Заживо погребенная - Эмар Густав - Страница 8

• Предыдущая
• 8/66
• Следующая

— Куда же мы поедем, сударыня, в Париж?

— Может быть, и в Париж, но не забывай, что никто не должен знать об этом.

— О! Я умею молчать, сударыня.

— Ну что, ничего не слышно нового в городе?

— Нет, сударыня, сколько мне известно, все идет по-старому… Ах, да! Говорят про какой-то корабль, который показался перед портом в то время как солнце садилось; капитан его не принял лоцмана, который к нему подъехал, сказав, что ему только нужно отправить несколько писем в городе и, поэтому ему в порт въезжать незачем.

— Как это странно.

— И, кажется, шлюпка действительно ездила от него в город, но в городе не остановилась, а, проплыв мимо, поднялась по реке неизвестно к какому месту. Два часа тому назад та же шлюпка опять проплыла тем же путем и подплыла из порта к кораблю, который ее дожидался на взморье. Бог знает, какие толки идут теперь между рыбаками по этому поводу.

Маркиза побледнела во время этого рассказа.

— А не известно, к какой нации принадлежит этот корабль? — спросила она, минуту спустя.

— Как же, сударыня, это испанский корабль. Это ужасно странно!

— Да, в самом деле. Однако раздень меня, я лягу.

— Лучше ли вам теперь, сударыня?

— Немного, но я совсем разбита и хочу спать.

Полчаса спустя, при тусклом мерцании лампады обе женщины, казалось, спали спокойным сном, но маркиза только притворялась спящей. Ни одной минуты в течение этой долгой ночи тревожные думы не оставляли ее. Только на рассвете ей удалось немного вздремнуть.

Впрочем, ночь прошла спокойно и ничто не нарушило тишины этого мирного жилища.

Рано утром молоденькая горничная потихоньку встала и унесла свою постель. В десять часов маркиза позвонила и спросила вошедшую Клеретту, ушли ли за доктором?

— Антон уже давно ушел, сударыня.

— Так он, вероятно, скоро придет. Дай мне одеться, я не хочу принять его в постели, я не настолько больна.

— Какое платье прикажете подать, сударыня?

— Утренний наряд, первый, который тебе под руку попадется, для докторов не следует наряжаться. Но помоги мне прежде встать.

Простой туалет маркизы занял час времени.

Клеретта принесла на подносе утренний шоколад.

Маркиза спросила ее, стараясь казаться равнодушной:

— Ну что же, больше ничего не узнали о вчерашнем таинственном корабле?

— Как же, сударыня, рыбаки видели, как шлюпка подплыла к кораблю, и вскоре после того на корабле распустили паруса, и он ушел по направлению к юго-западу. Все в недоумении, потому что оказывается, что никакого письма на лодке не привозили, и эти люди неизвестно куда ездили.

— Когда-нибудь узнают, зачем они приезжали, — сказала маркиза с грустной улыбкой, — а теперь убери все это, я больше есть не хочу.

Девушка вышла, унося шоколад,

— Он, действительно, уехал, — сказала маркиза, оставшись одна, — но кто знает — не вернется ли он опять? Защити меня тогда от него, Господи!

— Доктор Иригойен приехал, сударыня, и спрашивает, можете ли вы его принять?

— Да, да! — вскрикнула маркиза. — Проси, проси!

Доктор вошел и почтительно поклонился молодой женщине.

— Пожалуйте, доктор, пожалуйте, — сказала маркиза, — я вас ждала с нетерпением. Подай кресло, милочка, и оставь нас. Мне нужно говорить с доктором.

Клеретта подала кресло и ушла.

Маркиза и доктор остались одни.

— Как провели вы ночь, сударыня? — спросил ее доктор.

— Я всю ночь провела в тревоге и размышлениях, доктор, только под утро, когда стало уже совсем светло, я уснула и проспала часа три.

— Вам теперь нечего опасаться вашего мужа. Мне достоверно известно, что корабль, на котором он приезжал, отплыл в два часа ночи.

— Я это знаю, доктор, но он может вернуться.

— Да, действительно, это может случиться; он, вероятно, вернется.

— Может быть, скоро?

— Я не думаю. Он предполагает, что вы умерли, ему и в голову не может прийти, что вы спаслись просто чудом.

— И это чудо совершили вы, мои добрый, мои милый доктор, — сказала она, взяв его нежно за руку.

— Я в этом случае был только орудием Провидения.

— Так вы думаете, доктор, что мой муж нескоро вернется?

— Сударыня, женщина, занимающая такое высокое положение в обществе, как вы, не может исчезнуть без того, чтобы все власти не всполошились; полиция разошлет агентов, сыщиков; нарядят следствие, начнут выслеживать, узнавать. Положим, в настоящем случае, благодаря предосторожностям, принятым вашим мужем, они, может быть, ничего и не откроют, но во всяком случае нужно будет выждать, чтобы об этом деле забыли. До того ваш муж не осмелится заглянуть сюда, он побоится навлечь на себя подозрение.

— Но как его могут заподозрить? Вот уже год, как он отсюда уехал. Это всем известно. Во время же нескольких часов, которые он здесь пробыл, его решительно никто, кроме вас и меня, не видал; вы же, конечно, никому об этом не скажете.

Доктор покачал головой.

— Предположите, что месть вашего мужа вполне удалась. В таком случае уже теперь полиция делала бы дознание в вашем отеле. Она не нашла бы ничего подозрительного, — согласен. Но тогда вспомнили бы о таинственном появлении корабля, о присылке им лодки, неизвестно где причалившей и не привезшей в город тех писем, о которых упоминал капитан. Затем вспомнили бы не менее таинственный отъезд корабля, состоявшийся именно в ночь вашего исчезновения. Вы сами видите, какое подозрение должно родиться вследствие подобного стечения обстоятельств. Ваш муж, сударыня, не только не подумает сюда вернуться, а, напротив, он теперь всеми силами постарается, чтобы в случае нужды могли бы засвидетельствовать, что он вчерашний день был очень далеко отсюда. Пройдет, быть может, несколько лет, прежде чем он посмеет сюда показаться.

— Все это, может быть, и правда, доктор, но когда-нибудь он вернется, и тогда он меня убьет. Вот уже два раза, как он пытался убить меня. Я не могу жить в таком постоянном страхе. Этот человек возбуждает во мне неодолимое отвращение. Я хочу, во что бы то ни стало, оградить себя от его преследования. Это мое твердое решение. Если я вас пригласила к себе сегодня утром, то именно с целью попросить у вас совета — каким образом мне избавиться от человека, который думает только об одном, а именно — как бы меня окончательно обобрать. Он самым постыдным образом растратил все свое личное состояние; вот почему он хочет меня лишить жизни. Он отлично знает, что, пока я жива, я ему не уступлю своего состояния.

— У вас разве раздельное имущество? — спросил доктор.

— Да, доктор; я имею право распоряжаться своим состоянием: покупать, продавать и т. д. в силу условия, заключенного у нотариуса. Условие это мой муж был вынужден подписать за час перед своим отъездом, взамен ста тысяч франков, которые я ему тогда отсчитала и с которыми они уехал на службу в Африку.

— И ваш муж разорен, говорите вы, сударыня?

— У него только эти сто тысяч, которые я ему дала; вернее сказать — ничего, потому что он, вероятно, их уже давно промотал. Вот почему он и приезжал сегодня ночью.

— Все это весьма вероятно. Но ведь он мог уничтожить данное условие, и, вероятно, по приезде в Африку поспешил это сделать?

— Да, я, кажется, что-то подобное слышала, но это все равно. На другой же день после его отъезда я поручила своему нотариусу ликвидировать все мое состояние и купить фонды на вырученные деньги. Это было сделано дней в десять, то есть гораздо раньше, чем мой муж доехал до места назначения. И с тех пор все мое состояние постоянно находится при мне; правда, это мне обошлось недешево. Вследствие этой операции я потеряла около трехсот тысяч.

— Вы, стало быть, очень богаты, сударыня?

— Да, — сказала она печально, — поэтому мой муж и желает меня убить.

Она встала, открыла потайной ящик прелестного столика розового дерева и вынула из него нечто вроде альбома, окованного железом.

— Посмотрите, — сказала она.

Доктор взял альбом и открыл его машинально.

• Предыдущая
• 8/66
• Следующая