Маньчжурская принцесса - Бенцони Жюльетта - Страница 24

• Предыдущая
• 24/77
• Следующая

– А, история с фистулой! – ответил Антуан, до которого дошло, о чем говорил портье.– И что, эта дама его потомок?

– Прямой потомок, месье, и она этим чрезвычайно гордится.

В то время, как собеседник Антуана продолжал описывать умопомрачительную роскошь семьи Бегон, сам Антуан пытался понять, зачем это столь важной особе понадобилось интересоваться Орхидеей, да еще заставлять себя вставать так рано. Не находя никакого сколь-нибудь разумного объяснения этому, он с грустью решил, что настало время расстаться с четвертой банкнотой...

– А не соблаговолите ли вы мне дать адрес мадам генеральши... Лекур? А?

Но на этот раз портье, казалось, решил работать за честь и славу:

– Безусловно! О, месье, я сделаю это с большим удовольствием. С того момента, как газеты сообщили, кем оказалось это ужасное существо, мы теряемся в догадках по поводу нашей почтенной горожанки, милосердие которой нам хорошо известно. Конечно, вам стоит сходить к ней с визитом и попытаться урезонить ее: в любом случае ей не подобает заниматься убийцей! Да и вы сами...

Раздраженный до предела, Антуан устремил на портье испепеляющий взгляд:

– Убийцей? Давайте-ка, прошу вас, оставим при себе слишком поспешные выводы...

– Но месье, ведь газеты...

– Мы, к сожалению, заглатываем нередко с одинаковой жадностью и правду, и глупости. Прежде чем столь убежденно обвинять вашу клиентку, – а таковой она была, не так ли? – надо хотя бы немножко подождать...

– Подождать, но чего?

– Ну не знаю... хотя бы, чтобы ей отрубили голову! По крайней мере, тогда вы не подвергаете себя риску нападения с ее стороны за клевету! Всего доброго!

Этой ужасной насмешкой дурного тона Антуан оборвал разговор, взял свой ключ и направился к лифту, насвистывая песенку Баха. Все это было совершенно машинально, ибо сердце его не расположено в эту минуту петь от счастья. В этом сгущении туч, разделявших его с молодой женщиной, чувствовалась злая усмешка судьбы. Что связывало знатную даму, потомка управляющего каторжными работами Короля-Солнца, с маленькой маньчжурской принцессой, выскочившей пять лет тому назад из замкнутого мира Запретного города?

Чтобы хоть как-то привести свои мысли в порядок, Антуан решил немного отвлечься: принять ванну и плотно позавтракать. Лучшими моментами для размышлений для него были те, когда он лежал, погруженный в теплую воду ванной, чередуя эту процедуру с принятием холодного душа, чтобы избежать расслабления мышц, хорошеньким растиранием ремешком из конского волоса и английским лавандовым лосьоном. Заканчивались все эти процедуры чашечкой крепкого обжигающего кофе с хлебом с маслом, апельсиновым мармеладом, горячими рожками и тонко нарезанными кусочками ветчины местного изготовления.

Первым делом надо было нанести визит упомянутой знатной даме, чтобы разобраться в ее поведении. Что касается пассажирского судна «Хуугли», то оно должно было сняться с якоря послезавтра, а сейчас еще был четверг, а инспектор Пенсон прибудет лишь в пятницу. Времени, конечно, не так уж чтобы очень много, но, должно быть, достаточно, чтобы выйти на Орхидею.

А что, если он выйдет на нее? Что будет делать потом?

Это он представлял нечетко, рассчитывая на обстоятельства и на минутное вдохновение. Самым простым было бы на время спрятать ее в своем замке, причем туда же можно будет поместить и Пьера Бо с его сломанной ногой! Затем достать для Орхидеи фальшивые документы, взять у кого-нибудь из друзей яхту и отвезти ее ночью в Геную... а там уж посадить на любое судно и отправить в том направлении, в котором она пожелает...

Не совсем законная сторона этого мероприятия отнюдь не беспокоила совесть художника, знаменитые кисти которого служили прикрытием его другой, скрытой деятельности: агента секретной службы при 2-ом Управлении, причем агента очень ловкого. Но была и еще одна сфера, гораздо более засекреченная, которой он занимался, это его деятельность в качестве «любителя» драгоценных камушков. Уже не раз он подкидывал многие дела комиссару Ланжевену и его коллегам, которые об этом даже и не подозревали.

Таким образом, набросав свой план, Антуан выбрал элегантный утренний костюм в светло-серую полоску, оттенив его жилетом более сдержанного тона, надел котелок, взял перчатки из тонкой кожи и, набросив сверху пальто, посмотрел на себя в зеркало со смешанным выражением удовлетворения и раздражения: как он не любил прихорашиваться! Но был вынужден признавать, что иногда это необходимо. Например, когда вы отправляетесь нанести утренний визит даме знатного происхождения неопределенного возраста.

Итак, прифрантившись, как положено, он спустился в холл отеля и приказал подать ему экипаж.

Фиакр доставил Антуана по адресу, указанному портье гостиницы. Довольный тем, что поездка стоила небольших расходов, он уверенным шагом направился к решетке внушительного здания, расположенного неподалеку от Прадо. Дом, похоже, был выстроен при Наполеоне III и на первый взгляд показался ему отвратительным. Он питал отвращение к стилю трубадур, с его башенками, островерхими готическими крышами, окнами с переплетами и всем тим хламом другого века, который производит экзальтирующее впечатление на дам, воображающих себя принцессами далеких времен, живущих в сомнительном ожидании возвращения некоего рыцаря-крестоносца, отправившегося по меньшей мере на добычу гурий Магомета или на охрану гробницы Христа. К счастью, великолепный сад окружал это чудовищное строение, в котором гениальный садовник ухитрился удачно собрать максимум вьющихся растений, усыпанных цветами. В самом деле, плетистые розы, жасмин, кусты бугенвиллии удачно сошлись здесь, чтобы удовлетворить фантазии архитектора.

Чопорный дворецкий, которому Антуан вручил визитную карточку вместе с извинениями за столь раннее посещение, впустил его в просторный холл – площадью не менее двадцати пяти метров на восемь, – откуда широкая в два витка лестница вела к нависавшей вокруг зала галерее. Стеклянная крыша рассеивала веселый свет ясного утра, струившийся на настоящий лес папоротников, среди которого были расставлены пуфы и низкие широкие кресла, обитые красным бархатом, производившие впечатление огромных клубник, выращенных в теплице. Указав торжественным жестом на самую крупную «клубничину», слуга оставил Антуана одного.

Вскоре он вернулся и предложил посетителю следовать за ним. Дворецкий провел его в салон первого этажа, напоминавшего колоннами и крестовыми сводами миниатюрную готическую часовню, где были собраны трофеи музеев Юго-Восточной Азии: ширмы, покрытые черным лаком и расписанные золотом, статуи Будды, танцующий серебряный Шива, ковры, китайский фаянс, прославившийся восхитительным ярко-бирюзовым цветом, стеклянные витрины, уставленные таким количеством блестящих предметов, что рассмотреть их с первого взгляда было просто невозможно. Наконец, несколько кресел черного дерева, привезенных из Пекина, неудобство которых постарались возместить дедушками, обтянутыми фиолетовым бархатом.

Покинутый в этом пахнущем фимиамом и сандалом мирке, Антуан вскоре увидел входившую в салон хозяйку дома, импозантную, несмотря на маленький рост даму, одетую в поплиновое платье цикламенового цвета, отделанное кружевом. Седые волосы красиво обрамлял такого же цвета муслиновый капор-шарлотка с лентами. Стоя посреди зала, не подумав даже предложить гостю сесть, она ожидала, когда, после краткого обмена приветствиями, Антуан закончит наконец извиняться за столь ранний и к тому же незваный визит. Впрочем, он был краток, так как выражение лица старой дамы не располагало к многословию:

– Мадам генеральша, я не позволил бы себе беспокоить вас, не имея та то серьезной причины: дорогой мне друг, дама, только что исчезла в Марселе, и у меня есть все основания думать, что вы ею интересовались...

Маленькой пухлой ручкой, украшенной простым золотым кольцом, она указала на одно из широких жестких кресел черного дерева, а в ее фиолетовых глазах заиграл веселый огонек, который она уже некоторое время скрывала под красным лорнетом в аметистовой оправе.

• Предыдущая
• 24/77
• Следующая