Глинтвейн на двоих - Кривская Елена - Страница 29

— Пойдем к пруду По дороге придумаешь, что сказать.

Действительно, он несколько раз открыл рот, пытаясь что-то проговорить, но не находя слов.

— И… других причин не было?

— Кроме тех, про которые я говорила по телефону — нет.

Он сам взял ее под руку. Долго молчал. Она опять рассмеялась.

— Что-то я не слышу больше вопросов. Ты же обещал просто засыпать меня ими. Я готовила длинную оправдательную речь. Хотя до сих пор толком не понимаю, в чем мне оправдываться. Если перед кем-то мне и нужно было бы это сделать, так это… перед твоей женой.

— Не думаю, — ответил он. — Нет, не нужно.

— Она изменила тебе?

— Она ушла от меня. После того, как я застал ее с другим.

— Честно поступила, — тихо сказала она.

Поверхность пруда казалась непроницаемой и почти безжизненной. Только несколько растрепанных уток копошилось в тине возле берега. Казалось невероятным, что в этой жидкой, холодной грязи можно было найти что-то съедобное.

Аня принялась кормить уток, кроша в воду печенье. Но утки, восприняв ее действия как враждебные, как по команде снялись и острым углом поплыли к противоположному берегу.

— Мы мало знаем друг о друге, — заговорил профессор, — я думаю, будет время, когда мы начнем понимать друг друга с полуслова.

Аня задумчиво смотрела вслед удалившимся уткам.

— Ты правда хочешь, чтобы мы больше узнали друг друга?

— А ты разве нет?

Она приподнялась на цыпочки и прижалась щекой к его щеке.

— Все-таки здесь неуютно, — заявила она. — Как было бы здорово поговорить про все это в тепле, у камина. Или при свечах, как в мастерской у Савелия. Выпить глинтвейна.

Она слабо улыбнулась.

— Поедем сейчас ко мне, — предложил он.

— Лучше не надо, — подумав, ответила она. — Ты же знаешь, я еще не в форме… А у тебя… слишком хорошо. Я боюсь… перевозбудиться… Ты, заметил, как возбуждает горячий глинтвейн?

— Через неделю ты будешь в форме, на этот раз не сорвется? Пойми, это последний шанс провести время вместе перед моей командировкой.

Его командировка! Она забыла о ней.

— Я думаю, что мы увидимся, — сказала она. — Но, понимаешь, я боюсь загадывать вперед. Видишь ли, у меня в жизни бывают периоды, когда все против меня. Все и вся. Знаешь, по-честному, когда ты со мной вчера вот так заговорил… не так, как всегда, мне почудилось, что даже ты… Теперь я знаю: ты со мной. Но эта полоса невезения… Раньше я думала: просто переждать, и все изменится к лучшему. Но теперь мне пришло в голову: а что, если попробовать вырваться? Только одна я не смогу. Не получится. Ты мог бы мне помочь?

— Каким образом?

— Не знаю, — честно призналась она. — Не знаю.

К числу непредвиденных обстоятельств, направленных против нее и него, могла быть плохая погода. Холодный осенний дождь, который не дал бы им прогуляться по лесу, сходить к озеру. Но погода благоприятствовала как никогда. Утром, едва проснувшись, профессор ощутил необыкновенную свежесть и бодрость как будто выпил огромнейшую чашку крепкого кофе. Почему-то ему казалось, что в этот необыкновенный день у него все должно получаться. Приподняв штору, он увидел поседевший от мороза город, и багровое осеннее, только поднявшееся солнце источало, казалось, не тепло, а мороз. Он не сразу осознал глубину своего разочарования, когда позвонила Аня и жалобным голосом сообщила, что к ней опять нагрянули родственники.

— Много? — спросил он, помолчав.

— Не очень. Дядя с теткой и двое взрослых племянников. Но достаточно, чтобы устроить мне сумасшедший день…

— Они что, собираются осматривать город?

— Где там. Они проездом за границу. Приторговывают. Завтра у них пересадка на поезд. Сутки им нечего делать — только водку пить. Слышишь — уже начинают…

Он действительно слышал отдаленный гул голосов — приглушенные мужские басы и один, повизгивающий, — женский.

— Да повезло с родственниками…

— Я ведь их не выбирала…

Он чувствовал, что она готова расплакаться.

— Они так редко у меня бывают — и надо же — именно теперь…

— Перестань, — сказал он, — не переживай. Что-нибудь придумаем. На всякий случай подготовься в любой момент выехать. Прихвати самое необходимое.

— Они меня не выпустят. Требуют, чтобы я с ними разговаривала.

— Ничего. Посмотрим.

Его не оставляло предчувствие, что события в этот день должны повернуться так, как он хочет. Только для этого надо было повести себя неординарно, не в том стиле, в котором он прожил большую часть жизни.

Полтора часа спустя он набирал ее номер по таксофону.

— Как родственники, угомонились?

— Где там! Тебе разве не слышно?

Действительно, мембрана передавала разнобой голосов, на этот раз звучавший в ином тоне — беспокойном, почти агрессивном.

— Что это они так расходились?

— У них кончилось спиртное. Спорят, кому идти в гастроном.

— Предложи им свои услуги. Возьми сумку, прихвати вещи.

— И… что?

— Моя машина у твоего подъезда. Я звоню по таксофону. Поняла?

— Мы… уедем? А как же они без меня?

— Мы проедем несколько кварталов, и ты им позвонишь. Что-нибудь придумаешь. Они что, без тебя не обойдутся?

— Вообще-то, обойдутся, если найдут себе занятие. А занятие у них… сам понимаешь какое. Нет, ты не подумай, они прекрасные поди, но вот решили расслабиться перед дальней дорогой.

— Пусть расслабляются. Спиртным мы их обеспечим.

Спустя несколько минут Аня сидела у него в машине, а он, нагруженный звякающей авоськой, поднимался в лифте на ее этаж. Придерживая лифт, он дважды нажал дверной звонок. Дождавшись щелканья замка, он быстро ретировался, оставив авоську с бутылками у дверей…

«Девятка» сорвалась с места и так стремительно набрала скорость, как будто за ними гнались гангстеры. Профессору на миг показалось, что он участвует в съемках боевика, где красавицу похищают из бандитского логова.

Аня съежилась на сиденье и выглядела какой-то маленькой. Неуверенно погладила его по колену и тихо сказала:

— Мне все кажется, что мы делаем что-то не то…

Его тоже тревожило подобное чувство, — когда он пытался представить себя со стороны, в кадре. Немолодой профессор, увозящий студентку от ее родственников. Да еще с помощью этой странной уловки с бутылками…

— Как ты думаешь, что они сделали, найдя твою сумку на пороге?

Аня пожала плечами:

— Не знаю. Удивились. А потом, наверное, пошли пить. У них, как выразился мой двоюродный брат, «буксы горят».

— По крайней мере, не похоже, чтобы нас кто-то преследовал.

— И все-таки так нельзя. Останови здесь. Я им позвоню.

Он затормозил. Аня приоткрыла дверцу и застыла, беспомощно глядя на него:

— Как мне им объяснить?

— Скажи что-нибудь похожее на правду. Что у тебя встреча с преподавателем, который через три дня уезжает в командировку. Что тебе нужно срочно пересдать зачет. Иначе отчислят. Вечером вернешься.

Она улыбнулась:

— Ты действительно собираешься принимать у меня зачет?

— Иди звони.

— Они отпускают меня на зачет, — сообщила она, вернувшись в машину. — Вообще, все в благодушном настроении — спиртное помогло. Передают привет преподавателю.

— Ты думаешь, они о чем-то догадываются?

— Не знаю. Меня это не беспокоит. Меня тревожит другое: правильно ли то, что мы делаем? Может быть, мы легкомысленно себя ведем?

И у него возникали подобные сомнения. Но он помнил о том, что всю свою прежнюю жизнь был слишком серьезен. Не допускал легкомыслия. И вот чем все обернулось.

Он сказал ей об этом. Она благодарно посмотрела на него.

— Спасибо, что ты меня вытащил. Сама бы я не отважилась бросить гостей. Вообще, сегодня ты немножко не такой, как прежде…

— Какой же?

— Трудно определить. Ну, более решительный, что ли. И это мне нравится.

— А прежний — не нравился?

— О чем ты? Ты ведь знаешь, что первый шаг сделала я… Но ты знаешь: женщине не всегда приятно быть на шаг впереди. Хочется быть слабой, неуверенной. И чтобы тебя вела твердая рука. Женщина ценит в мужчине не столько силу, сколько надежность…