О молитве Иисусовой и Божественной Благодати - Голынский-Михайловский Антоний "архиепископ" - Страница 65

Заповедь о трезвении и молитве как главном оружии в борьбе с духовным врагом дана христианам Самим Господом и не единожды повторяется апостолами[99]. Прп. Симеон Новый Богослов называет трезвение

{231}

основой духовного делания. А свт. Григорий Палама определяет это делание так: «Рассуждающую способность души мы тоже совершенствуем, выгоняя все, что мешает мысли стремиться к Богу, и этот раздел умного закона именуем трезвением»^{282}. У святых отцов эта наука называлась по-разному: сердечным безмолвием, противоречием помыслам, блюдением сердца, хранением ума, вниманием и подобно тому. Суть же, по слову прп. Симеона, в том, что, «кто не внимает себе и не хранит ума своего, тот не может сделаться чист сердцем, чтобы сподобиться зреть Бога». Ибо греховные помыслы — это стена, отделяющая человека от Господа, и только освобождение от них разрушает преграду, открывает возможность общения с Богом.

По учению святых отцов, трезвение должно находиться в теснейшей связи с молитвой, без соединения этих двух средств борьбы с помыслами успех в брани не достижим. Прп. Симеон в своем известном трактате «Метод священной молитвы»[100] пишет: «Трезвение и молитва связаны, как душа с телом: одно не существует без другого. Соединяются они двояко. Сначала трезвение противостоит греху, будучи неким передовым разведчиком, а следом молитва сразу уничтожает связанные стражей постыдные помыслы, чего не может совершить одно внимание. Это дверь жизни и смерти, то есть внимание и молитва»^{283}.

Святогорский монах Пантелеймон[101] в своих записках приводит следующее замечание многоопытного афонского старца: «Я говорю ведь не о молитве соборной или келейной устной, но о молитве Иисусовой, произносимой умом в сердце, а не в голове, как это обычно устным молитвам. Когда ум после многих трудов войдет в сердце и будет всегда там пребывать, тогда прекращаются всякие его парения и блуждания по всей вселенной; а до того, пока он в голове, то парения его невозможно удержать. Сначала бывает это очень трудно, и четверть часа понуждения продержать неудержимый ум в сердце кажется За какую-то вечность. Ум стремительно вырывается оттуда, но мало-помалу, с помощью благодати Божией и своего терпения, он свыкается, и, наконец, его уж оттуда и не выманить!»^{284}

Затворившись в сердечной крепости, ум пребывает в относительной безопасности и покое. Ум удерживается в сердце молитвой. Отвлечение

{232}

от молитвы и помышление о любом постороннем предмете извергают его оттуда. Задача врага состоит в том, чтобы выманить ум из его укрытия. Приближающийся извне помысел-прилог является приманкой, которую ум либо игнорирует, либо реагирует на нее одним из двух способов. Первый — правильный: ум, вооруженный Иисусовой молитвой, наносит быстрый короткий удар по прилогу, никак не вникая в его содержание, в результате чего помысел рассеивается и исчезает. Второй путь — ошибочный и проигрышный: ум обращает внимание на содержание помысла. Здесь — ловушка. Если внимание задерживается на предложенной мысли, то цель врага уже достигнута — ум покидает крепостные стены, ибо внимание к помыслу есть неизбежный выход из сердечного затвора. Теперь ум беззащитен и уязвим; уловленный помыслом, плененный им, он уводится в рабство. Чем далее он ведом, тем труднее вырваться из плена и возвратиться назад. А вернувшись, ум, по учению отцов-трезвенников, после общения с врагом не может остаться неповрежденным или неоскверненным.

Свт. Игнатий, подчеркивая, что заимствует суждение «из опытного учения великих иноков», пишет: «Они завещевают новоначальным подвижникам немедленно отвергать всякую злую мысль, только что она явится уму, — потому что ум новоначального еще слаб и неопытен, еще не разрушил дружбы со грехом и, вступив в беседу с ним, непременно увлекается и низлагается им». Иное дело — искушенные многим подвигом воины, таковым доступна утонченная брань: «Отцы завещают преуспевшим подвижникам не тотчас отвергать злую мысль, но сперва рассмотреть, истязать, обличить и тогда уже отринуть ее. Таким образом действия доставляется особенная опытность в невидимой борьбе с духами злобы, изучается их лукавство, их козни, сила веры, смирения и молитвы»^{285}.

Удержание в поле умственного зрения худой, неподобающей мысли для неопытного подвижника чревато не только осквернением ума — оно грозит поражением самому сердцу. Старец Евсевий[102] строго предупреждает: «Всегда имей внимание в уме, чтобы ты мог, когда придет лукавый помысел, сразу выгнать его, чтобы он не оставался в твоем уме ни на секунду. Ибо если он задержится в уме, то есть опасность, что он опустится в сердце». То же читаем у Иосифа Исихаста: «Дьявол спешит изобразить помысел в твоем уме, но ты не оставляй его, а разбивай молитвой… Избегай дурных помыслов, как огня. Совершенно не обращай на них внимания, дабы они не укоренились в тебе»^{286}. О сугубой важности этого предмета предупреждал своих чад Варсонофий Оптинский: «Охра

{233}

нять свою душу от помыслов — это трудное дело, значение которого даже непонятно людям мирским… Мысль не просто приходит и уходит. Иная мысль может погубить душу человека, иной помысел заставляет человека вовсе повернуть на жизненном пути и пойти совсем в другом направлении, чем он раньше шел»^{287}.

Невидимая брань требует непрестанной работы над своим сердцем и умом, так как человек постоянно находится среди вражеских сетей. Даже когда борьба затихает, нельзя позволить себе расслабления, так как брань может отступать по разным причинам. Прп. Нил Синайский, посвящая в некоторые тонкости «военного» искусства, пишет, что демоны-искусители иногда отступают на время «не только от человека, их победившего, но и от побежденного ими. Потому что Бог, промышляющий о Своем создании, дает побежденному краткий перерыв и отдых, чтобы мог он перевести дух, собраться с силами и снова поднять руки на противников»^{288}. И еще о «военных хитростях» врага: «Если, молясь против какого помысла, заметишь, что он скоро и легко утих, рассмотри, отчего это произошло, чтоб не попасть в засаду и, обманувшись, не сделаться предателем себе самому. Бывает, что иногда демоны, вложив тебе какие-либо помыслы, сами же побуждают молиться против них, воспротиворечить им, — и тотчас отбегают, чтоб ты впал в прелесть, возомнив, что начал уже побеждать помыслы и устрашать демонов»^{289}.

Все отцы в своих писаниях настойчиво предупреждают о коварстве и изощренной опытности врага. Авва Евагрий остерегает: «Против отшельников бесы борются сами, а против тех, кто добивается добродетели в киновиях и братствах, они вооружают наиболее нерадивых из братий. Но вторая брань намного легче первой, потому что на земле нельзя найти людей, которые были бы более жестокими, чем бесы… Помысел тщеславия — наитончайший, и он сопутствует тем, кто легко преуспевает в духовном делании, желая сделать общим достоянием их подвиги и ища славы человеческой (1 Фес. 2:6). Он заставляет монаха воображать, как кричат изгоняемые им из одержимых бесы, как исцеляются женщины и как толпа прикасается к его одеждам; затем прорицает ему священство и массу народа, стоящую у дверей и жаждущую увидеть его. И, возбудив таким образом монаха пустыми надеждами, помысел тщеславия улетает, оставив его на искушение либо бесу гордыни, либо бесу печали, который наводит на монаха помыслы, противоположные прежним надеждам… Бес гордыни есть тот, кто ввергает душу в самое тяжкое падение. Он убеждает ее не признавать Бога Заступником, но считать саму себя за причину преуспеяний, превозносясь над братиями, как несмысленными… За гордыней следует гнев, печаль и, как самое конечное зло, исступление ума, сумасшествие и видение в воздухе множества бесов…