Кровавая месса - Бенцони Жюльетта - Страница 3
- Предыдущая
- 3/93
- Следующая
– Что вы, как можно! – легко солгал де Бац. – Мне просто не хочется вступать в дискуссию. Прошу вас, не сердитесь. Смотрите, мы уже приехали!
Впереди показалось здание гостиницы, и спустя несколько мгновений экипаж остановился.
– Вот вы и дома! – Барон нагнулся, чтобы открыть дверцу.
– А вы? Разве вы не останетесь здесь? – Журналист не мог прийти в себя от изумления.
– Мне необходимо выполнить еще одно поручение, – с самой любезной улыбкой заявил барон. – Мы увидимся позже.
Пельтье ничего не оставалось, как выйти из экипажа. А он так надеялся обрести в лице барона щедрого покровителя хотя бы на то время, пока они доберутся до поместья леди Аткинс...
С тяжелым вздохом Пельтье ступил на тротуар и обернулся.
– Заказать для вас комнату? – спросил он, отчаянно пытаясь быть полезным. – И ужин?
– Комнату закажите, но вот насчет ужина я не уверен, – все так же любезно ответил барон. – Возможно, мне придется задержаться.
– Но могу ли я, по крайней мере, отнести ваш багаж?
Де Бацу трудно было притворяться терпеливым, когда в том не было большой необходимости, и теперь учтивая беседа с прилипалой начала его раздражать. Он давно понял, что желание журналиста услужить вовсе не бескорыстно, и достал из кошелька гинею.
– Благодарю вас, но в этом бауле находится предмет, который я должен передать. А вот вы вполне можете попросить, чтобы вам принесли пару бутылок бордоского вина. Выпейте их, если я не вернусь к ужину.
Барон прекрасно знал, что на золотую монету можно было заказать куда больше, чем две бутылки вина, но решил пощадить самолюбие журналиста. Пельтье с готовностью принял деньги. Экипаж отъехал от гостиницы, и полчаса спустя де Бац со спокойной душой пересел в почтовую карету, отправлявшуюся из Лондона на северо-восток. То, что он собирался рассказать своему другу леди Аткинс, не предназначалось для длинных ушей журналиста с неустойчивыми политическими взглядами.
Предоставив кучеру возможность везти его к месту назначения, Жан де Бац закутался в накидку, поудобнее устроился на сиденье, надвинул шляпу на глаза и заснул спокойным сном, словно лежал в собственной постели...
Барон ехал всю ночь. Понадобилось три раза сменить лошадей, чтобы добраться от туманных берегов Темзы до берегов Яра, оказавшись в сотне миль от столицы. Дороги в Норфолке были ничуть не лучше, чем на севере Франции, и это не придавало прелести путешествию. Лишь в одиннадцатом часу утра карета наконец въехала в ограду Кеттерингэм-холла – просторного дворца эпохи королевы Анны, не слишком красивого, но дающего ясное представление о богатстве того, кто его строил.
Крупный землевладелец сэр Эдвард Аткинс поддерживал дом в неукоснительном порядке, хотя сам никогда не жил в Норфолке, этом краю земледельцев, где поля уходят до самого горизонта, а фермы больше похожи на поместья. Домом пользовалась его очаровательная супруга. Они с сэром Эдвардом жили отдельно.
Леди Аткинс в прошлом была актрисой театра Друри-Лейн. Ее огненно-рыжие волосы и необыкновенная красота ирландки снискали ей всеобщую любовь и принесли успех – как, впрочем, и ее талант. Она играла самые яркие роли в репертуаре, но ее судьба отличалась от судьбы Нелл Гвин – еще одной рыжеволосой прелестницы, гордости театра Святой Екатерины.
Нелл Гвин начинала с того, что торговала в театре апельсинами во время антрактов. Позже она поднялась на сцену, а оттуда попала в постель короля Карла II, где и приобрела титул герцогини. В отличие от Нелл, Шарлотта Уолпол, будущая леди Аткинс, происходила из хорошей семьи. Она была незаконнорожденной, но признанной дочерью Томаса Уолпола, близкого родственника бывшего премьер-министра, и госпожи Дюдеффан. Девушка получила хорошее воспитание и образование, прежде чем стала королевой сцены.
Выйдя замуж за сэра Эдварда Аткинса, Шарлотта предпочла высший свет свету рампы, что позволило ей сопровождать мужа в его путешествиях. Она побывала в Версале, была представлена королеве Франции, и этот день стал для нее самым ярким воспоминанием. С тех пор леди Аткинс была безгранично предана Марии-Антуанетте, королева стала для нее образцом во всем. Леди Аткинс очень расстраивалась, что не может занять место при дворе, который буквально завораживал ее. Предоставив мужу возможность продолжать путешествие в одиночестве, она поселилась в Версале, познакомилась со знаменитой Жюли Полиньяк и стала частой гостьей в ее салоне. Затем леди Аткинс переехала в Париж, поближе к дворцу Тюильри и к своему идолу.
Но Шарлотта была англичанкой, поэтому, как только началась революция, ей пришлось вернуться в Англию – тем более что и муж требовал ее возвращения. И теперь леди Аткинс издалека пристально следила за событиями в Париже. Она широко открыла двери своего дома для друзей-эмигрантов, тайно лелея надежду, что когда-нибудь и королева Франции будет искать у нее приюта.
Де Бац познакомился с леди Аткинс еще во время ее первого приезда в Париж, но их отношения стали ближе после кровавых потрясений, которые пришлось пережить Франции. Барон знал, что может полностью на нее рассчитывать. Уже несколько раз корабли барона высаживали на английский берег в Саутуолде или Лоустофте несчастных эмигрантов, и щедрая женщина всегда заботилась о них. Постепенно вокруг нее собрался кружок преданных ей друзей-французов, из рассказов которых она по крупицам собирала сведения о Марии-Антуанетте. Человек, приезжающий в Кеттерингэм-холл, мог не сомневаться, что всегда встретит там нескольких эмигрантов, пережидающих в уголке у камина худшие времена.
Де Бац уже несколько раз бывал в замке и уверенно постучал в дверь кованым молотком. Ему навстречу вышел Брент, мажордом, и приветствовал его с той долей энтузиазма, которую можно ждать от английских слуг – чуть более низкий поклон, сдержанная улыбка и вежливые слова:
– Приезд господина барона большая радость для нас, несмотря на тяжелые времена. Миледи будет счастлива.
Эта маленькая речь была произнесена тоном торжественной грусти, и тут барон заметил, что мажордом одет в черное и что в доме Шарлотты Аткинс траур. В вестибюле, на виду у каждого входящего, между двумя рыцарскими доспехами висел портрет Людовика XVI, увитый черной траурной гирляндой и освещенный свечами двух массивных канделябров. Казалось, рыцари прошлого опираются мечами о постамент, охраняя монарха. В этом было что-то мистическое.
В вестибюле царил леденящий холод – в огромном камине не разжигали огня, сочтя, вероятно, его блеск слишком веселым при подобных обстоятельствах. Де Баца это не удивило: англичане всегда полагали, что холод в комнате и сквозняки идут только на пользу здоровью, и для них жара начиналась с девятнадцати градусов тепла. И хотя барона тронуло такое отношение к смерти его обожаемого монарха, он, сын солнечной Гаскони, с тоской вспомнил о каминах в собственном доме. Путешествуя в тумане и сырости, Жан порядком промерз.
Барон с нетерпением ждал возвращения мажордома, но перед ним предстала сама Шарлотта Аткинс. Ее волосы принесли немного света в мрачный темный вестибюль.
– Неужели вы здесь! – тепло воскликнула она. – Ах, друг мой, вы даже не можете представить, как порадовали меня вашим приездом. Я тронута до глубины души тем, что вам захотелось оплакать эту утрату вместе со мной...
Шарлотта протянула ему обе руки и сделала два шага навстречу. Барон вздрогнул. Черное платье с белым муслиновым воротником и манжетами явилось точной копией того, что, по рассказам, сейчас носила в Тампле Мария-Антуанетта. Прическа под кружевным чепцом, рост, фигура и даже черты лица – все напоминало ему королеву. Жану на мгновение показалось, что перед ним предстала его несчастная повелительница. Правда, Шарлотта Аткинс была немного моложе, и глаза ее сияли, тогда как в очах королевы тревога и горе погасили огонь. Но, очевидно, их сходство усилилось бы, если присыпать Шарлотте волосы пудрой: поговаривали, что королева поседела...
Неожиданно для себя барон почтительно поклонился и поцеловал протянутые руки.
- Предыдущая
- 3/93
- Следующая
