Заживо погребенная - Эмар Густав - Страница 36

• Предыдущая
• 36/66
• Следующая

— Ну, Негро, — сказал он вслух, точно благородное животное могло понять его, — иди куда знаешь, я отказываюсь искать дорогу.

Лошадь, великолепный степной мустанг, казалось, услышала слова своего господина. Она фыркнула, весело заржала и, подняв высоко голову, быстро помчалась вперед. Гроза не унималась. Наваха тревожно оглядывался; уже с полчаса, по крайней мере, Негро несся свободно по непроглядной шири саванны, как вдруг вдали блеснул яркий огонек.

— Черт возьми, наконец-то! — пробормотал Наваха. — Какой-нибудь лагерь. Лишь бы не неприятельский. Что же это такое? Огонек то показывается, то исчезает. Ну будь, что будет! Чего мне бояться? Всякому непоздоровится, кто вздумает напасть на меня.

Лошадь вдруг свернула с саванны и поскакала под деревьями девственного леса.

— Кто идет? — грозно раздалось в темноте.

— Друг! — ответил Наваха, останавливая лошадь.

— Кто такой?

— Охотник, ищущий убежища от грозы.

— Идите вперед, не бойтесь.

Бандит не заставил повторять себе приглашение. Он смело подъехал к месту, откуда раздавался голос.

Огонь, к которому его привез Негро, горел не на открытом месте, а внутри пустого дерева. Это был один из тех гигантских кипарисов, о которых мы уже говорили; на нем уцелела одна кора; выгнившее же годами дупло могло свободно вмещать до пятнадцати человек. В настоящую же минуту там жил один человек.

По приглашению хозяина этой странной квартиры, Наваха ввел в нее и свою лошадь. Он ее расседлал, вытер тщательно пучком соломы и, приготовив ей захваченный с собою корм, наконец, позаботился и о себе. Он вынул кое-какие припасы из сумки, разложил их перед огнем и собрался ужинать. Тут только он вспомнил о хозяине дупла, который и сам, по-видимому, не обращал на него внимания.

Наваха поднял на него любопытный взор и остолбенел.

— Себастьян?!. — вскрикнул он.

— Ага! Вы меня узнали, — отвечал тот, грустно улыбаясь. — Я тоже сейчас вас признал, несмотря на перемену одежды. Вы — Наваха.

— Да. Но, Себастьян! Может ли это быть? Вы не умерли?

— Нет еще, но долго ждать не придется, — вздыхая, проговорил матрос. — Добейте меня, если вам это приказано, я защищаться не стану. Сил больше нет!

— Мне ничего подобного не приказано. К тому же, все считают вас умершим.

— Как все? И Майор также?

— Да. Я и принес ему это известие.

Радость озарила лицо Себастьяна.

Бедный малый страшно изменился. Черты его лица вытянулись, он стал бледен, глаза ввалились. Его левая рука была обмотана окровавленной тряпкой. Видно было, что душа еле держалась в этом теле.

— Ну мы, вероятно, много кой чего можем друг другу порассказать, — продолжал Наваха, — но, признаться, я умираю с голоду. Хотя вы, вероятно, уже отужинали, однако, может быть, не откажетесь разделить мою трапезу. Для питья и для еды, знаете, было бы хотение.

— Вот уже три дня, как я ничего не ел, кроме диких плодов, — глухо проговорил бывший матрос.

— Чего же вы молчите! — воскликнул Наваха с участием.

— Мог ли я угадать, узнав вас, каковы ваши намерения относительно меня?

— У меня ровно никаких намерений нет, уверяю вас. Один случай меня сюда привел, и поверьте, что я вовсе не желаю вам зла. Садитесь же и ужинайте да, кстати, расскажите мне о вашем чудесном исчезновении.

Буря яростно выла, потрясая макушки деревьев. Себастьян и Наваха спокойно ужинали у пылавшего костра. Утолив первый голод, Себастьян принялся за рассказ.

Мы не станем его повторять, так как он уже известен нашим читателям; скажем только, что, когда Себастьян дошел до сцены перед судом Линча, Наваха его перебил.

— Ладно, товарищ, — сказал он. — Все это я знаю. Продолжайте!

— Как так знаете? — спросил удивленный матрос.

— Знаю. Да что греха таить, лучше уж всю правду выложить. Ведь выстрелил-то в вас — я!

— Вы?

— Я.

— По приказанию Майора?

— Может быть, и да! — с двусмысленной улыбкой ответил Наваха.

— А я в этом убежден! — с ненавистью сказал Себастьян. — Но мы с ним еще встретимся. Что до вас, товарищ, то не думайте, чтобы я сердился на вас. Вы исполняли данное вам приказание. Но слушайте дальше! Тотчас после выстрела, охотники бросились за вами в погоню. Между тем пуля повредила только мягкие части моей левой руки, но я упал, притворившись убитым наповал. Очутившись один, я быстро вскочил и пустился бежать, как затравленный зверь. Долго ли продолжалась эта бешеная гонка — не помню. Знаю только, что, выбившись из сил, я лишился чувств. Сильная боль возвратила мне сознание: рана моя жестоко ныла; кое-как перевязав ее платком, я побрел дальше, собирая там и сям дикие ягоды. Случай привел меня к этому дереву. К счастью, в кармане у меня были кремень и огниво, и я мог развести костер. Но голод мучил меня, охотиться же я не мог — ружья не было. Медленная, мучительная смерть грозила мне. Я приходил уже в отчаяние, как вдруг судьба послала вас ко мне.

— Душевно рад, товарищ, что так кстати к вам попал и, чтобы не делать доброго дела наполовину, я вам оставлю часть своего оружия.

— Благодарю вас. Вы мне возвращаете жизнь, но верьте, что если когда-нибудь обстоятельства позволят мне на деле выказать вам свою благодарность, вы останетесь мною довольны.

— Я в этом убежден. Скажите мне теперь, куда вы намерены отправиться? Неужели к Майору?

— К Майору? — со сверкающими глазами воскликнул Себастьян. — Никогда!

— Куда же?

— Во Францию.

— Во Францию! Но как вы туда доберетесь? А если доберетесь, то чем вы там будете жить? Жизнь там так дорога!

— Денег у меня довольно. В известном мне месте у меня припрятано их достаточно, чтобы прожить безбедно лет хоть сто.

— В таком случае советую вам — убираться отсюда, как можно скорее, пока еще не поздно.

— Я так и сам думаю; через месяц я распрощусь с Мексикой!

На рассвете друзья расстались. Наваха продолжал свой путь, не заботясь нимало о поручении Майора и всецело предаваясь своим новым интересам.

Около трех часов пополудни он достиг места свидания и подал условный знак. Затем он позавтракал и в ожидании ответа на свой сигнал заснул крепким сном. Но очень скоро топот и ржание лошади разбудили его. Вскочив на ноги, он поспешно скрылся за деревом. Быстро мчавшийся к нему всадник был никто иной как Юлиан Иригойен. Наваха подробно передал ему весь план нападения, составленный Майором, не забыв при этом и его намерения насчет побега.

Юлиан внимательно выслушал его.

— Этот человек погиб! — сказал он, когда Наваха кончил. — Благодарю вас за сведения, они чрезвычайно важны для нас. Мы будем готовы встретить бандитов, как следует. Что же касается вас, то я сдержу мои обещания также, как вы исполнили ваши.

— Но как я проберусь в асиенду?

— Очень просто. Вместо войлочной шляпы вы наденете соломенную и вместо синей перевязи — красную. Поняли? Во время атаки вы броситесь в наши ряды с криком: да здравствует Мексика! Нашим людям будут даны соответствующие приказания: вас возьмут в плен, и вы будете свободны.

Пять дней спустя, Наваха вернулся в лагерь с донесением, что все обстоит благополучно и что охотники и краснокожие, по-видимому, исключительно заняты преследованием бизонов и лосей. Майор был в восторге. Последние сомнения его исчезли: он был убежден в успехе. Его веселое расположение распространялось и на лагерь. Все ликовали в ожидании победы, один Фелиц Оианди казался недовольным и хмурым.

— Я чую беду! — говорил он, покачивая головой.

• Предыдущая
• 36/66
• Следующая