Фланкер - Эмар Густав - Страница 12

• Предыдущая
• 12/56
• Следующая

— Не шумите, — сказал он, — мы не хотим причинить вам зло; напротив, мы пришли поправить зло, сделанное вами.

При виде стольких мужчин в масках все монахини онемели от ужаса.

— Чего вы хотите от меня? — прошептала игуменья дрожащим голосом.

— Сейчас вы это узнаете, — ответил дон Торрибио и обратился к одному из своих людей: — Подай серную светильню.

Разбойник молча подал ему то, что он просил.

— Теперь слушайте внимательнее, сеньора. Вчера одна из послушниц вашего монастыря, отказавшаяся несколько дней тому назад принять покрывало, скоропостижно умерла.

Игуменья обвела вокруг себя повелительным взглядом и обратилась к человеку, говорившему с ней:

— Не понимаю, что вы хотите сказать, — смело ответила она.

— Очень хорошо, я ждал этого ответа. Продолжаю. Этой послушнице было шестнадцать лет, звали ее донья Лаура де Асеведо-и-Реаль дель Монте; она принадлежала к одной из первейших фамилий республики. Сегодня утром проходили ее похороны со всей церемонией, обычной в подобном случае, в церкви этого же монастыря, потом тело ее с величайшей пышностью было опущено в склеп, назначенный для погребения монахинь.

Он остановился, устремив на игуменью через маску огненный взгляд.

— Повторяю, я не знаю, что вы хотите сказать, — ответила та холодно.

— Ага! Хорошо, слушайте же еще, сеньора, и постарайтесь воспользоваться этим, потому что теперь вы находитесь в руках людей, которые, клянусь вам, не тронутся ни вашими слезами, ни стонами, если вы вынудите их на дальнейшие меры.

— Делайте что вам будет угодно, — ответила игуменья все так же холодно. — Я в ваших руках; знаю, что, по крайней мере в настоящую минуту, мне неоткуда ждать помощи. Бог даст мне силы перенести мучения.

— Сеньора, — ответил, усмехаясь, дон Торрибио, — вы богохульствуете! Это смертный грех, добровольно творимый вами, но это ваше дело, меня оно не касается. Мое дело вот какое: вы сию же минуту должны указать мне вход в склеп и место, где покоится донья Лаура де Асеведо; я поклялся похитить ее отсюда во что бы то ни стало. Что бы ни было, но клятву свою я исполню! Если вы сделаете то, что я прошу, все мы с телом покойной тотчас удалимся, не тронув ни малейшей вещички из несметных богатств этого монастыря.

— А если я не сделаю этого? — ответила игуменья надменно.

— В таком случае, — произнес дон Торрибио с ударением, отчетливо выговаривая каждое слово, — монастырь будет разграблен, а вы подвергнетесь такой пытке, которая, надеюсь, развяжет вам язык.

Игуменья презрительно улыбнулась.

— Начинайте с меня, — сказала она.

— Именно это я и намереваюсь сделать. Эй! — крикнул он разбойникам. — За дело!

Два разбойника выступили вперед и схватили игуменью, которая и не думала защищаться. Она стояла неподвижно и с виду спокойно, но легкое подрагивание бровей выказывало тщательно скрываемую ею внутреннюю бурю.

— Это ваше последнее слово, сеньора? — спросил дон Торрибио.

— Исполняй свою службу, палач, — презрительно ответила она, — попробуй победить волю старухи.

— Начинайте! — приказал он державшим игуменью разбойникам.

— Подождите! Остановитесь, ради самого Бога! — воскликнула молодая девушка, смело бросаясь к игуменье и отталкивая разбойников.

Эта девушка была той самой послушницей, с которой говорила игуменья в минуту вторжения в монастырь разбойников.

Наступила минута колебания и общего удивления.

— Молчи, я приказываю тебе, — крикнула игуменья, — пусть я буду мучиться, Бог все видит!

— Именно потому, что Он нас видит, я и буду говорить, — решительно ответила послушница. — Это Он послал сюда этих незнакомых мне людей, чтобы помешать свершению великого преступления!.. Идите за мной, господа, вы не должны терять ни минуты, я проведу вас к склепу.

— Несчастная! — воскликнула игуменья, с бешенством вырываясь из рук державших ее разбойников. — Несчастная, теперь на тебя падет мой гнев!

— Я это знаю, — печально ответила девушка, — но никакое личное побуждение не помешает мне исполнить святой долг.

— Завяжите рот этой старой бездельнице! — приказал начальник.

Приказ был немедленно исполнен; несмотря на отчаянное сопротивление, игуменья в несколько секунд была крепко связана.

— Один из вас останется здесь стеречь ее, — продолжал дон Торрибио, — и при малейшем подозрительном движении пусть раздробит ей голову.

Потом, изменив тон, он обратился к послушнице.

— Тысячу раз благодарю вас, сеньора, — промолвил он с чувством, — окончите то, что вы так хорошо начали, проведите нас к этим гнусным склепам.

— Пойдемте, господа, — ответила она, отправляясь впереди разбойников.

Разбойники вмиг присмирели, пошли за ней молча, с выражением глубокого уважения.

По решительному приказу дона Торрибио все монахини, успокоенные, разошлись по своим кельям.

Пока послушница и разбойники шли по коридору, дон Торрибио подошел к молодой девушке и сказал ей на ухо два-три слова, от которых она задрожала.

— Не бойтесь ничего, — добавил он, — я только хотел доказать вам, что все знаю; я хочу быть для вас, сеньорита, самым почтительным и преданным другом.

Девушка вздохнула, ничего не ответив.

— Что с этого дня с вами будет? Вы останетесь в монастыре одна, беззащитная перед ненавистью этой фурии, для которой на свете не существует ничего святого; вы немедленно заместите ту, которую мы спасаем. Не лучше ли вам последовать за ней?

— Бедная, бедная Лаура! — с глухим вздохом проговорила девушка.

— Неужели вы покинете ее в такую решительную минуту, в которую более чем когда-либо ей нужны ваша опора и помощь, не вы ли ее молочная сестра, ее любимый друг! Что вас удерживает? Вы сирота с самого детства, на Лауре сосредоточились все ваши привязанности… Умоляю вас, отвечайте мне, донья Луиза.

Девушка удивилась, почти ужаснулась.

— Вы меня знаете! — воскликнула она.

— Не сказал ли я вам, что знаю все? Полноте, дитя мое, если не для себя, то для нее уйдите отсюда; не вынуждайте меня покинуть вас здесь, в руках ваших врагов, которые подвергнут вас ужаснейшим мучениям.

— Вы этого хотите? — печально прошептала девушка.

— Это она умоляет вас моими словами.

— Хорошо, пусть так, моя жертва будет полной, я последую за вами, хотя не знаю, хорошо или дурно делаю, поступая таким образом. Но, несмотря на то, что я вас не знаю, что маска скрывает от меня ваши черты, я верю вашим словам, мне кажется, что у вас благородное сердце — дай Бог, чтобы я не ошиблась.

— Это Бог по своему милосердию внушает вам такое решение, бедное дитя.

Донья Луиза склонила голову на грудь с тяжелым вздохом, похожим на стон.

Они вышли из дома и направились к нежилым строениям, . из которых веяло сыростью и гнилью.

— Куда вы ведете нас, сеньорита? — спросил дон Торри-био. — Я думал, что в вашем монастыре, как и в других, склепы вырыты под церковью.

— Я веду вас не в склеп, — ответила девушка дрожащим голосом.

— Но куда же?

— В тюрьму!

— Что вы говорите! — воскликнул дон Торрибио, едва сдерживая гнев.

— Да, гроб, при всех опущенный сегодня утром в склеп, — продолжала донья Луиза, — ив самом деле был с телом бедной Лауры; невозможно было сделать иначе, потому что обряд требует, чтобы мертвые были похоронены в своей одежде и с открытым лицом. Но как только все разошлись и церковные двери заперлись за ассистентами, игуменья приказала поднять камень склепа, вынуть гроб и перенести тело в самую глубокую монастырскую тюрьму… Но вот мы и пришли, — сказала она, останавливаясь в самой дальней пустой полуразвалившейся зале и указывая на широкий камень, лежащий на земле.

— Поднимите этот камень, — обратился дон Торрибио глухим голосом к своим мрачным товарищам, в масках и с факелами стоявшим вокруг девушки.

После некоторых усилий камень был поднят, и всеобщим взорам открылась темная пропасть, из которой на них пахнуло теплым зловонным воздухом.

— Но, — сказал дон Торрибио через минуту, — эта яма пуста!

• Предыдущая
• 12/56
• Следующая