В поисках камня - Эддингс Дэвид - Страница 43

• Предыдущая
• 43/64
• Следующая

— У кого есть власть запрещать Алу?

— Не знаю. Знаю только, что рассоздавать запрещено даже богам. Это первое, чему мы учимся.

Релг посмотрел на него пристально, и Гарион понял, что совершил ошибку.

— Ты посвящен в тайны богов? — недоверчиво спросил фанатик.

— То, что они боги, не имеет в данном случае никакою значения, — ответил Гарион. — Правило относится ко всем.

Глаза Релга вспыхнули надеждой. Он встал на колени и ткнулся лицом в землю.

— Прости мне мои грехи, — взмолился он.

— Что?

— Я превозносился, будучи недостойным.

— Ты ошибался, и все. Просто не делай этого больше. Встань, Релг, пожалуйста.

— Я гадок и нечист.

— Ты?

— У меня были нечистые помыслы о женщинах. Гарион от смущения покраснел.

— Это с каждым из нас иногда бывает, — сказал он и нервно кашлянул.

— Мои помыслы были гнусны, — стонал несчастный Релг. — Они жгли меня.

— Я уверен, что Ал поймет. Встань, Релг, пожалуйста. Это совсем не обязательно.

— Я молился устами, когда рассудок мой и сердце были заняты другим.

— Релг…

— Я искал скрытые пещеры ради своего удовольствия, а не ради того, чтобы посвятить их Алу. Тем я осквернял данный мне богом дар.

— Пожалуйста, Релг.

Релг начал биться головой о землю.

— Однажды я нашел пещеру, сохранявшую эхо Алова голоса. Я никому про неё не сказал, но один наслаждался голосом Ала.

Гарион встревожился — сейчас Релг доведет себя до исступления.

— Покарай меня, Белгарион, — молил Релг. — Наложи на меня тяжкую кару за мои беззакония. Гарион твердо знал, что ему отвечать.

— Я не могу этого сделать, — сказал он твердо. — Я не могу ни покарать, ни простить тебя. Если ты поступал не как положено, это твое с Алом дело. Если ты считаешь, что достоин наказания, тебе придется наказывать себя самому. Я не могу и не буду.

Релг поднял от земли искаженное лицо и уставился на Гариона. Потом он вскочил и с воем умчался в темноту.

— Гарион! — В голосе тети Пол звучали знакомые нотки.

— Я ничего не сделал, — отвечал он почти машинально.

— Что ты ему сказал? — спросил Белгарат.

— Он винил себя во всех возможных грехах, — объяснил Гарион. — Он хотел, чтобы я покарал его и простил.

— И?..

— Я не могу сделать этого, дедушка.

— А в чем сложность? — Гарион уставился на него. — Все, что от тебя требовалось, это немного солгать. Неужели это так трудно?

— Солгать? В таком деле? — Гариона ужаснула сама мысль.

— Он нужен мне, Гарион, мы не сможем действовать, если он будет в постоянной истерике. Думай головой, мальчик.

— Я не могу этого сделать, дедушка, — сказал Гарион упрямо. — Для него это слишком важно. Я не могу его обмануть.

— Поискал бы ты его, отец, — сказала тетя Пол. Белгарат скривил губы.

— Мы с этим еще не покончили, мальчик. — Он погрозил пальцем. Потом, сердито бормоча про себя, отправился искать Релга.

Гарион вдруг с холодной уверенностью осознал, что дорога в Ктол Мергос будет долгой и неприятной.

Хотя в том году лето в низинах Олгарии стояло долгое, осень оказалась короткой. Снежные бури, застигавшие путников в горах над Марагором и среди алгосских вершин, означали, что зима будет ранняя и суровая. День за днем ехали они по просторным лугам к восточному обрыву, и каждая следующая ночь становилась прохладнее.

Белгарат быстро позабыл свою ярость, вызванную тем, что Гарион не справился с приступом раскаяния у Релга, но затем с неумолимой логикой взвалил на плечи юноши непомерную ношу.

— Почему-то он тебе доверяет, — сказал старик, — и я поручаю его тебе. Мне безразлично, что ты будешь делать, лишь бы он больше не раскисал.

Сперва Релг сопротивлялся усилиям Гариона его расшевелить, но потом, обуреваемый страхом перед открытым небом, начал говорить — поначалу сбивчиво, затем слова полились из него потоком. Как и боялся Гарион, Релг говорил главным образом о своих грехах. Гарион дивился на то, какие пустяки ревнитель полагал греховными. Например, он жестоко корил себя за то, что иногда забывал помолиться перед едой. По мере того как мрачный список грехов расширялся, Гарион понял, что фанатик грешил больше помыслами, чем действиями. Одна тема возникала снова и снова — вожделение к женщинам. К крайнему смущению Гариона, Релг настаивал на том, чтобы подробно описать свои нечистые помыслы.

— Женщины, конечно, отличаются от нас, — объявил ревнитель как-то вечером, когда они ехали рядом. — Рассудок их и сердце не так предрасположены к святости, как наши, и они сознательно искушают нас своим телом, чтобы ввести в грех.

— Почему ты так думаешь? — осторожно спросил Гарион.

— Сердца их полны похоти, — с жаром объявил Релг. — Искушать праведного для них наслаждение. Верно говорю тебе, Белгарион, ты и вообразить себе не можешь, сколь изощрены эти твари. Даже почтенные матери семейств — жены самых преданных моих последователей, — и те не чураются подобных гнусностей. Они постоянно тебя трогают — задевают, будто ненароком. Они старательно делают так, чтобы рукава их бесстыдно задирались, заголяя округлые руки, и вечно колышут подолами одеяний, показывая лодыжки.

— Если тебя это смущает, не смотри, — предложил Гарион.

Релг пропустил это мимо ушей.

— Я думал вообще запретить им появляться пред мои очи, но потом счел, что лучше мне приглядывать за ними, дабы вовремя предостерегать моих последователей. Потом я думал, что вовсе запрещу своим последователям жениться, но те, кто постарше, сказали, что так я отпугну молодых. Я и сейчас думаю, что идея была неплохая.

— А не выйдет так, что последователей совсем не останется? — спросил Гарион. — То есть если запрет будет долгим? Если никто не будет жениться, то не будет детей. Ты меня понимаешь?

— Об этом я как то не задумывался, — признался Релг.

— А как насчет дитяти — нового Горима? Если двое должны пожениться и родить ребенка — то самое дитя, — а ты им это запрещаешь, не вмешиваешься ли ты тем самым в Алов замысел?

Релг с шумом втянул воздух: видимо, он никогда об этом не задумывался. Потом он простонал:

— Видишь? Даже стараясь сделать как лучше, я впадаю в грех. Я проклят, Белгарион, проклят. Почему Ал назначил мне явить дитя, когда я столь испорчен?

Гарион быстро перевел разговор на другое.

Девять дней потребовалось, чтобы пересечь бескрайнее море травы и добраться до восточного обрыва. И на все эти девять дней спутники Гариона, с больно ранившим его бессердечием, предоставили несчастного юношу обществу велеречивого ревнителя.

У восточного края равнины они въехали на длинный гребень и впервые увидели восточный обрыв — огромную базальтовую стену, вздымающуюся на милю от осыпи у её подножия и уходящую в обе стороны.

— Невозможно, — сказал Бэйрек, — мы здесь не поднимемся.

— Нам и не придется, — уверенно сказал Силк. — Я знаю дорогу.

— Тайную дорогу, я полагаю?

— Не то чтобы тайную, — ответил Силк. — Впрочем, не думаю, чтобы многие про неё знали, хотя она вполне на виду — если знать, куда смотреть. Мне как-то пришлось в спешке покидать Мишарак-ас-Талл, и я на неё наткнулся.

— Возникает такое чувство, что тебе отовсюду хоть раз приходилось уходить в спешке. Силк пожал плечами.

— Работа такая. Главное, чему мы учимся, это вовремя уносить ноги.

— Река сия не станет ли для нас преградой неодолимой? — спросил Мендореллен, глядя на искрящиеся воды реки Олдур, отделяющие их от черного уступа. Он легонько трогал пальцами бок.

— Мендореллен, перестань, — сказала ему тетя Пол. — Они никогда не срастутся, если ты будешь их теребить.

— Мыслю я, что срослись они уже, миледи, — отвечал рыцарь, — и одно лишь доставляет мне беспокойство.

— Ну и не трогай его.

— В нескольких лигах вверх по течению есть брод, — сказал Белгарат, отвечая на его вопрос. — Сейчас вода невысокая, так что реку мы перейдем легко.

• Предыдущая
• 43/64
• Следующая