Профиль перуанского бандита - Эмар Густав - Страница 6

• Предыдущая
• 6/6

Вернувшись во Францию в середине пятидесятых годов, Эмар принимается писать. Уже одно то, что человек впервые берется за перо в возрасте сорока лет, заслуживает внимания.

Гюстав Эмар не получил систематического образования, не знал до тонкости французский язык, не был наделен той особенной гуманитарной эрудицией, которая со временем выкристаллизовывается в неповторимый авторский стиль; более того, многие годы он был лишен роскоши культурной жизни Франции, среды, воспитавшей великую литературу. Но Эмар был работоспособен, уверен в себе и вдобавок планка авторской требовательности (по вышеизложенным причинам) была у него существенно занижена; все это, вместе взятое, обусловило его потрясающую плодовитость. Один за другим выпускал Эмар в свет романы, быстро снискавшие себе популярность у читательской аудитории, уже подготовленной к восприятию такого рода чтива сочинениями Эжена Сю, Дюма, Феваля, Монтепена и др. С 1857 по 1870 год Эмар написал 32 романа, среди которых наиболее известны «Арканзасские трапперы», «Вождь окасов», «Искатели следов», «Закон Линча», «Курумилла», «Приключения Валентина Гиллуа» и т.д. Неудивительно, что герои романов порой как две капли воды похожи друг на друга, а сюжетно-изобразительная драматургия разнится лишь историческим временем и местом ее воплощения. Зачастую Эмар публиковал главы одного и того же произведения одновременно в разных газетах, меняя только имена и несколько варьируя характеры. В 1864 году он был уличен в автоплагиате: некоторые эпизоды «Араукана» и «Охотников за пчелами» различались только именами собственными. От себя можно добавить, что вторая часть трилогии «Красный кедр» и роман «Лев пустыни» удивительным образом напоминают друг друга, разве только редакция «Льва...» имеет больший объем за счет ее словесного разжижения. Двенадцатилетняя «болдинская осень» Эмара существенно прерывалась лишь в 1865 году, когда он принимает кратковременное участие в так называемой Мексиканской военной экспедиции французов в Сонору (1861—1867 гг.), в целом оказавшейся безуспешной.

Творчество Эмара самой историей было поделено на два хронологически почти равных периода, условно говоря, до – и послевоенный. Дело в том, что Эмар активно участвовал в франко-прусской войне 1870—1871 годов. В это время он, человек уже немолодой, организует писательский отряд «Вольных стрелков», который вел партизанскую войну с пруссаками в Эльзасе и отличился в сражении при Бурже. Роман «Приключения Мишеля Гартмана» и «Черная собака», повествующие об этой военной драме, написанные Эмаром по «свежим следам» событий, представляют немалую историческую ценность как свидетельство очевидца и участника событий. После подписания тяжелого для Франции мира Эмар вновь возвращается на писательскую стезю и остается на ней до самой своей кончины. Наиболее значительные из его романов послевоенного периода – «Приключения Мишеля Гартмана», «Черная собака», «Титаны моря», «Форт Дюкен», «Атласная Змея», повесть «Мексиканская месть», как и самые интересные периоды предвоенного, представлены в настоящем собрании сочинений. Умер Гюстав Эмар 20 июня 1883 года, окруженный достатком, слегка увядшей славой и скорбящими почитателями.

Романы «приключений на суше и на море» Эмара обладают практически полным комплексом черт, характерных для литературы такого рода. Сюжеты их насыщены погонями, похищениями, вооруженными стычками, внезапными катастрофами и чудесными избавлениями. Развязки их обыкновенно счастливые, впрочем, с обязательной долей бульварного трагизма. Действие, как правило, развивается на экзотическом фоне тропического леса или мексиканской прерии. Экзотичность – непременный атрибут приключенческого романа; это придает повествованию традиционно-необходимый пряный вкус. Главные герои романов – всегда личности выдающиеся необыкновенной физической и духовной силой, подчас трагикомичные в своем тяжеловесном благородстве или низменной свирепости. К слову сказать, когда оглядываешь мысленно всю эту нескончаемую парадигму эмаровских образов «сильных людей», само собой вспоминается знаменитый постулат романтизма Виктора Гюго в его предисловии к драме «Оливер Кромвель»: «исключительный герой в исключительных обстоятельствах». Влияние эстетики романтизма на творчество Эмара ощутимо в плане героизации персонажей сильнее всего, но эмаровский романтизм, сравнительно хотя бы с романтизмом Гюго, снижен, опрощен, как бы прорежен сквозь ситечко бульварной образности.

Характеры этих «богатырей» в амплуа авантюристов представляют собой эклектическую смесь либо самых положительных, либо самых отрицательных качеств. Выбор знака в каждом конкретном случае диктуется чисто конструктивной необходимостью «делать» сюжет вражды доброго и злого начала. Самоценной этической осмысленности при создании образа героя у Эмара не прослеживается.

Стиль Эмара не знает игры света и тени. Рисунок его художествования геометричен; это контур, четко очерченный на плоскости. Палитра Эмара не знает полутонов, оттенков. Изображение таким образом доводится до плотности жеста, рывка, удара, интенсивного действия, но теряет объемность, схематизируется. Резкая психологическая контрастность, характерная для приключенческой литературы, у Эмара особенно акцентирована. Психологизм в этом случае существует в тексте лишь как риторическая фигура, формальная дань идее психологического изображения героев. Вообще, жертвование психологизмом – в угоду грациозно прыгающему вперед сюжету – ведет в конечном счете к иконичности образов, являющейся по сравнению с лучшей прозой 19-го века шагом назад. Если волк, то обязательно серый, если отрицательный герой, то обязательно грубый, громкоголосый и кровожадный. Проза Эмара в этом смысле архаична, стиль – претенциозно-многокрасочный оставляет ощущение черно-белости. Но вероятно, недостатки стиля, по аналогии с недостатками человека, – продолжение его достоинств. И если все так плохо, то почему же тогда до сих пор читают Эмара, почему же он был одним из популярнейших писателей Франции, а в России его сравнивали даже с Фенимором Купером и Майн Ридом?

И вот что удивительно: фальшь, однообразие непрописанности, сквозящее поначалу всюду – ив поведении, и в речи, и в описании внешности героев – по мере чтения как бы отходит на второй план, а затем и вовсе исчезает, затмеваемая драматической напряженностью рассказа, занимательной точностью исторических и этнографических сведений, колоритностью речи охотников, флибустьеров, кортесов, воссоздаваемой Эмаром одинаково мастерски. Яркий мелодраматический привкус постепенно перестаешь ощущать, увлекаясь самим событием приключения.

Гюстав Эмар был в своем творчестве неукоснительно привержен одной теме – теме приключения. Но творчество, выдавленное типографским шрифтом на страницах книг – еще не все творчество, а лишь его текстуальный субстрат, несущая плоть. И от этой плоти – столпообразно, вверх восходит энергия мыслей и чувств писателя, цветная аура, в которой претворена посмертно его душа. И в этой ауре всегда различимо, как стержень, коренное жизненное умонастроение автора, главенствующая идея жизни его, свет которой проницает все написанные им книги. Эту идею можно условно назвать метатемой творчества. Такая метатема присутствует и у Гюстава Эмара. Жизнь, полнокровно изливающаяся в преодолении страха, усталости, нужды, страстей, смерти. Вот то, о чем писал Эмар там, в светоносной области идей, находясь еще здесь, в мире. И герои его, изнутри подсвеченные метатемой, учат нас не бояться жить. Они понуждают нас мыслить о чистоте сердца, они напоминают нам о благородстве и порядочности, о преданной любви и бескорыстной дружбе – ценностях, затаенный блеск которых едва достигает нас из глубины нашего сумеречного времени. И не важно, как об этом написано, важно то, что написанное Гюставом Эмаром – не эзотерично, и, в отличие от мифологии Ивана Карамазова или Андриана Леверкюна, заставляет прожить, прочувствовать себя многих и многих. В этом, на наш взгляд, и секрет успеха, и подлинно-благотворное, непреходящее значение романистики Гюстава Эмара.

• Предыдущая
• 6/6