Вольные стрелки - Эмар Густав - Страница 39

• Предыдущая
• 39/105
• Следующая

Отец Антонио не успел отойти от опушки леса и на пять шагов, как из куста выросла фигура и преградила ему дорогу.

Монах едва сдержал крик ужаса и отступил назад. Но тотчас же он собрал все свое хладнокровие и приготовился к ужасному удару, который без сомнения ему угрожал, так как в фигуре этой он узнал Голубую Лисицу.

Индейский вождь посмотрел с минуту на монаха пристальным, несколько подозрительным взглядом, что не ускользнуло от отца Антонио.

— Отец мой запоздал, — сказал наконец Голубая Лисица глухим голосом.

— Но так мало, как только я мог, — отвечал отец Антонио.

— О-о-а! Отец пришел один, великий бледнолицый охотник побоялся и не осмелился сопровождать отца молитвы.

— Вы ошибаетесь, вождь, тот, кого вы зовете великим бледнолицым охотником, а я — Транкилем, не побоялся последовать за мной.

— О-о-а! Голубая Лисица — сахем, взор сахема проникает в самый густой мрак и все видит, но сейчас не видит ничего.

— Это потому, что вы смотрите не в ту сторону.

— Пусть отец молитвы объяснит, Голубая Лисица хочет знать, как отец молитвы исполнил дело, порученное ему сахемом.

— Я самым лучшим образом воспользовался моей встречей с охотником, чтобы исполнить, что вы приказали.

— Пусть простит вождя отец молитвы, сахем — бедный, неученый индеец, надо несколько раз повторить одно и то же, чтобы вождь понял. Придет ли великий бледнолицый охотник?

— Да.

— Когда?

— Немедленно.

— Как немедленно? Где же он?

— Я оставил его у опушки! Он ждет вождя.

Голубая Лисица вздрогнул, услыхав это. Он устремил на монаха такой испытующий взгляд, как будто хотел проникнуть в самую глубь души его.

— Почему же бледнолицый охотник не последовал за отцом молитвы сюда?

Монах принял самое наивное выражение лица, какое только мог, и отвечал:

— Честное слово, я не знаю этого, но это все равно.

— В прерии лучше разговаривать.

— Вы думаете? Может быть; а вот по-моему все равно, тут ли или там под деревьями.

Это было сказано так просто, что, несмотря на всю свою проницательность, вождь обманулся.

— Великий бледнолицый охотник пришел один?

— Нет, — отвечал отец Антонио.

— Если это так, то Голубая Лисица не пойдет к нему.

— Пусть вождь подумает.

— Чего думать? Отец молитвы обманул краснокожего друга.

— Охотник не мог прийти один.

— Почему?

— Потому что он не хотел оставить свою дочь одну в лесу и взял ее с собой.

Физиономия вождя при этих словах засветилась удовольствием.

— О-о-а! — произнес он. — И больше никого нет с великим бледнолицым охотником?

— Нет. Кажется, остальные белые охотники оставили его еще утром.

— Знает ли отец молитвы, куда пошли другие охотники?

— Нет, мне это неизвестно — это не касается меня, у каждого много собственных дел, чтобы еще заботиться и о чужих.

— Отец молитвы мудрый человек.

Монах ничего не отвечал на этот комплимент.

Весь этот разговор протекал весьма быстро. Отец Антонио отвечал так естественно, с такой видимой откровенностью, что индеец с головой полез в приготовленную ему петлю, тем более, что он действительно лелеял втайне иные мысли.

— О-о-а! — проговорил он наконец. — Голубая Лисица увидит друга. Пусть отец возвращается в лагерь апачей.

— Нет, вождь, — отвечал на это решительным тоном монах, — я предпочитаю идти к людям моего цвета.

Голубая Лисица подумал одно мгновение и затем отвечал с иронической улыбкой, изобразившейся на его надменном лице.

— Хорошо, отец прав, пусть он следует за мной.

«Очевидно, — рассуждал про себя монах, — что этот проклятый нехристь задумывает какой-то подвох, но я буду следить за ним и при малейшем его подозрительном движении всажу ему в голову пулю, как собаке, к роду которых он на самом деле принадлежит». Все это, конечно, монах подумал про себя и следовал за вождем с рассеянным, безразличным выражением лица.

Бледный свет выплывавшей из-за туч луны позволял различать предметы на далеком расстоянии, и скоро на опушке леса показался силуэт человека, опершегося на ружье.

— О-о-а! — сказал вождь. — Надо дать знак.

— Не беспокойтесь об этом, я предупрежу охотника, когда будет нужно.

— Хорошо, — пробормотал индеец.

Они продолжали продвигаться вперед. Голубая Лисица, хотя и доверял своему спутнику, однако шел с величайшею осторожностью, внимательно осматривая все, даже самые мелкие кусты, опасаясь, что под ними скрывается враг.

Но равнина перед лесом, кроме человека, которого они увидели на опушке, по-видимому, была совершенно лишена живых существ; все было спокойно, недвижно, ни один звук не нарушал безмолвия.

— Остановимся здесь, — сказал отец Антонио, — с нашей стороны было бы неблагоразумно идти дальше, не предупредив о себе, хотя, конечно, белый охотник уже заметил нас, но вы видите, вождь, что он не двигается с места.

— Это правда, лучше предупредить, — отвечал вождь.

Они остановились шагах в двадцати от высоких деревьев.

Отец Антонио сложил руки рупором и громко закричал:

— Эй, Транкиль, это вы?

— Кто зовет меня? — отозвался канадец.

— Я, отец Антонио, а со мной тот, кого вы ждете.

— Подходите без боязни, — отвечал Транкиль, — кто ищет меня без задней мысли устроить мне коварную западню, тому нечего бояться меня.

Монах обратился к вождю апачей:

— Что мы будем делать?

— Пойдем вперед, — лаконично отвечал тот.

Оба они быстро приблизились к охотнику.

Отец Антонио, разыгрывая роль посредника, представил обоих друг другу. Индейский вождь огляделся вокруг внимательным взглядом.

— Вождь не видит молодой бледнолицей девушки.

— Ведь, кажется, не с ней, а со мной вы хотели говорить? — сухо спросил канадец. — Я здесь и готов слушать вас. Что вы хотите сказать?

Индеец сдвинул брови, в нем поднялись прежние подозрения. Он бросил угрожающий взор на монаха, который, согласно полученному указанию, отошел вправо на несколько шагов и приготовился быть свидетелем разыгрывавшейся сцены.

Однако сахем подавил свой гнев и, приняв спокойный и доверчивый вид, начал вкрадчивым голосом:

— Вождь хочет говорить только с братом. Голубая Лисица уже много лун желает увидать друга.

• Предыдущая
• 39/105
• Следующая