Ниже нуля - Эллис Брет Истон - Страница 6

• Предыдущая
• 6/33
• Следующая

Глубоко вдохнув, Гриффин произносит:

– Эй, хочешь поехать ко мне? Родители в Риме на Рождество.

Кто-то меняет кассету, я вздыхаю, смотрю на бокал шампанского в его руке, быстро допиваю свой и отвечаю:

– Давай, почему бы и нет.

Гриффин стоит возле окна спальни, глядя во двор на бассейн, на нем только трусы, я сижу на полу, облокотившись спиной о кровать, скучающий, трезвый, курю сигарету. Гриффин смотрит на меня, медленно, неуклюже стягивает белье, я замечаю, что у него отсутствует линия загара, удивляюсь, насколько могу, и почти смеюсь.

Просыпаюсь перед рассветом. Во рту у меня очень сухо, мне больно проводить языком по нёбу. Я крепко зажмуриваю глаза, пытаюсь снова заснуть, но электронный будильник на ночном столике показывает половину пятого. Только сейчас я осознаю, где я. Я смотрю на Гриффина, лежащего на другой половине большой двуспальной кровати. Я не хочу будить его, поэтому встаю насколько могу осторожно, прохожу в ванную и закрываю дверь. Я мочусь, секунду смотрю на себя голого в зеркале, склоняюсь над раковиной, открываю кран и плещу в лицо холодной водой. Снова смотрю на себя в зеркало, на этот раз дольше. Возвращаюсь в спальню, надеваю нижнее белье, стараясь не перепутать, где чье, затем окидываю взглядом комнату и с ужасом понимаю, что не могу найти свою одежду. Вспомнив, что все началось в гостиной, я тихо спускаюсь туда по лестнице огромной пустой виллы. Отыскав одежду, я быстро одеваюсь. Когда я натягиваю штаны, мимо двери проходит черная горничная в голубом халате, волосы в кудряшках, и секунду небрежно смотрит на меня, словно обнаружить в пять часов утра парня лет восемнадцати или около того, натягивающего штаны посреди гостиной, – в порядке вещей. Она уходит, а я мучаюсь, отыскивая входную дверь. Найдя ее и выйдя из дома, решаю, что, в общем, вчера было не так уж плохо. Сажусь в машину, открываю бардачок и, чтобы голова встала на место, выкладываю дорожку. Потом выезжаю из ворот на Сансет.

Я громко включаю радио. Улицы абсолютно пустынны, еду быстро. В искушении проехать подъезжаю на красный, но торможу, заметив афишу, которой, по-моему, раньше не видел, и приглядываюсь. На ней написано лишь: «Исчезни здесь», и хотя это, вероятно, реклама какого-нибудь обезболивающего, меня все равно слегка уносит, я с силой нажимаю на газ, машина взвизгивает, я уезжаю со светофора. За окном довольно темно, но я надеваю темные очки и все время смотрю в зеркало заднего вида, испытывая странное чувство, что меня кто-то преследует. Остановившись на другой красный, я вспоминаю, что забыл шарфик, подаренный Блер; оставил у Гриффина.

Мой дом стоит на Малхолланд, я нажимаю на автоматический замок ворот, смотрю на Долину, наблюдая начало нового дня, моего пятого дня дома, затем въезжаю по полукруглой дорожке, ставлю машину около машины матери, припаркованной рядом с красным «феррари», который я не узнаю. Сижу, дослушивая последние строчки какой-то песни, потом вылезаю из машины, подхожу к входной двери, нащупываю в кармане ключи и открываю ее. Поднимаюсь по лестнице в свою спальню, запираю дверь, закуриваю сигарету, включаю телевизор, убираю звук, затем подхожу к шкафу и вынимаю пузырек валиума, спрятанный под кашемировыми свитерами. Взглянув на маленькую желтую таблетку с дыркой посредине, решаю, что на самом деле она мне не нужна, и убираю ее назад. Раздеваюсь, глядя на электронный будильник той же модели, что и у Гриффина, замечаю, что до ланча с отцом осталось спать всего несколько часов, и, проверив, поставлен ли будильник, ложусь, уставившись в телевизор, потому что однажды слышал, что, если долго пристально смотреть на экран, можно заснуть.

Будильник срабатывает в одиннадцать. По радио играет песня «Artificial Insemination»[15], я жду, когда она закончится, чтобы открыть глаза и подняться. Сквозь жалюзи в комнату льется солнце; я смотрю в зеркало, и моя ухмылка видится мне дикой и безумной. Подхожу к шкафу и разглядываю в зеркале свое лицо и тело; напрягаю пару раз мускулы, размышляя, не пора ли мне подстричься, и решаю, что надо подзагореть. Отвернувшись, я открываю конвертик, также спрятанный под свитерами. Выложив две дорожки кокаина, купленного вчера у Рипа, я сразу чувствую себя лучше. В одних трусах спускаюсь по лестнице. Хотя сейчас и одиннадцать, я не думаю, что кто-нибудь встал, и замечаю, что дверь комнаты матери закрыта, вероятно, заперта. Выйдя наружу, я прыгаю в бассейн, быстро проплываю его туда и обратно двадцать раз, вылезаю, насухо вытираюсь и прохожу в кухню. Достаю из холодильника апельсин, чищу его, поднимаясь наверх. Я съедаю апельсин перед тем, как пойти в душ, и понимаю, что времени на гантели нет. Я прохожу в свою комнату, громко включаю MTV, выкладываю еще одну дорожку и еду на встречу с отцом.

Я не люблю ездить по Уилшир во время ланча. Машин там всегда кажется слишком много, старики и горничные ждут автобусов, а все кончается тем, что я опускаю глаза, чересчур много курю, включаю радио на полную мощность. Вот и сейчас, хотя зеленый, никто не движется. Я смотрю на людей в соседних машинах. Каждый раз, попадая на Уилшир или Сансет во время ланча, я стараюсь встретиться глазами с водителем соседней застрявшей в пробке машины. Когда это не получается, а это обычно не получается, я, вновь надев темные очки, медленно трогаюсь вперед. Вырулив на Сансет, я проезжаю афишу, которую видел утром, гласящую «Исчезни здесь», и смотрю в сторону, стараясь выкинуть ее из головы.

Офис моего отца в Сенчури-Сити. Я жду его в большой, дорого обставленной приемной, оттягиваюсь с секретаршами, флиртуя с хорошенькой блондинкой. Меня не напрягает то, что отец заставляет себя ждать тридцать минут, пока у него какое-то заседание, а потом спрашивает, почему я опоздал. Сегодня мне совсем не хочется идти куда-то есть ланч, я бы лучше посидел на пляже или возле бассейна, но я вполне мил, улыбаюсь, много киваю и делаю вид, что выслушиваю все вопросы о колледже и довольно искренне на них отвечаю. Меня не особенно смущает, что по дороге в «Ма-Мезон» он опускает верх «450-го» и ставит кассету Боба Сигера – в качестве безумного жеста взаимопонимания. Меня также не злит, что во время ланча отец разговаривает со множеством бизнесменов, со знакомцами по киноиндустрии, останавливающимися возле нашего столика, которым меня представляет просто как «моего сына»; бизнесмены кажутся все на одно лицо, и я начинаю жалеть, что не захватил оставшийся кокаин.

Если особенно не присматриваться, отец выглядит довольно здоровым. Он дочерна загорелый, две недели назад в Палм-Спрингс ему пересадили волосы, так что теперь у него на голове копна светлых волос. Вдобавок ему сделали подтяжку на лице. Когда он оперировался, я ездил проведать его в «Седарз-Синай» и помню его лицо в бинтах и как он то и дело тихонько их трогал.

– Почему ты не берешь как обычно? – искренне удивляюсь я, после того как мы сделали заказ.

Он улыбается, показывая протезы:

– Диетолог не позволяет.

– А-а.

– Как твоя мать? – холодно спрашивает он.

– Она в порядке.

– Что, абсолютно в порядке?

– Да, она абсолютно в порядке.

Секунду, не больше, меня подмывает рассказать ему о припаркованном у дома «феррари».

– Ты уверен?

– Не о чем беспокоиться.

– Это хорошо. – Он медлит. – Она по-прежнему встречается с этим доктором Грейном?

– Угу.

– Это хорошо.

Пауза. Останавливается еще один бизнесмен, потом уходит.

• Предыдущая
• 6/33
• Следующая