Ниже нуля - Эллис Брет Истон - Страница 32

• Предыдущая
• 32/33
• Следующая

До моего отъезда женщине в Венисе перерезали горло и выбросили на ходу из машины; несколько домов сгорело в Чатсуорте – работа поджигателя; человек в Энчино убил жену и двоих детей. Четверо тинейджеров, никого из них я не знал, погибли в аварии на шоссе Пасифик-Коуст. Мюриэль вновь положили в «Седарз-Синай». Чувак по кличке Конан покончил с собой на студенческом вечере в «Ю-си-эл-эй». Я случайно встретил Алану в торговом центре Беверли.

– Не видел тебя в последнее время, – сказал я.

– Я и не была здесь особенно.

– Я встретил одного твоего знакомого.

– Кого?

– Эвана Диксона. Знаешь его?

– Я с ним гуляю.

– Да, знаю. Он мне сказал.

– А еще он ебется с парнем по имени Дерф, который ходит в Бакли.

– У-у.

– Да, у-у, – говорит она.

– Ну и что?

– Это так типично.

– Да, – говорю я. – Типично.

– Ну, тебе понравилось здесь?

– Нет.

– Что ж, не повезло.

Я вижу Финна в магазине «Хьюз-маркет» на Доэни во вторник вечером. Жарко, я целый день валялся возле бассейна. Сел в машину, взял в магазин сестер. Сегодня они не пошли в школу, на них шорты, майки, темные очки, я тоже в шортах и майке. Финн вместе с Джаредом, замечает меня возле секции замороженных продуктов. Он в сандалиях, майке «Хард-рок-кафе», кидает на меня взгляд, смотрит вниз, опять на меня. Быстро отвернувшись, я иду к овощам. Он следует за мной. Я беру упаковку ледяного чая, блок сигарет. Опять смотрю на него, он усмехается, я отворачиваюсь. Он идет за мной к кассе.

– Эй, Клей, – подмигивает он.

– Привет, – отвечаю я, улыбаясь на ходу.

– Цепану тебя позже, – говорит он, сложив пальцы пистолетом.

Последняя неделя. Я в «Парашюте» вместе с Трентом. Трент примеряет одежду. Я прислонился к стене, читая старый номер «Интервью». Какой-то красивый светловолосый парень, думаю, это Эван, меряет шмотки. Он не заходит в кабинку, чтобы померить их. Примеряет их посреди зала перед зеркалом в полный рост. Смотрит на себя, стоящего в одних спортивных трусах и клетчатых носках. Он выходит из транса лишь тогда, когда любовник, такой же красивый и светловолосый, подойдя сзади, сжимает ему шею. Он меряет еще что-то. Трент рассказывает, что видел, как парень с Джулианом, поставив черный «порше» Джулиана возле гимназии Беверли-Хиллз, разговаривали с мальчиком лет четырнадцати. Трент рассказывает, что, хотя Джулиан был в темных очках, малиновые синяки вокруг глаз все равно были видны.

Читая в сумерках возле бассейна газету, наталкиваюсь на заметку о том, как кто-то из местных пытался живьем закопать себя во дворе, потому что было «жарко, очень жарко». Я прочитываю статью второй раз, откладываю газету, смотрю на сестер. По-прежнему в бикини и темных очках, они лежат под темнеющим небом, играя, будто они мертвые. Они просят меня сказать, кто из них дольше изображает мертвую; выигравшая встает и сталкивает другую в бассейн. Глядя на них, я слушаю кассету, играющую в плеере. Go-Go's поют: «I wanna be worlds away / I know things will be okay when I get worlds away»[40]. Не знаю, кто записывал кассету, но пластинка скакала; я закрываю глаза, слышу, как начинается «Vacation»[41], когда же я открываю глаза, сестры плавают в бассейне лицом вниз, соревнуясь, кто дольше изобразит утопленницу.

Я иду с Трентом в кино. Кинотеатр в Уэствуде, куда мы идем, почти пуст, за исключением нескольких людей, сидящих в большинстве порознь. Я вижу старого гимназического друга с хорошенькой блондинкой в переднем ряду, рядом с проходом, но молчу, испытывая своего рода облегчение, когда гаснет свет и Трент его не узнает. Позднее, в зале игровых автоматов, Трент играет в «Бургер-тайм»: видеохотдоги и яйца гоняются за маленьким, бородатым поваром, Трент хочет научить и меня, но я не хочу. Я не отрываясь смотрю на маниакальные, извивающиеся хотдоги, почему-то это для меня уже чересчур, я отхожу, ища, во что бы еще поиграть. Но все игры, кажется, завязаны на жуках, пчелах, мотыльках, змеях, комарах, тонущих лягушках и безумных пауках, пожирающих малиновых мух, и музыка, сопутствующая играм, вызывает головокружение и мигрень, мне трудно выкинуть картинки из головы даже после того, как я выхожу из пассажа.

По дороге домой Трент говорит:

– Ну, сегодня ты точно вел себя как мудак.

На Беверли-Глен я – за красным «ягуаром» с номерным знаком, на котором написано «DECLINE»[42], – вынужден дать по тормозам.

– Что случилось, Клей? – спрашивает Трент, в голосе – надрыв.

– Ничего, – удается мне сказать.

– Что, блядь, с тобой случилось?

Я говорю, что у меня болит голова, отвожу его домой и обещаю позвонить из Нью-Гэмпшира.

Почему-то я вспоминаю, как в конце августа в прошлом году стоял в полдесятого вечера в субботу в телефонной будке на 76-й заправке в Палм-Дезерт, ожидая звонка от Блер, на следующее утро уезжавшей на три недели в Нью-Йорк на съемки вместе с отцом. Я был в джинсах, майке, старом мешковатом клетчатом свитере, теннисных туфлях без носков, волосы растрепаны, курил сигарету. С моего места была видна автобусная остановка с четырьмя-пятью людьми, выжидательно сидящими или стоящими во флюоресцентном свете. Там был подросток лет пятнадцати-шестнадцати, который, я думал, едет стопом, я был на пределе, хотел с ним поговорить, но подошел автобус, парень сел. Я торчал в телефонной будке без двери, навязчивый свет вызывал головную боль. Муравьиный парад маршировал в баночке из-под йогурта, я положил туда свою сигарету. Она была странная, та ночь. На этой особенной бензоколонке были три телефонные будки, в эту ночь на воскресенье в конце августа все три были заняты. В соседней стоял молодой серфингист в шортах «ОП», желтой майке с накатанным поперек «Мауи», я был уверен, что он ждет автобуса. Мне казалось, серфингист ни с кем не говорит; делает вид, что говорит, но на другом конце никто не слушает, я думал только о том, что лучше делать вид, чем не говорить совсем, вспоминал вечер с Блер в Диснейленде. Серфингист все время разглядывал меня, я отворачивался, ждал, когда зазвонит телефон. Подъехала машина с номером «GABSTOY»[43], из машины вышли девушка с черной прической под Джоан Джетт, вероятно Гэбс, и парень, одетый в черную майку Clash, сквозь шум двигателя прорывалась старая песня Squeeze. Я докурил вторую сигарету, зажег еще одну. Несколько муравьев утонули в йогурте. Подошел автобус. Люди сели. Никто не сошел. Я все время думал о том вечере в Диснейленде, о Нью-Гэмпшире, о том, что я и Блер расходимся.

Теплый ветер хлестнул по бензоколонке, серфингист повесил трубку; не услышав звук упавшей монетки, я сделал вид, что ничего не заметил.

Он сел на проходивший автобус. Уехала «GABSTOY». Зазвонил телефон. Это была Блер. Я просил ее не уезжать. Она спросила, где я. Я ответил: «В телефонной будке в Палм-Дезерт». Она спросила: «Почему?», а я ответил: «Почему бы и нет?» Я попросил ее не ехать в Нью-Йорк. Она сказала: «Немного поздно заводить об этом разговор». Я предложил ей поехать со мной в Палм-Спрингс. Она сказала, что я ее обидел; что я обещал остаться в Лос-Анджелесе; никогда не ездить на Восток. Я сказал: «Прости меня, все будет нормально», а она сказала, что уже слышала от меня это и, если мы действительно нравимся друг другу, четыре месяца ничего не изменят. Я спросил, помнит ли она тот вечер в Диснейленде. Она ответила: «Какой вечер в Диснейленде?», и мы повесили трубки.

• Предыдущая
• 32/33
• Следующая