Сквозь тернии - Эндрюс Вирджиния - Страница 2

• Предыдущая
• 2/77
• Следующая

— Прочь! — кричала она им, как королева рабам. — Уйдите и не показывайтесь!

Она закружилась так быстро, что у меня замельтешило в глазах. Она изящно выбрасывала ногу, откидывала голову — все фуэтэ она проделывала даже более профессионально, чем на сцене! Одержимая музыкой, она кружилась все быстрее, быстрее… она танцевала так драматично, что мне захотелось сбросить туфли и присоединиться к ней, стать ее партнером. Но я остался стоять в темно-лиловых сумерках чердака, не в силах оторваться от зрелища, которому, я знал, я не должен был быть свидетелем.

Папа сделал слабое движение. Мама казалась такой юной и прекрасной, что нельзя было поверить, будто ей уже тридцать семь; и такая она была незащищенная, трогательная, как девочка шестнадцати лет.

— Кэти! — наконец, закричал ей папа, рывком снимая иглу проигрывателя со старенькой пластинки. — Остановись! Ну, что ты делаешь?

Она в притворном страхе воздела свои тонкие белые руки, приближаясь к нему мелким балетным шагом, называемым бурэ. А потом она обвилась в пируэте вокруг него, закружив в вихре поворотов, и начала смахивать пыль с него!

— Остановись! — закричал он, схватив щетку и отбросив в угол.

Он схватил ее за талию и за руки, а на щеках ее показалась краска. Руки ее повисли, как сломанные крылья птицы. Голубые глаза ее казались в полумраке еще больше, полные губы ее начали подрагивать, и медленно-медленно, совсем неохотно, она посмотрела туда, куда гневно указывал ей папин палец.

Я тоже взглянул туда и с удивлением увидел две двойные кровати там, где у нас затевался ремонт, чтобы сделать в этой части чердака комнату отдыха Комната отдыха, но при чем тут кровати? Кровати с бельем посреди всего этого хлама? Зачем?

Мама заговорила смущенно и изменившимся голосом:

— Почему ты так рано, Крис? Ты обычно не возвращаешься в это время…

Я был рад, что Крис наконец узнал ее тайну. Теперь он больше не позволит танцевать ей в этой пыли, в сухом воздухе, где можно было запросто упасть в обморок.

— Кэти, я когда-то принес эти кровати сюда, но как ты умудрилась составить их вместе? А матрасы как ты притащила? — Он обшарил кровати и вспылил еще больше:

— А это что?!

То была корзина с провизией для пикников.

— Кэти! — прорычал он. — Неужели история должна повториться? Разве ошибки нас ничему не учат? Неужели мы должны пройти это все снова?

Снова? Что снова? О чем он?

— Кэтрин, — строго продолжал папа, — не строй из себя саму невинность, как глупый ребенок, пойманный на воровстве. Отчего здесь эти кровати, эти чистые простыни и одеяла? Зачем эта корзина? Разве мы не навидались всего этого, чтобы продолжать всю жизнь?

А я-то было подумал, что она составила две кровати вместе, чтобы мы после танцев могли вместе с ней упасть здесь и отдохнуть без посторонних глаз.

Я подвинулся поближе, чтобы лучше слышать. Что-то грустное они оба вспомнили; какое-то скорбное событие пролегло между ними… Какая-то глубокая и свежая рана, незаживающая рана…

Мама казалась пристыженной. Папа стоял в ошеломлении: в нем боролись, сколько я мог понять, желание обвинить и желание простить.

— Кэти, Кэти, — с болью повторил он, — не будь как она ни в чем, прошу тебя!

Тут мама вздернула голову, распрямила плечи и с гордостью взглянула ему в глаза. Она откинула свои длинные волосы и улыбнулась очаровательной улыбкой. Мне показалось, что она сделала это только для того, чтобы папа перестал задавать вопросы, которые были ей неприятны. Я замерз от странных, неприятных ощущений. По спине пробежал холодок. И внезапно нахлынул стыд — я подсматривал, хотя это была привычка Барта, а не моя.

Но как теперь скрыться, не привлекая их внимания? Поневоле мне пришлось оставаться там дальше.

— Погляди мне в глаза, Кэти. Ты больше не хорошенькая молоденькая инженю, и жизнь — это не игра. Зачем тут кровати? И эта корзина только довершает мои опасения. Что ты задумала, черт возьми?

Она хотела обнять его, но он оттолкнул ее руки и продолжал:

— Не задабривай меня, когда я так неприятно поражен. Я каждый день удивляюсь, как я могу после стольких лет, стольких страданий приходить домой и не уставать видеть тебя. И все же год из года я продолжаю любить тебя, верить тебе и нуждаться в тебе! Пожалуйста, не превращай мою любовь к тебе в безобразную комедию.

Выражение ее лица стало недоуменным и мрачным; полагаю, что мое — тоже. Или я неправильно понял, или он не любит ее больше? Мама глядела на двойные кровати, будто сама удивлялась, зачем они здесь.

— Крис, пожалей меня! — сказала она, снова раскрывая объятия ему.

Он покачал головой.

— Пожалуйста, не делай вид, что не понимаешь! — попросила она. — Я не помню, чтобы я покупала корзину; мне прошлой ночью приснился сон, что я пришла сюда, составила вместе кровати… но когда я сегодня поднялась сюда, я подумала, что это ты поставил их вместе!

— Кэти! Не ставил я их!

— Выйди из тени. Я тебя не вижу.

Она отодвинула руками воображаемую паутину. Или правда там была паутина? Но сразу же посмотрела на свои руки враждебно будто они предали ее.

Я огляделся. Да, чердак никогда еще не выглядел так чисто. Пол был выскоблен, куски старого картона аккуратно сложены стопочкой. Она даже развесила на стенах сухие букеты и картины — для уюта.

Папа смотрел на нее, будто она подвинулась рассудком. Я удивлялся: ведь он врач, отчего же он не поймет ее состояния? Отчего молчит? Или он думает, что она притворяется, что ничего не помнит? Он мягко сказал:

— Кэти, не гляди так испуганно. Больше тебе не плыть, захлебываясь, в море лжи. Ты не потонешь. У тебя не будет видений. И не придется хвататься за соломинку, потому что всегда рядом буду я. — Он обнял ее, и она отчаянно вцепилась в него. — Все хорошо, дорогая…

Он гладил ее, вытирал ей слезы, бегущие по щекам.

Потом приблизил свои губы к ее губам. Поцелуй их длился без конца; я стоял, затаив дыхание.

— Бабушка умерла. Фоксворт Холл сгорел дотла. Фоксворт? Что такое Фоксворт Холл?

— Нет, Крис. Не верю. Я только что слышала, как она взбиралась по лестнице. А как она может взойти по лестнице, если она боится высоты?

— Ты что, спала здесь, и тебе приснилось?

Я поежился: о чем они, черт возьми? Какая бабушка?

— Да, — проговорила она, целуя его. — Наверное, я приняла душ, легла на патио, и мне приснился дурной сон. Я даже не помню, как я здесь очутилась. Я не понимаю, как я пришла сюда, отчего я начала танцевать; я иногда ощущаю, что я — это она, и тогда я ненавижу сама себя!

— Нет, ты — не она, и мама далеко теперь, она никогда не сможет вмешаться в нашу жизнь. Виргиния отсюда в тысячах километров, и все, что было — прошло. Спроси сама себя: если мы выжили в худшие времена, неужели мы сдадимся и не переживем лучшее?

Мне хотелось то уйти, то остаться, я ничего не понимал. Я видел своих родителей со стороны, как чужих людей, юных, несовершенных, несильных, какими я себе их не представлял.

— Поцелуй меня, — пробормотала мама. — Прогони эти призраки. Скажи, что любишь меня и что будешь любить всегда, что бы я ни сделала.

Он охотно исполнил все ее желания. А потом, успокоенная, она попросила его потанцевать с ней. Она снова поставила пластинку, и полилась музыка.

Я видел, как неловко он делал балетные па, которые были столь знакомы для меня. У него не хватало грации, чтобы вести такую партнершу, как моя мама. Мне было неудобно за него. Она поставила другую пластинку, танцевальную мелодию. Теперь папа чувствовал себя увереннее. Прижавшись щека к щеке, они скользили по чердаку.

— Мне так не хватает тех бумажных цветов, которые мы видели, просыпаясь, — проговорила она.

— А помнишь, как внизу под лестницей близнецы смотрели маленький черно-белый телевизор… — с закрытыми глазами проговорил он. — Тебе было в то время только четырнадцать, и, к своему стыду, я уже тогда любил тебя.

К стыду? Почему?

Он не мог знать ее, когда ей было четырнадцать. Я нахмурился, стараясь припомнить, когда они встретились. После того, как родители мамы погибли в автомобильной катастрофе, мама с сестрой Кэрри убежали из дома на автобусе. Они поехали на юг, и одна добрая чернокожая женщина по имени Хенни взяла их домой, к своему хозяину доктору Полу Шеффилду, который благородно принял двух девочек. Мама там продолжила заниматься балетом и там же встретилась с Джулианом Маркетом — моим отцом. Я родился вскоре после его гибели. Тогда мама вышла замуж за дядю Пола. Он — отец Барта. Уже потом, много лет спустя, она вышла замуж за приехавшего туда Криса, младшего брата Пола. Значит, откуда ему было знать маму, когда ей было четырнадцать? Неужели они станут врать нам?

• Предыдущая
• 2/77
• Следующая