О молитве Иисусовой и Божественной Благодати - Голынский-Михайловский Антоний "архиепископ" - Страница 88

Вот так нас и воспитывал. Как-то, помню, владыка служил в Донецке. Народу собралось много. Стоять долго с моими больными ногами трудно. Переминаюсь с ноги на ногу. А он со своими ногами, которые все в ранах, не пошевельнется. Вдруг оборачивается, говорит в мою сторону: «Антония, возьми себя в руки, нечего танцевать».

Литургию в нашем доме владыка служил почти каждый день. Иногда люди к нам приезжали, местные несколько человек приходили, а иногда и никого не было — мы вдвоем. Приезжали люди, которые с ним сидели в лагерях, — они жаждали встречи с ним. Иногда по 40–50 человек собиралось. Он знал, как утешить человека. Шли к нему люди со своими скорбями, а от него летели такие восторженные, такие радостные. Все снимал, всю тяжесть.

{309}

А, бывало, приедут к нам чуваши, мордва, белорусы, украинцы, и вот пой с ними литургию. Каждый по-своему поет. Переживаю, молюсь: «Царица Небесная, у Тебя ж столько ангелов певчих, пошли хоть одного». Смотришь и споем литургию. Без репетиции. И говорили, что у нас хорошо поют. Вот так Господь устраивал.

Привозили ему много письменных исповедей и огромное количество записок на поминовение усопших. Когда владыка вынимал за них частицы на проскомидии, то некоторые частицы отлетали в сторону. Он видел эти души, за которые просили молиться. Я спрашивала: «Владыка, какие они?» — «Черные. Их нельзя класть в Чашу». Среди них были и некрещеные, и самоубийцы, и владыка по одному имени видел, что это за души.

Владыка был настоящим делателем молитвы Иисусовой. Нам-то в наших условиях едва ли возможно благодатную сердечную молитву обрести. Нам необходимо все время как бы за ризу Господню держаться — не упускать Его имя. Забыли, отвлеклись — сразу же опять схватиться, читать молитву опять, не считая количества молитв. И так постепенно приучимся, начнем уже страшиться: только бы не потерять молитву, только бы снова не отойти от Господа. Владыка завещал нам «наламывать язык и сердце на молитву Иисусову». Без конца он читал и молился. «Добротолюбие» всегда раскрытым у него на столе лежало. Акафисты очень любил. И не бывало такого, чтобы он заскучал.

Владыка учил, что смыслом жизни человеческой является непрерывная работа над собой. Кто бы тебя ни обижал, кто бы что ни говорил тебе, ты считай: «Господь попустил, значит, так оно и надо». Тебя оскорбили, унизили, — а ты все это принимай с радостью, с терпением, как из руки Божией. Когда начнете в себе это воспитывать, то легко будет. И уныния не будет. Настанет радость.

Злоба вселяется в человека под действием демонской силы, и нам надо стараться жить так, чтобы бесу не было доступа внутрь нас. А достигается это только смирением. Напали на вас словами, обвинениями — вы смиряйтесь. Вырабатывать надо в себе это чувство. Так постепенно отшлифуется внутренний человек.

Нам земная жизнь дана, чтобы этой жизнью ту жизнь заработать. А люди изо всех сил работают, чтобы какую-нибудь там мебель купить. Чтобы потом руки сложить и с собой ничего не взять. А что нужно для спасения? Смирение. Оно все побеждает. Перед ним враг бессилен. Когда святые этого достигали, для них не важно было, хва

{310}

лят ли их, ругают ли, ничего их не касалось. А мы такие плотские, такие самолюбивые. Если нам что-то сказали, как-то посмотрели не так, на другого больше внимания обратили, мы уж так задеваемся, так волнуемся.

Наука из наук — победить самого себя, свою гордость. Ведь смирение может быть ложным. На вид как будто смирен. А когда тебя глубже заденут, ты не выдерживаешь. Или внешне молчишь, а внутри на кого-то обиду, гнев носишь. Это смирение ложное. Сам человек смирения не приобретет. Надо просить Господа. Сам человек ничего не может сделать. Вот Господь и попускает нам скорби и трудности, чтобы мы всегда просили Его помощи. И в болезни, и в искушении, и в несчастий…

Владыка своим примером учил нас смирению, терпению и любви. Всех людей любить мы пока не можем, особенно тех, которые на нас нападают, наносят нам оскорбления. Мы только терпеть можем, а любить — это ведь выше всего.

Рассудительность во всем нужна. Например, в наше время поститься со всей строгостью невозможно. Мы сейчас пленники. Если мы возьмем на себя особый пост, то он будет раздражать врага. А зачем раздражать врага, когда ты не сможешь с ним бороться? Это могли только подвижники. Наш век — век не поста, а век болезней и терпения. Пост не приближает человека к Богу и не удаляет. Пост не для Бога — для нас самих нужен. Но если возьмем на себя чрезмерный пост, то мы его просто не осилим.

Нам нужен пост внутренний, чтобы поломать себя: стать кроткими, смиренными, терпеливыми. Если Господь попускает скорби, со смирением надо принять. Если Господом попущено, значит, принять как из Божьей руки и все терпеть. Настоящий пост — это когда человек терпеливо, без обиды несет все огорчения и нападения, считая, что он заслужил их. За что? За прошедшую жизнь, за молодость легкомысленную. За это мы должны очиститься здесь, чтобы там, на мытарствах, не было совсем худо.

При постриге монашеском дается обещание «в немощах пренемогать», вот так и надо пренемогать себя: все болит, а ты все равно иди на молитву. Встать не можешь, уже, кажется, умираешь, а все равно — пересиливай себя и вставай. А главное — внутренне себя превозмогать. Наша гордость — как зверь какой. Чуть его задели, он готов выскочить и всех растерзать. А ты его назад заталкивай. Обидели тебя, злишься на кого-нибудь, хочется все ему высказать, а ты скажи сам себе: «Сиди там, не вылезай» — и вместо грубости, наоборот,

{311}

говори с человеком ласково, приветливо. Побеждай себя, и постепенно привыкнешь. Так стяжается смирение. Это и есть бескровное мученичество. Святые мученики страшно страдали, но кратко. А тут бескровная мука, но не на год, не на два, а на всю жизнь.

А уж если попустит Господь сильные страдания или настоящие гонения придут, то, как владыка говорил, нужно представить, что ты идешь на Крест. Перед смертью он как-то сказал: «А вам, может быть, придется еще пострадать. Но если придет такое время, то не устрашитесь, идите как на Крест, смело, с открытой грудью, не сомневаясь, ни о чем не жалея, с радостью принимая его. Тогда сила Божия осенит и укрепит, и вы устоите. А если мысленно попятишься от Креста, если в мыслях раздвоишься, поколеблешься, испугаешься за себя или за родных, то в это время демонская сила вмешается, благодать отойдет и уже не устоять в страданиях. Осознать надо, что пришел тот час, когда тебе нужно оправдать свою веру, свою верность Господу. Иди, как шли святые мученики. Господь укреплял их, они даже мучений не ощущали, а если ощущали, то понимали, что это дается для очищения от прежних грехов. Просите у Бога помощи. За детей, за родных не страшитесь — нашими страданиями мы им поможем, и Господь их помилует».

Наступает такое время, говорил владыка, что если не выполнять молитвенного правила, то никто не устоит, какого бы он высокого сана духовного ни был. Сам он ни одной ночи не спал, если только днем часа два поспит, и то, смотришь на него — он и во сне Иисусову молитву шепчет. Вот такой у него был сон. А когда сильно болел, лечил себя литургиями, еще больше молился. Температура высокая, еле стоит, за престол держится, но служит. Так побеждал себя. Бывало, весь огнем горит, но никогда не измерял ни температуру, ни давление. «Зачем давление измерять? Успокоился человек — давление упало», — так он говорил. Он считал, что все болезни от демонской силы.

У него после лагеря были большие открытые раны на ногах, вены закупорены, ноги черные, помороженные. Он сам изучал гомеопатию и других лечил — но, правда, всем одно лекарство от всего давал. И люди выздоравливали. Дело, конечно, не только в нем было, но и в самих людях. Они ему верили. Наверное, не всякого человека можно так вылечить.