Валентин Гиллуа - Эмар Густав - Страница 16

• Предыдущая
• 16/45
• Следующая

Их было человек восемь, в них легко было узнать военных, несмотря на то, что на некоторых был штатский костюм.

Впрочем, они смеялись и шутили громко, что доказывало, что цель их собрания была не так важна, чтобы отнять у них обычную веселость.

Они уселись за один стол, и трактирщик без сомнения, давно знавший их привычки, поставил перед ними бутылку каталонского вина, которое они начали попивать, закурив сигары.

Дверь была оставлена трактирщиком открытой, он, вероятно, счел бесполезным закрывать ее. Посетители входили беспрерывно, и число их скоро увеличилось до того, что зала хотя довольно обширная, совершенно наполнилась. Вновь приходившие следовали примеру первых: они садились за стол, куда им подавали вино и сигары, не опасаясь тех, кто пришел прежде них в гостиницу, а только молча кланяясь им при входе.

Лусачо постоянно бродил вокруг столов, наблюдая за всем, и не подавал ничего без того, чтобы тотчас не получить деньги.

Наконец один из незнакомцев встал и несколько раз ударил по столу своим стаканом, чтобы потребовать молчания.

— Дон Сирвен здесь? — спросил он.

— Здесь, сеньор, — отвечал, вставая, молодой человек лет двадцати с женственными чертами лица, уже отмеченными развратом.

— Удостоверьтесь, что здесь все налицо.

Молодой человек молча поклонился и начал ходить от стола к столу, обмениваясь несколькими словами шепотом с каждым из присутствующих.

Когда дон Сирвен обошел всю залу, он приблизился к тому, кто его звал, и почтительно ему поклонился.

— Сеньор коронель, — сказал он, — собрание полное, кроме одной особы; так как она не дала нам знать, что сделает нам честь своим присутствием, то я…

— Очень хорошо, — перебил полковник, — выйдите из гостиницы, старательно наблюдайте за окрестностями, не позволяйте приблизиться никому, и если особа, известная вам, явится, немедленно введите ее. Вы слышали? Исполните же аккуратно мои приказания. Вы понимаете важность для вас беспрекословного повиновения?

— Положитесь на меня, — отвечал молодой человек.

Почтительно поклонившись своему начальнику, он вышел из гостиницы и затворил за собой дверь.

Тогда присутствующие, не вставая, повернулись на своих скамьях и, таким образом, очутились напротив полковника, который стал в середину залы.

Он подождал несколько минут, чтобы молчание восстановилось, потом, поклонившись присутствующим, сказал:

— Позвольте мне сначала поблагодарить вас за точность, с какой вы явились на свидание, которое я имел честь назначить вам. Я счастлив доверием, которое вам угодно было оказать мне. Поверьте, я сумею сделаться его достойным: оно мне доказывает еще раз, что вы истинно преданы отечеству, и что оно может полагаться на вас в час опасности.

Эта первая часть речи полковника, была встречена рукоплесканиями.

Этот полковник был человек лет сорока, ростом с Геркулеса, похожий скорее на мясника, чем на честного воина, его кошачья физиономия и косые взгляды не внушали никакой симпатии, все чины его были добыты ценой измены.

Но сообщникам своим он внушал неограниченное доверие: они знали, что он был слишком хитер для того, чтобы участвовать в дурном деле.

Дав время энтузиазму утихнуть, он продолжал:

— Я счастлив, сеньоры, не этими рукоплесканиями, но вашей преданностью общественному делу. Вы понимаете — как я, не правда ли? — что мы не можем долее переносить поступки человека, выбранного нами. Он оказался недостойным вверенной ему власти, он изменил своей обязанности, и час отставки скоро пробьет для того, кто нас обманул.

Полковник, без сомнения, долго продолжал бы эту речь, если бы вдруг один из присутствующих, не видя ничего положительного и ясного в этом потоке звучных слов, не прервал его хриплым голосом:

— Все это прекрасно, полковник, всем известно очень хорошо, что мы преданы душой и телом нашему отечеству, но каждая преданность требует платы! Что же мы получим за это в конце концов? Мы собрались сюда не для того, чтобы курить друг другу фимиам, а, напротив, чтобы окончательно условиться. Пожалуйста, приступайте же немедленно к делу.

Полковник сначала несколько оторопел, но оправился почти тотчас же, и, обернувшись с улыбкой к говорившему, сказал:

— Я только что хотел приступить к делу, любезный капитан, но вы перебили меня.

— Когда так, — отвечал капитан, — положим, что я ничего не сказал; объясните же нам все в двух словах.

— Во-первых, — отвечал полковник, — я сообщу вам известие, которое, думаю, будет принято вами с радостью. Мы собираемся в последний раз!

— Хорошо, хорошо, — сказал положительный капитан, ободряя взорами своих товарищей, — прежде скажите нам о награде.

Полковник понял, что хитрость уже невозможна, тем более что все присутствующие принимали сторону своего товарища и начали перешептываться самым зловещим образом.

В ту минуту, когда он решился наконец приступить к делу, дверь гостиницы отворилась, и человек, закутанный в широкий плащ, вошел в залу. Перед ним шел алферец дон Сирвен, который закричал громким голосом, совершенно заглушившим разговор:

— Генерал, кабальеро, генерал!

При этих словах тишина наступила, как бы по волшебству. Тот, которого назвали генералом, остановился посреди залы, обвел взором всех присутствующих, потом снял шляпу, спустил плащ, и явился в полном генеральском облачении.

— Да здравствует генерал Герреро! — закричали все, вставая с энтузиазмом.

— Благодарю, господа, благодарю, — отвечал генерал, кланяясь несколько раз. — Этот горячий прием радует меня, но замолчите, прошу вас, для того чтобы мы могли скорее кончить дело, по которому мы собрались сюда; минуты драгоценны и несмотря на принятые предосторожности наше присутствие в этой гостинице может быть обнаружено.

Все приблизились к генералу с любопытством, которое легко понять. Он продолжал:

— Я немедленно приступлю к делу. Для того чтобы не терять время — чего хотим мы? Свергнуть президента и заменить его другим, который более будет соблюдать наши интересы?

— Да-да! — закричали все.

— Но тут дело идет о нашей голове, — прибавил генерал холодно, — нам нечего обманывать себя на этот счет, если наш план не удастся, победители расстреляют нас без всякой жалости; но нам удастся, — поспешил он прибавить, приметив неприятное впечатление, произведенное этими словами на присутствующих, — нам удастся, потому что мы приступаем решительно к делу страшному, и каждый из нас знает, что его состояние зависит от выигрыша этого дела, начиная от алфереца до бригадного генерала; каждый знает, что от успеха он получит два чина, и что эта ставка довольно хороша для того, чтобы заставить наименее решительного не дрогнуть, когда настанет минута начать борьбу.

— Да-да, — сказал среди глубокой тишины капитан, замечания которого до прихода генерала так смутили полковника, — все это очень хорошо. Действительно, конечно, очень приятно получить разом два чина, но нам обещали еще кое-что от вашего имени, сеньор.

Генерал улыбнулся.

— Вы правы, капитан, — сказал он, — и я намерен сдержать все обещания, сделанные от моего имени, не тогда, как вы имеете право предполагать, когда удастся наше славное предприятие. Может быть, вы боитесь, что тогда я буду искать предлога, чтобы не исполнить моего обещания?

— Когда же? — с любопытством спросил капитан.

— Сейчас, сеньоры, — вскричал генерал громким голосом, обращаясь не к капитану, а ко всему собранию. — Я хочу вам доказать мое полное доверие к вам и к вашему слову!

Радость, удивление, может быть, недоверие до того овладели присутствующими, что они оставались неподвижны и не произносили ни слова.

Генерал рассматривал их с минуту и улыбнулся с насмешливым видом, потом, отвернувшись, пошел к двери гостиницы и отворил ее. Офицеры с жадностью следили за его движениями, едва переводя дух, и не смели еще предаваться жадной радости, овладевшей ими.

Генерал кашлянул два раза.

— Я здесь, — отвечал голос из тумана.

• Предыдущая
• 16/45
• Следующая