит, что все женщины одинаковы? Женщины – такой же товар, как, скажем, воз сена или бочонок с вином. Возьми вот Крегера – как, по-твоему, много ему дела до опустевшего бочонка? Нет, ему подавай новенькие, полные, верно, Крегер?

Крегер подслеповато уставился на него и вновь рыгнул.

– Не понимаю, с какой стати ты так держишься за Сефрению? – Скарпа продолжал методично бить по больному месту отца. – Сефрения теперь – всего лишь подпорченный товар. Вэнион поимел ее столько раз, что и не сосчитать. Неужто ты станешь подбирать объедки за эленийцем? – Заласта вдруг со всей силы ударил кулаком по стене, издав разъяренное рычание. – Он, наверное, уже так привык баловаться с ней, что не тратит времени на телячьи нежности, – продолжал Скарпа. – Он просто получает что ему хочется, скатывается с нее и тут же начинает храпеть. Ты же знаешь, как привыкли себя вести эти эленийцы. Да и она сама немногим лучше. Он сделал из нее эленийку, отец. Она больше не стирик. Она стала эленийкой – или, еще хуже, выродком. Меня решительно удивляет, как ты можешь тратить свои чувства на выродка. – Скарпа презрительно фыркнул. – Она ничем не лучше моей матери или сестер, а уж ты-то знаешь, что они из себя представляли. Лицо Заласты исказилось.

– Лучше бы мне увидеть ее мертвой! – почти провыл он, запрокинув голову.

Бледная бородатая физиономия Скарпы стала хитрой.

– Так убей ее, отец! – прошипел он. – Ты же знаешь, уж если женщина делила постель с эленийцем, ей нельзя больше верить. Даже если ты уговоришь ее стать твоей женой, она никогда не будет тебе верна. – Скарпа с неискренним ободрением положил руку на плечо отца. – Убей ее, отец, – убежденно повторил он. – По крайней мере, твои воспоминания о ней останутся чисты; сама она никогда уже не будет чистой.

Заласта вновь завыл и вцепился в бороду своими длинными ногтями. Затем он резко развернулся и бросился бежать по улице.

Крегер выпрямился, и все его опьянение куда-то исчезло.

– Знаешь, ты ведь дьявольски рискуешь, – заметил он.

Скарпа окинул его острым взглядом.

– Неплохо, Крегер, очень неплохо, – пробормотал он. – Роль пьяного удалась тебе почти в совершенстве.

– Я много упражнялся, – пожал плечами Крегер. – Твое счастье, Скарпа, что он не обратил тебя в прах – или снова не завязал узлом твои кишки.

– У него бы ничего не вышло, – ухмыльнулся Скарпа. – Я ведь и сам неплохой маг, и я отлично знаю, что для заклинаний нужна ясная голова. Я все время удерживал его в состоянии бешенства. Он не сумел бы и паутины разорвать заклинанием. Будем надеяться, что он и впрямь прикончит Сефрению. Спархока это приведет в неслыханную ярость, не говоря уж о том, что, увидев, как его большая любовь превратилась в груду мертвечины, Заласта сам охотно перережет себе горло.

– Ты, видно, крепко его ненавидишь.

– А ты, Крегер, на моем месте не возненавидел бы? Он мог бы забрать меня с собой еще когда я был ребенком – но нет, он предпочитал изредка навещать меня и показывать, что такое быть стириком, а потом уходил один, оставляя меня на растерзание шлюхам. Если у него недостанет духу самому перерезать себе горло, я с великой охотой помогу ему. – Глаза Скарпы блестели, он широко улыбался. – Где твой бочонок, Крегер? Сейчас я бы не прочь напиться.

И он засмеялся кудахтающим сумасшедшим смехом, в котором не было ни проблеска разума.

– Все бесполезно! – воскликнула Элана, отшвырнув расческу с такой силой, что та пролетела через всю комнату. – Смотри, что они сотворили с моими волосами!

Она закрыла лицо руками и бурно разрыдалась.

– Все не так страшно, моя госпожа, – мягко проговорила Алиэн. – Вот так причесываются в Каммории. – Она подхватила волну светлых волос Эланы на правой половине головы и перебросила ее через макушку. – Видите? Все места, где срезаны волосы, оказываются прикрыты, да и выглядит весьма нарядно.

Элана с надеждой взглянула в зеркало.

– Действительно неплохо, – признала она.

– А если мы прикрепим за правым ухом цветок, вы будете просто ослепительны.

– Алиэн, ты настоящее сокровище! – воскликнула счастливая королева. – Что бы я без тебя делала?

Они провозились почти час, однако все следы безжалостного ножа, срезавшего пряди с головы Эланы, были прикрыты, и Элана почувствовала, что ее достоинство в какой-то мере восстановлено.

Однако в тот же вечер к ним заявился Крегер. Он стоял в дверном проеме, пошатываясь, с осоловелыми глазами, и по лицу его бродила пьяная ухмылка.

– Время жатвы, Элана! – провозгласил он, вытаскивая кинжал. – Мне опять понадобился твой локон.

Небо оставалось пасмурным, хотя до сих пор, по счастью, обходилось без дождя. Однако сильный ветер, дувший с Миккейского залива, дышал промозглой сыростью, а потому они ехали, потеснее запахнувшись в плащи. Несмотря на убежденность Халэда, что спешить им никуда не следует, Берит был снедаем нетерпением. Он хорошо понимал, что их миссия – всего лишь часть гигантского, сложного плана, однако впереди, и все они знали это, проступала неясно, но грозно решающая схватка, и Берит ни за что на свете не хотел бы на нее опоздать.

– Как ты сумел запастись таким терпением? – спросил он у Халэда как-то в середине дня, когда ветер с моря стал особенно сырым и промозглым.

– Я же крестьянин, Спархок, – отвечал Халэд, почесывая черную бородку. – Когда ждешь урожая, привыкаешь к тому, что ничто не меняется за одну ночь.

– Мне, кажется, никогда и в голову не приходило, как это можно сидеть сложа руки и ждать, покуда что-то там прорастет.

– Крестьянину не очень-то удается сидеть сложа руки, – сказал Халэд. – Дел всегда больше, чем часов в сутках, а уж если все наскучит, можно следить за небом. Одна засуха либо ливень с градом могут уничтожить год тяжкого труда.

– И это я тоже как-то упустил из виду. – Берит глубоко задумался. – Вот, значит, почему ты так хорошо умеешь предсказывать погоду!

– Да, это помогает.

– Однако дело ведь не только в этом. Ты всегда знаешь все обо всем, что творится вокруг. Когда мы были на плоту, ты тотчас же чувствовал малейшую перемену в его движении.

– Это зовется «внимание к мелочам», мой лорд. Мир вокруг тебя просто вопит без перерыва о том, что происходит или вот-вот произойдет, но большинство людей его попросту не слышит. Меня это всегда поражало. Я не могу понять, как это тебе удается так многого не замечать.

Берит почувствовал себя слегка задетым.

– Хорошо, и что же такого мир вопит тебе сейчас, а я не слышу?

– Он твердит, что надо бы нам на ночь отыскать пристанище понадежнее. Идет буря.

– С чего ты это взял? Халэд указал на залив.

– Видишь этих чаек?

– Ну да. И что из того?

Халэд выразительно вздохнул.

• Предыдущая
• 22/122
• Следующая