Текучая Вода - Эмар Густав - Страница 35
- Предыдущая
- 35/71
- Следующая
Мексика, находившаяся тогда в разгаре восстания, казалась королю единственным местом, куда можно было послать генерала Карденаса не в виде ссылки.
Последний, навлекший на себя ненависть, был не прочь удалиться с театра своих убийственных подвигов. Еще и другая причина заставляла его с радостью принять доверенный ему пост: его карьера, скомпрометированная во время долгих войн полуострова, не соответствовала требованиям его гордости, не подходила к его высокому происхождению. Он надеялся, что в стране, взбудораженной возмущениями, ему легко будет ловить рыбу в мутной воде и достичь через несколько лет лучшего положения, чем потерянное.
Его дебют в Новой Испании оправдал его прошлое. Он дал мексиканцам, которыми к их несчастью он призван был управлять, доказательства, каких они и ожидали от него.
Таким образом, едва прошел год со времени появления его в Мексике, как уже народ, который редко ошибается в своих приговорах, окрестил его именем “Людоед”, очень метким, так как он, подобно акуле, был кровожаден и ужасен.
Одна только особа имела на этого человека некоторое влияние: это был граф Мельгоза, с которым его связывали семейные узы.
С этим-то тигром в человеческом образе случай и столкнул Сумаха.
Положение было не особенно приятным. Однако, он не смутился. Подойдя к генералу, он остановился за несколько шагов перед ним, почтительно поклонился и ждал, пока к нему обратятся с вопросом. Вся его поза говорила без малейшего оттенка хвастовства, что им не легко овладеть и он готов мужественно выдержать предстоящую борьбу.
Генерал в течение нескольких минут продолжал на него пристально смотреть и, наконец, произнес грозным и хриплым голосом.
— Кто ты, черт бы тебя взял? — спросил он.
— Письмо, которое я имел честь представить вашему превосходительству, должно ответить на это! — спокойно сказал канадец.
— Неужели ты думаешь, негодяй, — возразил с гневом генерал, — что мне только и дело, что заниматься просьбами, стекающимися отовсюду?!
Эти несколько слов страшного генерала дали время охотнику совершенно оправиться и принять свой обычный беспечный вид.
Он приблизился еще на шаг вперед, низко поклонился и отвечал почтительным тоном:
— Имею честь обратить внимание вашего превосходительства, что я не негодяй, а честный человек. Мне поручена важная миссия, и граф Мельгоза, честность которого бесспорна, поручился за меня перед вашим превосходительством. По этим двум причинам я имею право на внимание.
— Ты поешь очень громко для молодого петушка. Берегись, чтобы мне не пришла фантазия срезать гребешок, который ты так храбро поднимаешь! — отвечал генерал с насмешливой улыбкой.
— Я не знаю, что вы хотите этим сказать, ваше превосходительство. Если вам не угодно будет меня выслушать, то смею надеяться, вы позволите мне удалиться.
Произнеся эти слова тем же твердым тоном, которого он держался с начала этого своеобразного диалога, канадец сделал движение к выходу.
— Остановись, я тебе приказываю! — грубо вскричал генерал. — Ты мне нравишься. Говори без страха — кто ты? И не лги, потому что я знаю о тебе, может быть, больше, чем ты полагаешь.
— Меня мало касается то, что ваше превосходительство может знать про меня. Я честный лесной бродяга, родом из Канады, теперь состою полковником на службе мексиканских патриотов, предводимых отцом Пелажио Сандовалем.
— А! — произнес генерал все еще насмешливо. — Продолжай, мой мальчик. Ты забыл сказать мне свое имя.
— У меня их несколько. Мое настоящее имя Оливье Клари. Краснокожие называют меня Сумахом, а белые люди пустыни — Бесстрашным.
— Бесстрашным? — повторил, усмехаясь генерал. — Может быть, мы скоро увидим, заслуживаешь ли ты это имя в действительности.
— Никто не должен хвалить себя. Однако, я думаю, что мало существует опасностей, которыми бы я не пренебрег! — отвечал он решительно.
— Увидим, увидим. Теперь дай нам отчет о миссии, данной тебе честными плутами, за которых ты так глупо вызвался быть козлом отпущения.
Канадец пожал плечами.
— Для чего грозить тому, кто не может защищаться? — произнес он настолько громким голосом, что был услышан генералом.
— Поспеши! — приказал тот.
Клари неторопливо залез в один из карманов своего платья, одетого под плащом, вынул оттуда депеши, доверенные ему отцом Сандовалем, и с поклоном подал их генералу.
— Мексиканские патриоты, — сказал он, — надеются, что ваше превосходительство удостоит представить его светлости вице-королю это смиренное прошение, содержащее перечисление их убытков и милостей, которые они хотят получить от его правосудия.
Генерал взял бумагу, гневно смял ее в своей руке и бросил, не читая, на стол.
Наступила минута тяжелого молчания. Офицеры, знавшие жестокий и неумолимый характер генерала, ждали трагической развязки, изумляясь необычному терпению своего начальника. Последний не долго заставил их ждать.
— Теперь, негодяй, — сказал он суровым голосом, — ты все сказал, не так ли?
— Да, все, ваше превосходительство!
— Я выслушал тебя до конца, не прерывая?
— Да, ваше превосходительство!
— Я имею привычку, — продолжал генерал, — относиться терпеливо только к тем, кому суждено умереть.
— Что?! — вскричал канадец, быстро отступая назад.
— Неужели ты воображал, что, будь иначе, я слушал бы так долго твою бесстыдную болтовню? Повесить его!
— Берегись! — вскричал охотник, вынимая два пистолета из-под плаща. — Я буду защищать свою жизнь до последнего издыхания!
— Это твое право! — сказал со смехом генерал.
— Я воспользуюсь им, будьте в этом уверены. Завтра вы должны будете отдать отчет в моей смерти графу Мельгозе, которого вы обесчестите, пренебрегши его охранным письмом.
Эти слова, произнесенные скорее в надежде выиграть время, чем с другой целью, произвели больший эффект, чем думал сам Оливье.
Те из окружающих, которые до сих пор очень мало обращали внимания на эту сцену и продолжали разговаривать между собой тихим голосом, вдруг замолчали. А некоторые приблизились к генералу, и он, казалось, давал им какие-то объяснения, которые они выслушивали, нахмурив брови.
— Замечу вашему превосходительству, — сказал один старый офицер с седой бородой, — что граф Мельгоза — старший алькад города, что его честь есть и наша собственная и что лучше, может быть, было бы подождать его приезда, прежде чем вешать этого беднягу.
— Но кабальеро! — отвечал с иронией генерал. — Неужели вы действительно верите в эту охранную грамоту? Неужели вы полагаете, что если бы граф был действительно заинтересован в этом негодяе, то не сопровождал бы его сюда?
— Ваше превосходительство, без сомнения, правы, но завтрашний день недалек и, может быть, лучше бы дождаться его!
— Тем более, — прибавил другой, — что граф приедет, вероятно, в первом часу.
— Ну, если вы требуете, — сказал генерал с видимой неохотой, — пусть будет по-вашему! Брось свои пистолеты, негодяй, — прибавил он по адресу канадца, стоявшего в прежней оборонительной позе, — тебе не причинят никакого вреда!
— Возможно, — отвечал тот, покачав с сомнительным видом головой, — но то, что произошло со мной сегодня, не дает мне никакой поруки за будущее, и я не настолько прост, чтобы отдать свое оружие, прежде чем не удостоверюсь, что мне не готовят ловушки.
— Ты останешься в тюрьме до приезда графа. Если ты солгал, будешь повешен. Если нет — отправишься к черту. Доволен ты?
— Не слишком. Однако, я хочу дать вам доказательство того, на что способен честный человек. Моя жизнь малоценна, и я забочусь о ней не более, чем о соломинке. Вот мое оружие, — прибавил он, бросая его на паркет. — Делайте со мной все, что хотите: я теперь беззащитен и передаю вам позор моей смерти.
Сам генерал был тронут этим доказательством доверия.
— Vive Dios! — вскричал он. — Ты действительно храбрый спутник. Мы постараемся избавить тебя от виселицы, если это возможно. Увести его, но не причинять вреда!
- Предыдущая
- 35/71
- Следующая
