Вождь Сожженных лесов - Эмар Густав - Страница 30

• Предыдущая
• 30/35
• Следующая

Первое слово предложили капитану Грифитсу, избранному главнокомандующим всего союза.

Прежде всего он сообщил им свой план, начертанный Валентином Гиллуа; Грифитс не изменил в нем ни одного слова.

Краснокожие приняли этот план с энтузиазмом.

— Теперь я сообщу вам два приятных известия, — продолжал Грифитс. — В эту ночь прибыл в мой лагерь белый охотник и объявил мне, что краснокожие, бывшие союзники англичан, изменили английскому отряду, высланному губернатором Колумбии навстречу сиру Джоржу Эллиоту, и нанесли этому отряду такое сильное поражение, что нам теперь нечего страшиться неприятеля с этой стороны: потерпевшие англичане не скоро будут в состоянии снова начать военные действия.

— Мы сделаем с другим отрядом то же самое, — сказал Красный Нож.

— В этом нет никакого сомнения, — заметил Валентин. — Имеете ли вы какие-нибудь сведения о движении англичан?

— Я только что хотел сказать вам об этом, — отвечал Грифитс, — они расположились лагерем в двух лье отсюда, а к десяти часам намерены перейти ущелье; им еще неизвестна участь отряда, с которым они должны соединиться.

— Превосходно, — заметил Красный Нож.

— Ваконда покровительствует своим детям, — добавил Анимики, — он предаст им янки.

— Надо поспешить с приготовлениями к засаде, — сказал капитан Грифитс, — половина моих людей уже заняли позицию у входа в ущелье.

— Я займу левую сторону ущелья и беру на себя строить и охранять баррикаду, расставив своих стрелков по болоту, — сказал Валентин.

— Красный Нож со своими воинами отправится на правую сторону ущелья и поставит своих пеших стрелков на болоте.

— Анимики расположится с половиной своих всадников около Сожженных лесов у входа в ущелье; другая же половина его отряда останется позади баррикады с воинами великого вождя Сожженных лесов.

— Какой у нас будет сигнал к нападению? — спросил Искатель следов.

— Крик серого орла, три раза повторенный, — отвечал капитан Грифитс.

— Мой брат, вождь Сожженных лесов, великий воин, — сказал Красный Нож, — его братья индейцы одобряют его план, он хорош; они в точности выполнят его распоряжения и победят янки1. Все краснокожие воины храбры; они смеются над смертью; мои бледнолицые братья увидят, как они дерутся.

— Нам известна храбрость краснокожих, и мы совершенно уверены в них.

— О! — сказал Анимики, — наши бледнолицые братья будут довольны; они дерутся, чтобы сохранить краснокожим их обширные охотничьи владения; сахемы любят их; они самые верные союзники.

Валентин Гиллуа встал, все остальные вожди последовали его примеру.

Совет окончился.

— Я поспешу соединить моих охотников, — сказал Валентин Гиллуа, — время дорого.

— Более всего я рассчитываю на вас, друг мой спаситель! — сказал капитан Грифитс, обращаясь к Валентину и с жаром пожимая его руку.

— Будьте покойны, — отвечал с улыбкой Искатель следов, — я даю вам слово.

— Я немного не доверяю индейцам; боюсь, чтобы они не изменили.

— Ваши опасения совершенно напрасны, мой друг; я вам ручаюсь за них; кроме того, они сами заинтересованы в этом деле. Краснокожие никогда не изменят нам, они не сделают этого ради меня, которого они любят и к которому питают полное доверие; будьте покойны, они выполнят свой долг. Кстати, справедливы ли известия, которые вы сообщили на совете относительно индейцев Колумбии?

— Это мой собственный вымысел. Я выдумал эту историю, чтобы ободрить наших союзников.

— Но мы воспрепятствуем их соединению, будьте этом уверены.

— Дай Бог!

— Он поможет нам!

И они расстались.

Каждый спешил к своему отряду, чтобы приготовить засаду, в которой заключалась гибель английской колонны.

Туман все более и более сгущался; в четырех шагах ничего не было видно, но этот мрак только способствовал успешным приготовлениям союзников, привыкших отыскивать направление чутьем и обладающих инстинктом, свойственным только диким обитателям пустыни.

Окончив постройку баррикады и расположив своих охотников согласно условленному плану, Валентин Гиллуа оставил при себе две части своего отряда под командой Бальюмера и Луиса.

Он хотел видеть, насколько сохранит присутствие духа его названый сын, в первый раз участвовавший в серьезном деле.

К десяти часам утра подул сильный ветер, и туман исчез, открывая, как занавес в театре, перед глазами собравшихся воинов великолепный пейзаж равнины, озаренной поднявшимся над горизонтом солнцем.

Глубокая тишина царствовала вокруг.

Вдруг перед Валентином очутился краснокожий.

— Ну что? — спросил Искатель следов.

— Янки приближаются; они идут спокойно и решительно, — отвечал индеец.

— Не подозревают ли они? — быстро спросил Валентин, — где они?

— Их авангард приблизился уже к ущелью не далее как на ружейный выстрел.

— Хорошо, пусть мой брат возвратится к своему посту; мы готовы.

Индеец исчез.

Позади баррикады Валентина Гиллуа находилась одна из групп деревьев, о которых мы упоминали выше.

Эти деревья были необыкновенно высоки.

Искатель следов сделал знак охотникам, и пять или шесть человек, вскинув ружья наперевес, бросились к этим деревьям и влезли на них так высоко, как только было возможно.

Между тем Валентин подошел к баррикаде, чтобы осмотреть, все ли было в порядке и все ли находились на своих местах.

Подойдя к месту, где находились Бальюмер и дон Луис, он бросил украдкой взгляд на своего названого сына.

Молодой человек стоял, опершись на свое ружье; он был бледен, но на спокойном лице его выражалась твердая решимость.

— Ну что? — спросил его Валентин, — неприятель приближается, и через несколько минут мы встретим его лицом к лицу; как вы себя чувствуете, дитя мое?

— Недурно, отец мой; признаюсь, впрочем, что я нахожусь под влиянием какого-то необъяснимого беспокойства, но это пройдет.

— Друг мой, — отвечал Валентин, — мы все испытывали то же самое, когда в первый раз принимали участие в сражении.

— Выпейте немного старой французской водки, — сказал Бальюмер с улыбкой, — это ободрит вас.

— Нет, я вовсе не хочу искусственно воодушевлять себя! Но это пройдет само собою, это ничего более как невольное чувство самосохранения, которое овладевает человеком помимо его желания. Не беспокойтесь, у меня достанет силы воли преодолеть это непрошенное волнение, и я с полным сознанием выполню мой долг.

— Так и следует, дитя мое, — сказал Валентин, — не обращайте внимания на этот невольный трепет; все мы испытали это чувство, но, поборов в себе его один раз, мы уже не думали более ни о чем в такие минуты, как только чтобы восторжествовать над неприятелем.

— Я убежден в том, что дон Луис храбр и что он скоро докажет нам это на деле, — заметил Бальюмер.

— Благодарю вас, друг мой, — сказал молодой человек, с чувством пожав ему руку. — Да, вы скоро увидите, что я заслуживаю подобное о себе мнение.

В это время раздался крик серого орла и повторился три раза.

— Браво! — прошептал Бальюмер. — Скорее, чем я предполагал.

В ущелье между тем завязался жаркий бой; выстрелы сливались в какой-то неумолкаемый гул, и битва, казалось, все более и более приближалась к выходу из ущелья.

Время от времени среди беспрерывной перестрелки слышались угрожающие крики английских солдат и команда их офицеров.

Вдруг дикий воинственный крик индейцев огласил всю окрестность, и в середине ущелья завязалась страшная схватка, среди которой раздавались стоны, угрозы, ропот и крики победы.

Сир Джорж Эллиот был не только храбрый воин, но и превосходный полководец.

Ввиду только крайней необходимости соединиться с другим английским отрядом он решился проникнуть в это опасное ущелье, которое невозможно было избегнуть.

К тому же ему и в голову не приходило, чтобы капитан Грифитс с горстью своих авантюристов отважился напасть на хорошо организованный отряд, состоящий из шестисот опытных солдат.

• Предыдущая
• 30/35
• Следующая