Кречет. Книга I - Бенцони Жюльетта - Страница 54

• Предыдущая
• 54/105
• Следующая

Путы были очень тугие, но пальцам Жиля удалось нащупать узел, и он попытался ослабить его.

– Ты думаешь, они начнут сегодня же? – спросил он Тима через какое-то время. – В таком случае я напрасно трачу силы.

– Нет, – ответил Тим. – Это будет завтра на рассвете. Продолжай! Если тебе не удастся развязать меня, то я попробую развязать тебя.

Работа была длительной и трудной, впрочем, довести ее до конца они не успели: в тот самый момент, когда первый узел стал уже поддаваться, за ними пришли…

Наступила ночь, но все обитатели селения вышли из своих жилищ и собрались у большого костра, ярко горевшего перед двумя столбами, раскрашенными яркими красками. Пламя освещало даже противоположный берег реки, поросший лесом. Индейцы безмолвно стояли, образовав широкий круг. На этот раз при появлении пленников никто не двинулся с места, но словно по команде послышался всеобщий вздох, в котором чувствовалось какое-то сладострастие…

«Эти люди облизываются при одной лишь мысли о том, что сейчас увидят нашу смерть», – подумал Жиль, полный холодной ярости.

Когда его привязали к столбу, ему на миг показалось, что он перенесся на несколько лет назад, в тот вечер, когда он в своих скитаниях по окрестностям города забрел в большой лес, простиравшийся на север от Эннебона, и заблудился там. В темноте наступившей ночи Жиль увидел сверкающие глаза волков и спасением своим был обязан большому дереву, на котором он нашел убежище. Наутро его обнаружили крестьяне, вышедшие на облаву под предводительством шевалье де Лангля. Они-то его и спасли… Но на этот раз никакой храбрый бретонец, никакой смелый охотник на волков не придет и не разгонит этих хищных зверей, которые со сверкающими глазами жадно ждут появления первой крови.

Гордость заставила его выпрямиться во весь рост. Его синие глаза с ледяным презрением оглядели толпу, большею частью состоящую из стариков, женщин и детей. Очевидно, Тим был прав: основная часть воинов отсутствовала, в деревне остались лишь те немногие, что были необходимы для охраны лагеря. Он повернул голову к Тиму.

– До чего ж им не терпится увидеть нашу смерть! – сказал он с горечью. – Они даже не дали нам дождаться утра…

Лесной разведчик кивнул:

– Я все же думаю, что смерть не наступит сразу. Боюсь, нам придется провести всю ночь в такой неудобной позе, чтобы усталость усугубила наш страх и уменьшила мужество…

Его слова заглушил бешеный рокот множества барабанов. Несколько юношей сидели по обе стороны от входа в одну из самых больших хижин; между колен они держали маленькие барабаны, на которых выбивали яростный ритм. Почти тотчас же откинулась завеса из оленьих шкур, служившая хижине дверью, и появился Хиакин.

Украшавшие его тело рисунки, нанесенные красной краской, корона из поредевшего оленьего меха, гладко выбритый череп, высокий рост и странное лицо, и вправду, смахивающее на медвежью морду, – все это делало его похожим на какое-то злобное божество. Торжественной поступью колдун приблизился к пленникам и стал перед ними, скрестив на груди руки.

– Люди соли , – произнес он на отличном английском. – Вы пришли к нам с лживыми сердцами и пагубными намерениями…

– Не правда! – перебил его Жиль. – Мы пришли к вам с миром и со словами дружбы от имени великого вождя, что командует американской армией.

– Слова дружбы из уст врага не могут не быть лживыми! Мы заключили договор с нашими братьями – Красными Мундирами. Мы не можем говорить о мире с людьми побережья, их врагами!

Рядом с Жилем раздался странный треск – что-то вроде звука, издаваемого трещоткой. Это Тим попытался сардонически рассмеяться.

– Ты, Хиакин, Великий Колдун племени сенека, ты, человек, говорящий с Великим Духом, ты, для которого будущее – всего лишь прозрачная завеса, ты говоришь, что ты – раб Красных Мундиров, ты признаешь себя их слугой?! К тому же ты лжешь, как старая баба, верно сказал мой друг. Он не человек соли, он – солдат могущественного короля Франции, который правит по ту сторону воды, сидя в огромном дворце, по сравнению с великолепием которого дворцы твоих хозяев – всего лишь бобровые хатки! Или ты забыл, что мы совершили долгий путь, чтобы привести к вашим кострам младшего брата твоего вождя Сагоеваты, мудреца среди мудрецов, – « Того-кто-говорит-чтобы-другие-бодрствовали «… к которому мы посланы?

Синеватые губы Хиакина растянулись в презрительной улыбке.

– Взять в плен ребенка, думающего, что он мужчина, – дело легкое, но еще легче пленить его юное неискушенное сердце. Тогда двойное лицо лазутчика без труда наденет улыбку дружбы, чтобы пробраться к нашему Костру совета. Но нельзя обмануть Хиакина! Как ты сам сейчас сказал, он повинуется лишь Великому Духу… и Великий Дух хочет крови тех, что осмелился убить его любимого вестника, большую белую птицу, летевшую ко мне. Теперь я, Хиакин, говорю: завтра, когда солнце встанет со своего сумрачного ложа, вы, люди соли, медленно войдете в царство смерти, так, как это подобает воинам, за которых себя выдаете!

В холодных глазах Жиля мелькнула насмешка. Он в упор посмотрел на колдуна.

– Твои доводы никуда не годятся. Лицо Медведя! Что же касается слова «воин», то, похоже, ты плохо понимаешь его значение. Законы войны благородны, но тебе они неведомы, раз ты не уважаешь даже посланников! С помощью моего Бога, рядом с которым твой Великий Дух всего лишь подмастерье, я смогу показать тебе, как умирает солдат короля Франции. Ты увидишь…

Он внезапно осекся, задохнувшись. Индейская деревня, бурная река, шумящая поблизости, очертания гор, даже стена жестоких глаз, стоявшая между ним и жизнью, – все исчезло для Жиля, будто по мановению волшебной палочки… Рядом с Хиакином стояла, явившись из ночи, словно новый день, юная женщина сказочной красоты.

Жиль даже и представить себе не мог, что подобная красота существует…

Она была прекрасна: высокая, изящная, грациозная, с лицом, будто выплывшим из его юношеских грез, озаренным огромными глазами необычайного золотистого цвета. Опушенные густыми ресницами, глаза сверкали подобно двум озерам светлого золота, подчеркивая теплый оттенок кожи и кровавый цветок губ, немного полноватых, приоткрывающих в надменной улыбке ослепительно белые зубы. Она казалась воплощением чувственности. Белое платье, украшенное гирляндами черных и зеленых листьев, облегало ее тело, как нарисованное. Оно походило на намокшую ткань, на вторую кожу, бесстыдно выставляющую напоказ длинные стройные бедра, нежную тень в месте их соединения и дерзкое совершенство грудей. Удерживаемые тонкой белой лентой, блестящие косы, заплетенные на ночь, ниспадали до колен. У нее была стать королевы, но в малейшем движении слышался гимн сладострастию.

Она молча разглядывала пленника, пожиравшего ее глазами. Это длилось лишь мгновение.

Желание, которое она прочла на вдруг постаревшем лице Жиля, было столь явственным, что ее скулы окрасились теплым румянцем, и она как бы нехотя отвела глаза.

– Зачем так торопиться, Хиакин? – также по-английски спросила она. – Эти люди совершили тяжкий проступок, но они хотели встретиться с Сагоеватой. Ты мог бы, по крайней мере, подождать его возвращения, чтобы предать их смерти… или же ты позабыл о том, что ты не вождь?

Голос ее был низким, торжественным, с горловыми переливами, придававшими ему странное очарование, но слова ее прозвучали насмешкой.

– Я – единственный, кто может распоряжаться в его отсутствие! – парировал Хиакин. – Так провозгласил сам Сагоевата! А ты, Ситапаноки, его возлюбленная супруга, ты должна знать это лучше, чем кто-либо. Кроме того, бледнолицые убили птицу, удар которой подобен молнии… Никто здесь не поймет, почему их не предали смерти так скоро, как это позволяют наши обычаи.

Белые зубы прекрасной индианки сверкнули в короткой ироничной улыбке.

– Они бы все поняли, если бы ты объяснил им, Хиакин! Они верят каждому слову, что падает из твоего рта… потому что думают, будто твоими устами говорит Великий Дух… даже если это и не так! Мне же, во всяком случае, не нужен Великий Дух, чтобы предсказать тебе: мой доблестный супруг не будет доволен, найдя лишь сгоревшие кости вместо посланников…

• Предыдущая
• 54/105
• Следующая