Матрица смерти - Эйклифф Джонатан - Страница 44

• Предыдущая
• 44/46
• Следующая

К собственному удивлению, я обнаружил, что не утратил дар речи. Я боялся, что лишился способности говорить.

– А что, если я не подчинюсь?

– Это будет чрезвычайно глупо. Даже и не думай об этом. Если ты сделаешь его счастливым, отец твой тут же поправится. Если же нет, состояние его ухудшится. Это очень просто. Боль может продолжаться бесконечно долго. Мать твоя тоже не бессмертна. Если уж тебе себя не жаль, то подумай хотя бы о них. Чего уж он, в конце концов, такого просит?

– Катриона не его жена.

– Думаешь, для такого человека, как он, это что-то значит? Она ему нужна. Он ее заслуживает.

– Она его не захочет.

– Ты воображаешь, что он об этом не подумал? Ты слишком наивен. Если уж он воскресит ее из мертвых, то наверняка сумеет воздействовать на ее чувства.

– Тогда зачем ему нужен я? Почему бы ему не сделать этого без меня?

– Скажи, Эндрю, ты хочешь, чтобы он попытался? Без твоего присутствия и участия ничего не получится, – он помолчал, как бы обдумывая трудное решение. – Эндрю, я хочу, чтобы ты кое-что увидел.

Нагнувшись, он подал мне руку и помог встать. Голова моя кружилась, ноги задеревенели от холода. Стоя, я мог видеть окружающее более отчетливо, хотя, слава Богу, слабый свет фонаря оставлял большую часть в тени.

Мы находились в склепе, длинном помещении с низкими сводами и каменными стенами, вдоль которых стояли гробы. Маклин провел меня вперед. Проходя, я видел по обеим сторонам двухсотлетние останки, лежащие вдоль стен или втиснутые в ниши. Тяжелая паутина, свисая полотнищами, покрывала огромные гробы, забитые гвоздями, и узкие деревянные ящики, в полном беспорядке поставленные друг на друга.

То тут, то там штабеля разваливались: слишком тяжелым оказывался груз новых поколений для лежавших внизу. Крышки гробов разлетались, боковые части отскакивали, содержимое вываливалось наружу. Огромные пауки, не уступающий по размеру мышам, копошились в щелях.

Но больше всего беспокоил меня не вид останков, а звуки, доносящиеся из закрытых гробов. Агнус спускался сюда годами. Практиковался, оттачивал мастерство, совершал ошибки. И эти ошибки так и лежали здесь.

Что-то под крышкой гроба толкалось и скреблось. Я поспешил пройти мимо.

– Они слышат нас, – сказал Маклин. Даже при этом тусклом свете видно было, что его, обычно румяное, лицо было мертвенно-бледным. – Мы беспокоим их. О чем-то напоминаем.

Пройдя под каким-то сводом, мы вышли в комнату, намного меньше той, что только что оставили. Запах разложения здесь, как ни странно, был еще сильнее, правда, частично его перешибал другой, незнакомый, аромат.

В нише находился большой гроб викторианской эпохи с выгнутой крышкой. Доктор то ли направил, то ли подтолкнул меня к нему. Незнакомый запах здесь чрезвычайно усилился. Маклин поставил фонарь на нижнюю полку и отпустил мою руку. Я и не думал бежать. Бежать мне было некуда. Обеими руками он сдвинул в сторону тяжелую крышку, так чтобы мне можно было заглянуть внутрь. Я видел, как он отвернул лицо, когда поднес к гробу фонарь. Затем подтолкнул меня вперед. Запах, поднявшийся из гроба, был совершенно невыносим. Мне казалось, я теряю сознание.

Я посмотрел внутрь. Как я жалел, что не воспользовался возможностью и не убежал! Этого мгновения я не забуду до своего смертного часа. А может, даже и после смерти. В этот момент я понял: рая нет.

На трупе было длинное платье, сшитое по викторианской моде. Я вспомнил, где видел его раньше, – на фотографии Ангуса Милна и его жены, Констанции. И вспомнил кое-что еще. Заснеженную поляну в Пеншиел-Хаус, освещенную лунным светом, и странное существо – ползущее и спотыкающееся, словно слепое.

У меня перехватило дыхание, и я отвернулся. Я успел заметить отвратительную подробность. У трупа, бывшего когда-то Констанцией Милн, не было ни носа, ни рта, ни даже челюсти, но она все еще дышала.

Маклин закрыл гроб, и мы покинули зловонную комнату. Предупреждение не могло быть яснее. Я думал о Катрионе и о той, что лежала в гробу. Ангус Милн не оставил мне выбора.

Мы вернулись назад. В темноте двигались какие-то тени. Я старался не смотреть.

– Сейчас я тебя покину, – объявил Маклин. – Ненадолго. Чтобы ты немного подумал.

– Пожалуйста, – взмолился я. – Не оставляйте меня здесь в темноте.

– Темнота тебе покажется предпочтительнее, чем свет, Эндрю. Бывают вещи, которые лучше не видеть. Я ненадолго, обещаю тебе.

Он ушел, а я опять остался в кромешной тьме. Но в этот раз я уже знал, где нахожусь и что меня окружает. Они не прекращали шуршать и скрестись. Я же не осмеливался заткнуть уши из страха, что они подойдут совсем близко.

Я не знал, сколько времени прошло. Минуты? Часы? Значения не имело. Здесь время остановилось. Минута могла показаться вечностью. Имело значение лишь одно: не быть здесь.

Справа от меня, в тени, что-то шевельнулось, затем загорелся свет. Вздрогнув, я оглянулся. Ко мне медленно двигался старик, его поддерживал Маклин. Доктор держал фонарь, а старик – свечку в подсвечнике. Трудно было определить его возраст. Лицо и тело его напоминали скелет. Как будто его только что достали из гроба. На нем была длинная мантия из черного шелка. Голова его была совершенно лысой, если не считать длинных седых прядей на затылке. Если бы не живые глаза в запавших глазницах, я принял бы его за живой труп.

– Я соскучился по вас, Эндрю, – произнес он тонким, едва узнаваемым голосом. – Вы были умным товарищем. Подавали надежды. Я мог бы сделать из вас что-нибудь путное, но вы дали волю сантиментам. Я обещал обучить вас мастерству, которым вы хотели овладеть, а вы меня предали. Да, я в вас сильно разочаровался. Думал, вы способны на большее.

– Я не предавал вас, – ответил я. – Вы сами себя предали много лет назад, когда пытались завладеть тем, на что никто не имеет права.

– Вечной жизнью? Это вы имеете в виду? Не будьте смешным. Дело вовсе не в этом. Вечная жизнь сама по себе абсурдна. Цена ей не больше, чем обычной жизни. Спросите любого: хотят ли они просто жизни, существования? Думаю, нет. Впридачу к вечной жизни необходимо все то, что делает эту жизнь ценной. Деньги, удовольствия, здоровье, любовь, впечатления, знания, успех, власть, дети. Список может меняться, в зависимости от типа человека. Мы не можем получить всего. Об этом мы узнаем рано. Но мы стараемся взять то, что можем, и надеемся, что со временем возьмем что-то еще. Что-то такое, чего у нас еще нет, но что мы резонно полагаем получить в будущем. Без всего этого долголетие будет лишь продлением жалкого существования. К тому же еще и превратности судьбы... Было бы неразумно не предполагать, что тебя могут подстерегать болезни, инвалидность, разорение, потеря близких... При таких обстоятельствах вечная жизнь станет невыносимой. Вместо того, чтобы продлить жизнь, мы будем жаждать смерти. Нет, Эндрю. Если вечной жизни и быть, так только без упомянутых «подарков судьбы». Осмотрительность вознаграждается. Та же магия, что продлевает жизнь, может даровать и хорошее приданое в виде власти, богатства и здоровья. Кто-то добивается одного, кто-то – другого, но лишь избранные получают все сразу.

Он помолчал. Пока он говорил, я заметил, что не только молодость покинула его. Вежливость, жизнерадостность тоже исчезли. А их место заступили железная воля и направленность на одну единственную цель.

– Доктор Маклин показал вам то, что у нас хранится внизу. У вас было время подумать о том, что вас ожидает, если вы откажете в содействии. Но прежде чем подняться наверх, я покажу вам еще кое-что.

Маклин взял меня за руку и повел вперед. Мы миновал одну низкую арку, затем – другую и остановились перед деревянной дверью, висевшей на больших заржавленных петлях. Доктор наклонился и вставил ключ в замок. За открывшейся дверью нас встретила кромешная темнота.

Мы стояли на пороге. Маклин посветил фонариком внутрь помещения. Увидел я очень мало. Лишь очертания гробов да кости, а потом – медленно передвигающиеся белые тела. Доносились знакомые звуки. Я вспомнил книжную гравюру, а потом – последние слова из письма Яна: «Уничтожь все. Они роятся. Ангус Милн привез их из Марокко».

• Предыдущая
• 44/46
• Следующая