Властелин мургов - Эддингс Дэвид - Страница 21

• Предыдущая
• 21/98
• Следующая

Пение закончилось, и раздался шквал аплодисментов.

- Еще! - неистовствовали гости. - Повторить!

Уступая требованиям публики и вдохновленные аплодисментами, музыканты заиграли начало той же самой старинной песни. И вновь лютня рассыпалась тем же хватающим за сердце каскадом аккордов, но на сей раз, когда виола подвела Лизелль к главной теме, зазвучал и третий голос - голос, который Гарион знал так хорошо, что ему и не требовалось взглянуть, кто же это поет.

Польгара, одетая в темно-синий бархат, отделанный серебром, также вступила в освещенный круг, где стояли Лизелль и Сенедра. У нее был богатый и ровный голос под стать голосу графини, но в нем чувствовалось горе, превосходившее по силе даже трагедию Сенедры, - горе человека, навсегда потерявшего родину.

Затем, когда голос Сенедры и звук флейты стали восходить к высоким нотам, Польгара присоединилась к ним. Сложившееся созвучие вовсе не походило на традиционное для всех королевств Запада. Арендийские музыканты с глазами, полными слез, подлаживались под эти античные звуки, воссоздавая мелодию не слыханную здесь тысячи лет.

Когда только затихли звуки этой славной мелодий, установилось благоговейное молчание. А потом собравшиеся разразились овацией. Когда Польгара стала уводить обеих женщин из освещенного золотистым светом круга, многие при этом не скрывали слез.

Бельгарат, необычно величественный в тяжелой толнедрийской мантии и с большим, наполненным до краев серебряным бокалом в руке, преградил путь Польгаре. В глазах его застыло удивление.

- В чем дело, отец? - спросила Польгара.

Он без слов поцеловал дочь в лоб и вручил ей бокал.

- Дорогая Польгара, зачем оживлять то, что умерло, не существует уже многие века?

Польгара гордо подняла голову.

- Память о Во-Вокуне не умрет во мне, пока я живу, отец. Я ношу ее в своем сердце и буду носить всегда. Я вечно помню тот некогда славный, светлый город, город смелых и благородных людей, город, которому этот приземленный мир, где мы живем, позволил исчезнуть.

- Ты так искренне переживаешь это, Польгара? - с волнением в голосе спросил он.

- Да, отец, переживаю, и так, что словами этого не выразить, так что... - Она не договорила, неуверенно пожала плечами, а затем величественной походкой вышла из зала.

После банкета Гарион с Сенедрой сделали в танце несколько кругов по залу, но больше из приличия, чем из желания.

- Когда это Польгара прониклась таким чувством к вокунским арендийцам? - спросила Сенедра во время танца.

- Она ведь в молодости какое-то время жила в Во-Вокуне, - ответил Гарион.

- Видимо, она полюбила город, людей.

- Я думала, у меня сердце разорвется от ее пения.

- И я, - тихо сказал Гарион. - Она много настрадалась в жизни, но, я полагаю, разрушение Во-Вокуна было для нее величайшим потрясением. Она не простила деду, что он не пришел на помощь городу, когда астурийцы разрушали его.

Сенедра вздохнула.

- В мире так много горя и несправедливости.

- Но есть и надежда, по-моему, - тихо заметил Гарион.

- Очень мало. - Она снова вздохнула. Потом злорадная улыбка промелькнула у нее на лице. - А эта песня выбила из колеи всех здешних дам, и еще как.

- Не показывай своего торжества на публике, дорогая, - попытался Гарион ласково укротить Сенедру. - Это не принято.

- Дядя Вэрен разве не сказал, что я здесь - почетная гостья?

- Сказал, ну и что?

- Тогда, считай, это мой вечер, - решительно произнесла она, гордо вскинув голову. - Хочу - торжествую, хочу - злорадствую.

Когда Гарион с Сенедрой вернулись в апартаменты, выделенные императором ривскому королю и его спутникам, они застали дожидавшегося их Шелка. Стоя у огня, он грел руки. Глаза его хитро бегали, взгляд выражал некоторое беспокойство. Маленький драсниец с головы до ног был словно вывалян в зловонной грязи и мусоре.

- Где Вэрен? - спросил он, как только Гарион и Сенедра вошли в освещенную свечами гостиную.

- Что ты делал, принц Хелдар? - поинтересовалась Сенедра, морща нос от нестерпимого запаха, издаваемого одеждой Шелка.

- Прятался, - ответил тот. - В куче мусора. Я думаю, нам очень скоро захочется покинуть Тол-Хонет.

Бельгарат прищурил глаза.

- Чем же ты занимался, Шелк? - требовательно спросил он. - И где ты пропадал пару дней?

- И тут, и там, - уклончиво ответил Шелк. - А сейчас мне хотелось бы отмыться.

- Я думаю, ты не знаешь, что происходит с семьями Хонетов? - спросил Гарион.

- А что такое? - заинтересовался Бельгарат.

- Во второй половине дня я был у Вэрена, когда пришел лорд Морин с докладом. Хонеты умирают один за другим. Человек восемь - десять за пару дней, по последним данным.

- Двенадцать, если быть точным, - поправил его Шелк.

Бельгарат обернулся к маленькому человечку с крысиным лицом.

- Неплохо было бы пояснить, - сказал он.

- Люди умирают, - пожав плечами, промолвил Шелк. - Обычное дело.

- Им помогают в этом?

- Возможно, чуть-чуть.

- И ты один из тех, кто оказывает такую помощь?

- Разве я стану этим заниматься?

Лицо Бельгарата потемнело.

- Мне нужна вся правда, принц Хелдар.

Шелк артистично развел руки в стороны.

- Что такое правда, мой старый друг? Может ли человек сказать, что есть правда?

- Не будем заниматься философией, Шелк. Это ты устроил резню среди Хонетов?

- Что значит "резню"? Это слово отдает дикой жестокостью. А я горжусь своей утонченностью.

- Так ты убивал людей?

- Ну, если вы ставите вопрос таким образом... - На лице Шелка появилась обида.

- Неужели двенадцать человек? - недоверчиво спросил Дарник.

- Есть еще один, который вряд ли выживет, - сообщил драсниец. - Меня прервали, но я успел достаточно над ним поработать.

- Так я все еще жду ответа, Шелк, - мрачно произнес Бельгарат.

Маленький человечек поморщился от запахов, исходивших от его одежды.

- Мы с Бертой были добрыми друзьями, - произнес он, пожав плечами, и этим ограничился, будто сказано все, что требовалось.

- А разве она как-то раз не пыталась убить тебя? - недоверчиво спросил Дарник.

- А-а, это пустяки. Это по делу, ничего личного тут не было.

- Неужели в попытке убийства не было ничего личного?

- Конечно нет. Я влез в дело, которым она занималась. Ну а у нее было соглашение с туллским послом, вот и...

- Ладно, не уходи от дела, Шелк, - прервал его Бельгарат.

Глаза его собеседника сделались серьезными.

- Берта - это была та еще женщина, - стал рассказывать Шелк. - Красивая, одаренная. И исключительно честная. Я просто обожал ее. Можно даже сказать, почти любил, по-особому любил. И тот факт, что нашлись люди, зарезавшие ее на улице, глубоко задел меня. И я сделал то, что счел нужным.

- Несмотря на всю важность нашего дела? - спросил Бельгарат с лицом мрачнее тучи. - Ты забросил все и занялся частными расправами.

- Есть кое-какие вещи, которым нельзя давать сходить с рук, Бельгарат. Тут уж вопрос принципов. Мы не прощаем убийства драснийских разведчиков. Нельзя, чтобы люди начали верить во вседозволенность. Кстати, в первую ночь я старался, чтобы все выглядело естественно.

- Естественно? - удивился Дарник. - Как можно, чтобы убийство выглядело естественным?

- Дарник, пожалуйста, не говори таких грубых слов - "убийство".

- Он душил несчастных их же собственными подушками в постелях, - пояснил Гарион.

- И еще один почти случайно выпал из окна, - добавил Шелк. - С приличной высоты и на железную ограду.

Дарника передернуло.

- В позапрошлую ночь мне удалось посетить пяток деятелей, но избранный метод требовал много времени, поэтому в прошлую ночь я действовал проще. А с бароном Келбором у нас вышло нечто вроде беседы. Это был человек, отдавший приказ об убийстве Берты. Мы так славно поговорили с ним, прежде чем он ушел от нас.

- Дом Келбора охраняется как никакой другой в Тол-Хонете, - заметила Сенедра. - Как же тебе удалось проникнуть туда?

• Предыдущая
• 21/98
• Следующая