Американский психопат - Эллис Брет Истон - Страница 28

• Предыдущая
• 28/106
• Следующая

Моя секретарша Джин, которая в меня влюблена, входит без стука ко мне в кабинет и сообщает, что в одиннадцать часов у меня важное совещание. Я сижу за столом от Palazetti со стеклянной столешницей, смотрю в монитор сквозь очки Ray-Ban, жую нуприн и потихоньку отхожу от вчерашней кокаиновой вечеринки. Началась она вполне невинно: сначала мы с Чарльзом Гамильтоном, Эндрю Спенсером и Крисом Стаффордом поехали в клуб «Shout!», потом двинули в «Princeton Club», потом — в «Баркадию», а закончилось все в «Nell's» около половины четвертого утра, и я даже вспомнил про совещание сегодня утром, когда после четырех часов тяжелого липкого сна отмокал в ванной, попивая «Кровавую Мэри», но потом снова о нем забыл, пока ехал в такси на работу. Сегодня на Джин — жакет из жатого шелка, трикотажная юбка из вискозы, красные замшевые туфли с атласными бантиками от Susan Bennis Warren Edwards и позолоченные сережки от Robert Lee Morris. Она стоит передо мной, явно не замечая моих страданий, и держит в руках папку.

Почти минуту я делаю вид, что не замечаю ее, потом, наконец, снимаю темные очки и откашливаюсь:

— Да, Джин? Что-то еще?

— Сегодня ты мистер Ворчун, — она улыбается, аккуратно кладет папку мне на стол и ждет, чтобы я… чего она ждет, интересно? Чтобы я рассказал ей в красках о прошлой ночи?

— Да, простушка ты моя. Сегодня я мистер Ворчун. — Я изображаю сердитое рычание, беру папку и кладу ее в ящик стола.

Она непонимающе смотрит на меня, а потом говорит, окончательно смутившись:

— Звонили Тед Мэдисон и Джеймс Баркер. Они хотят с тобой встретиться во «Fluties» в шесть.

Я смотрю на нее и вздыхаю.

— Хорошо, и что нужно сделать?

Она нервно смеется, ее глаза расширились:

— Я не знаю…

— Джин, — я встаю, чтобы выпроводить ее из кабинета. — Что… нужно… сказать?

До нее не сразу, но доходит, и она испуганно отвечает:

— Просто… сказать… «нет»?

— Просто… скажи… «нет», — я киваю и выталкиваю ее за дверь.

Перед тем, как выйти из кабинета, я принимаю две таблетки валиума, запиваю их «Перье (Perrier)», потом протираю лицо очищающим лосьоном, который наношу влажными ватными шариками, и смазываю увлажняющим кремом. Сегодня на мне твидовый костюм и полосатая рубашка от Yves Saint Laurent, шелковый галстук от Armani и новые черные туфли от Ferragamo. Я полощу рот антибактериальным опоаласкивателем Plax и чищу зубы, а когда я сморкаюсь, сопли, смешанные с кровью, пачкают мой носовой платок от Hermes, за сорок пять долларов, который, увы, не был подарком. Однако я выпиваю чуть ли не двадцать литров минеральной воды Evian в день и регулярно хожу в солярий, так что одна веселая ночка вряд ли как-то повлияет на гладкость моей кожи или на цвет лица. Вид у меня по-прежнему безупречный. Три капли визина приводят в порядок глаза. В итоге имеем следующее: чувствую я себя дерьмово, но выгляжу великолепно.

Я прихожу в зал заседаний первым. Луис Керрутерс бежит за мной как щенок, путаясь у меня под ногами, и садится рядом со мной, а это значит, что мне придется выключить плейер. На нем шерстяной спортивный пиджак из шотландки, шерстяные брюки, хлопчатобумажная рубашка от Hugo Boss и галстук с узором пейсли; брюки, по-моему, от Brooks Brothers. Он начинает трепаться о «Propheteers», ресторане в Фениксе, о котором мне и вправду было бы интересно узнать, но только не от Луиса Керрутерса, хотя принятый валиум в количестве десяти миллиграммов слегка примиряет меня с действительностью. В сегодняшнем Шоу Патти Винтерс выступали потомки участников «Доннер парти»[15]].

— Эти клиенты совсем придурочные, однозначно, — говорит Луис. — Они хотели пригласить меня на местных «Отверженных», а я уже видел их в Лондоне, но…

— И ты без проблем заказал столик в «Propheteers»? — спрашиваю я, прерывая его на полуслове.

— Ага. Без проблем, — говорит он. — Мы поздно приехали.

— А что вы заказывали? — интересуюсь я.

— Я взял устриц-пашот, lotte[16]] и ореховый торт.

— Я слышал, lotte там хороший, — бормочу я, думая о своем.

— Клиент заказал boudin blanс[17]], жареного цыпленка и сырный торт, — говорит он.

— Сырный торт? — говорю я, смущенный этим пошлым, неправильным списком. — А цыпленок был под соусом или с фруктами? И как его подавали?

— Никак, Патрик, — говорит он, тоже смутившись. — Он был…просто жареный.

— А сырный торт был какой? Теплый? Из какого сыра — рикотта? Или овечьего? Украшенный цветами или посыпанный листьями кориандра?

— Он был…обычный, — говорит Луис, а потом вдруг заявляет: — Патрик, ты вспотел.

— А что баба клиента? — спрашиваю я, не обращая внимания на его слова. — Она что заказывала?

— Салат по-деревенски, гребешков и лимонный пирог.

— А гребешки были на гриле? Сашими? А сколько сортов? — спрашиваю я. — Или они были запеченные?

— Нет, Патрик, — говорит Луис. — Они были…жареные.

В зале воцаряется тишина. Я перевариваю информацию и формулирую следующий вопрос.

— Что значит «жареные», Луис?

— Я точно не знаю, — говорит он. — Но, по-моему, для этого требуется…сковорода.

— Вино? — спрашиваю я.

— Белое, совиньон, 1985 года, — говорит он. — Иорданское. Две бутылки.

— Машина? — спрашиваю я. — Вы, когда были в Фениксе, брали напрокат машину?

— БМВ, — он улыбается. — Маленький черный бимер.

— Ага, — бормочу я, вспоминая прошлую ночь, когда я полностью отключился на стоянке возле «Nell's» — изо рта шла пена, я ни о чем не мог думать, только о насекомых, о целой куче насекомых, изо рта шла пена, и я, кажется, бросался на голубей, с пеной на губах бросался на голубей. — Феникс. Дженет Лей была из Феникса…

Я замолкаю на пару секунд и продолжаю:

— Ее зарезали в душе. Печальное зрелище.

Я опять умолкаю.

— Даже кровь была не похожа на настоящую.

— Слушай, Патрик, — говорит Луис и сует мне в руку свой носовой платок, мои пальцы непроизвольно сжались в кулак, когда он ко мне прикоснулся. — На следующей неделе мы с Диблом обедаем в Йельском клубе. Не хочешь присоединиться?

— Можно. — Я думаю о ногах Кортни. Ее ноги раздвинуты широко-широко, ее ноги обхватили мое лицо, и когда я смотрю на Луиса, то на мгновение мне кажется, что у него вместо головы — говорящая вагина, и я пугаюсь до полусмерти, и несу какую-то чушь, вытирая пот со лба. — Хороший костюм, Луис.

Я и сам не понял, с чего бы вдруг это брякнул.

Он таращится на меня, словно громом пораженный, а потом вдруг краснеет, смущается и теребит лацканы пиджака.

— Спасибо, Пат. Ты тоже отлично выглядишь… как всегда. — Он протягивает руку, чтобы дотронуться до моего галстука, но я ее перехватываю и говорю:

— Твоего комплимента мне вполне достаточно.

Входит Рид Томпсон, в шерстяном двубортном костюме на четырех пуговицах, полосатой хлопчатобумажной рубашке и шелковом галстуке (все — от Armani), на ногах у него -пошловатые темно-синие хлопчатобумажные носки от Interwoven и черные туфли от Ferragamo (в точности, как мои), ногти наманикюренына ногтях — маникюр, в одной руке — Wall Street Journal, а через другую руку небрежно перекинуто твидовое пальто от Bill Kaiserman. Он кивает нам и садится напротив. Вскоре появляется Тод Бродерик в полосатом двубортном костюме на шести пуговицах, хлопчатобумажной рубашке в полоску и шелковом галстуке, все от Polo, плюс — роскошный платок в нагрудном кармане, наверняка тоже от Polo. За ним входит Макдермотт, у него в руках New York magazine и утренний выпуск Financial Times, на нем — новые очки от Oliver Peoples в оправе из красного дерева и черный с белым однобортный костюм в «гусиную лапку» с V-образными лацканами, полосатая хлопчатобумажная рубашка с широким воротничком и шелковый галстук с узором пейсли, все от John Reyle.

• Предыдущая
• 28/106
• Следующая